Суды над колдовством. Иллюстрированная история

Питер Брейгель. Ведьмы. Иллюстрация. XVI в. Фрагмент.

И всё же как ни опасно было заниматься врачеванием, желающие не переводились. Чтобы подстраховаться от возможного обвинения в колдовстве, знахарки отчётливо молились вслух, призывали на помощь Христа и Деву Марию, осеняли кровать заболевшего крестом. Короче, поступали также, как бесчисленные целители нашего времени, которые не появляются на телеэкране без креста на груди. Разумеется, Церковь тогда, точно так же как и сейчас, осуждала эти наивные попытки примазаться к сё авторитету.

Разница состоит только в том, что ныне в церковном арсенале не осталось сожжения на костре и священники ограничиваются проникновенной проповедью, а прежде Церкви хватало власти для расправ над всякими подозрительными лицами. Балле де Моура, португальский инквизитор, писал, что, если колдуньи используют святые слова, это только отягчает их вину. Делается такое только для введения невежд в заблуждение. Не перевелись ещё наивные люди, которые не видят ничего дурного в том, чтобы искать исцеления у колдуньи.

Им, видите ли, достаточно того, что вслух произносится молитва и лечение после этого действует (1958 стр. 481).

Не удивительно, что многие видные деятели Церкви открыто декларировали такую позицию. Знахарки отбивали хлеб у католических священников, которые сами ходили по домам и читали особые молитвы. Священника звали и к постели хворого ребёнка, и в хлев, где находилась скотина. Как же можно было отдавать такую статью дохода конкурентам?

Удивляет другое. Осудив ведьм, которые занимались целительством, духовенство так и не повело против них войну на полное истребление. Процент погибших знахарок сравнительно невелик, и, похоже, что они замыкают список осуждённых. Зато по полной программе раскручивались дела иного рода — о приступах массового безумия в монастырях. Разумеется, в главе, посвященной зловещим чарам, нам не обойти эту тему вызвавшую на излете ведовских процессов шквал суеверной литературы.

Надо знать, что представляли из себя женские монастыри в XVI–XVII веках, чтобы не удивляться эпидемиям одержимости, которые охватывали то одну, то другую обитель.

Часто в монастыри отдавали девушек из знатных семей — родителям было дешевле сделать дочь монахиней, чем выдать замуж с положенным приданым. Конечно надо было сделать денежный взнос, но он был меньше расходов на свадьбу. Отцы знали, что будущее дочерей будет безбедным, а внешне всё это обставлялось как желание посвятить себя Богу. К сожалению, затворницы тяготились уставом. Им хотелось вольной жизни, они мечтали о любви — вместо этого надо было делать постное лицо, бить поклоны и стоять на коленях. Отвращение к святости нарастало год от года. Однажды наступил момент, когда оно прорывалось наружу. Воззрения эпохи позволяли делать это почти законно. Если монахиня начинала выть, срывать с себя одежды виновной считалась не она, а вселившийся в неё демон (и конечно же тот, кто навёл порчу). Она могла плевать на распятие, богохульствовать и вести фривольные разговоры. Важно было только оставаться в роли жертвы. При некоторой смекалке гнев следствия легко было направить по удобному пути. Именно так погиб несчастный священник Урбан Грандье в 1634 году.

«Одержимые бесом» женщины — дочери аристократических фамилий, вступившие в общину урсулинок, — обвинили его в колдовстве. На свою беду он бывал в Луденской обители по долгу службы. Его обязанностью было принимать исповедь. Сестры в присутствии следственной комиссии катались по полу, выкрикивая богохульства вроде:

«Да будет проклята Мария и плод, который она носила!» (Канторович, 1899 стр. 127–132)

Они пользовались неприличными выражениями, которые могли вогнать в краску самых развращённых мужчин, и столь развязно обнажались, предлагая себя присутствующим, что могли бы удивить обитательниц худшего в стране борделя (Robbins, 1959 стр. 316, 317). В результате Грандье был казнён, а монахини вышли сухими из воды. Из них лишь изгоняли бесов молитвой и заклинаниями.

Опасные забавы Луизы Капо и Мадлен Демандоль, французских монахинь из другой обители, привели к казни священника Гофрили. Поскольку девушки считались околдованными, им позволялось все; возводить на Господа Бога громкую хулу, петь любовные куплеты, ржать по-лошадиному. Мадлен во время службы срывала со священников головные уборы и разрывала на них ризы. А Луиза Капо, завидуя своей товарке, происходящей из более богатой и знатной семьи, стремилась перещеголять её в проявлениях одержимости. Когда отец Гофриди был казнен, Мадлен прекратила безобразия и сделала вид, что излечение совершилось, но опьяневшей от вседозволенности Луизе одной смерти показалось мало. Три месяца спустя, то есть 19 июля 1611 года, она возвела поклеп на слепую девушку Онорию. В результате та была сожжена. Эти событии в монастыре Экс-ан-Прованс были описаны в книге, наделавшей много шуму и переведённой с французского на другие западноевропейские языки (1958 стр. 20–25).