Суды над колдовством. Иллюстрированная история

Нормы обращения, выработанные в Средние века для еретиков, разумеется, распространились в эпоху Ренессанса на «ведьм», уделом которых стали тёмные зловонные подвалы и крепкие оковы. Увы, у этих новых узниц не было великих целей, поэтому им вдвойне тяжело было переносить тюремные страдания. Если прежние еретички знали, во имя чего они терпят муки, то мнимые «колдуньи» воспринимали своё заточение как вопиющую несправедливость. Что чувствовали например, жена и дочь бургомистра, ещё вчера ложившиеся спать в тёплую постель, приготовленную слугами, а сегодня оказавшиеся на гнилой соломенной подстилке во власти ледяного озноба?

Протоколы казней наполнены записями: «дочь канцлера», «жена советника», «сестра викария», наконец, просто «дворянка». Для этих изнеженных женщин наступала настоящая катастрофа, когда их грубо обыскивали в поисках дьявольских амулетов, а потом в сорочке из мешковины швыряли в сырую камеру. Наверняка многие были сломлены ещё до начала допросов. Узница могла наговорить на себя всё, что угодно, после одной только ночи в подвале, холодом напоминающем могилу, а смрадом сточную канаву или выгребную яму.

Франсиско Гойя. Офорт из серии «Капричос»

Мёртвые молчат.

История не сохранила воспоминаний о застенках для ведьм, написанных самими узницами. Десятки тысяч женщин и девушек ушли в небытие, не рассказав о том, что с ними приключилось. Неграмотные крестьянки не смогли бы этого сделать, даже если б захотели. А образованные дамы (коих тоже погибло немало) не получили такой возможности по злой воле тюремщиков. О какой бумаге могла идти речь, когда даже маленькая записка оставалась для большинства недостижимой мечтой!

Чудом сохранились для потомков лишь краткое письмо колдуна Юниуса, коряво написанное искалеченными в тисках пальцами, и послание Ребекки Лемп. В этих трогательных документах нет ни слова о тяготах тюрьмы — только горячая мольба к родственникам: «Не верьте, ради Бога не верьте в мою вину! Я не имею ничего общего с колдовством!»

Эта глава была бы совсем другой, если бы хоть одна из ведьм смогла пробить стену молчания, выстроенную убийцами в рясах и судейских мантиях. Но описания тюрем оставлены только сторонними наблюдателями. Даже те авторы, которые лично беседовали с заключёнными, не могли написать что-то подобное мемуарам Бенвенуто Челлини. Кому приходилось читать эту книгу, тот не может без содрогания вспомнить страницы о замке Святого Ангела. А ведь режим, от которого чуть не погиб знаменитый ювелир, не сравнить по жестокости с тем, что был создан специально для ведьм.

Ни одна женщина не поведала нам о том, как она, лязгая тяжёлыми цепями, пыталась отогнать наглую свору крыс, кусающих голые ноги. Нет воспоминаний о подземельях, где заключённых обрекали на полную неподвижность, распиная на кресте или запирая в колодки. Вся эта бездна горя, страха и унижений сгорела в пламени костра.

Так что же? Может быть, здесь сгущены краски? Вопрос законный. Старые тюрьмы давно срыты. Умерли ведьмы, их судьи и тюремщики. Что же осталось? Осталось немногое. Но по этим мелочам можно судить о целом. Разве не являются своеобразным документом рисунки старинных мастеров? На этих рисунках узницы изображены босыми — и не только в XVI и XVII веке, но даже в начале XIX, когда современник инквизиции

Франсиско Гойя создал знаменитую серию о заключённых. Заметим, что во времена Гойи духовные трибуналы уже не были так суровы, как н зените своего могущества. Тем не менее женщины и девушки, которых мы видим на его графических листах, вызывают к себе острую жалость. Одна бессильно лежит на соломе. Руки скручены за спиной. Другая прикована за ноги к стене тяжёлыми цепями. А вот общая камера. Узницы спят. «Не надо их будить, быть может, сон — единственное утешение несчастных», — сочувственно пишет на полях испанский художник. На этих и многих других листах узницы предстают босиком. Они облачены в лёгкие платья, которые едва ли могут защитить от холода.

Жестокость режима в тюрьмах для ведьм трудно преувеличить. Там должно было быть хуже, нежели в любом другом месте, поскольку чародейство называли «исключительным преступлением». Для того чтобы лучше представить себе обращение с колдуньями, надо вникнуть в общий контекст эпохи. Порядки в тюрьмах, как известно, зависят в первую очередь от уровня жизни. Светлые удобные камеры современной Европы стали возможны только благодаря росту благосостояния. Есть неписаный закон, по которому жизнь за решёткой должна быть тяжелее, чем в целом по стране, иначе меч Фемиды никого не напутает. Триста — четыреста лет назад, когда простонародье влачило поистине жалкое существование, карательная политика базировалась на казнях и истязаниях в местах лишения свободы. Посмотрим же, что творилось в тюрьмах с уголовными преступницами.

Николай Бессонов. На цепи. Рисунок. 2001 г.