Суды над колдовством. Иллюстрированная история

Так оно и случилось. Когда страдалицу привязали к топчану, она повторила свои оговоры, и безвинная горожанка тоже попала под суд (Lea, 1939 стр. 735, 736)… То, что произошло с этой женщиной по чистой случайности, в Бамберге ввели в систему. Там арестованных водили по улицам с надёжной охраной и, угрожая новыми пытками, заставляли указывать на первых встречных. На каждой площади, на каждой улице надо было наугад назвать несколько человек. К концу роковой прогулки список колдовской секты пополнялся на пару десятков фамилий. Впрочем, некоторые персоны, богатые и знатные, были намечены заранее — их имена для верности подсказывались (Robbins, 1959 стр. 293).

Мейфарт однажды резонно заметил, что раз уж невиновная попала в тюрьму, она может оговорить только невиновных. Те, кто занимается колдовством, ей просто неизвестны (Lea, 1939 стр. 736). Судей такие сентенции просто бесили. Их мечтой было уничтожить всех скептиков. К счастью, это было невозможно. Даже в самые, казалось бы, безнадёжные времена маловеры не переводились. Всегда оставались люди, не верящие в ведьм вообще. Конечно, опасаясь за свою жизнь, они помалкивали, но стоило волне террора пойти на убыль, они упрямо поднимали головы. Можно было бы доказать это сотнями и тысячами примеров. Однако за недостатком места ограничусь лишь одним доказательством. Буквально каждая книга демонологов призывает все громы и молнии на головы скептиков, которых, дескать, особенно много развелось в наши дни. Причём «нашими днями» бывает здесь назван XV, XVI или XVII век — короче, то время, когда жил благочестивый автор. Даже пик гонений (эпоха Реми и де Ланкра) не внёс в умы желанного единодушия.

Итак, идея сжечь всех, кто не верит в ведьм, с самого начала была нереальной. Видя это, борцы с колдовством ограничились задачей попроще: уничтожать тех, кто высказывает запретные мысли вслух. Священник, написавший вольнодумный трактат, адвокат, с излишним рвением защищающий подсудимую, судья, который отказался вынести смертный приговор, — вот мишени, по которым били фанатики. Здесь они преуспели куда больше, чем в тотальном контроле за умами сограждан.

Николай Бессонов. Линия судьбы. Х., м. 1997 г.

Хотя зачем разделять? Гибель неосторожных скептиков была уроком для остального населения.

А разлитый в воздухе страх — прекрасный инструмент воздействия на умы.

Какие значительные посты занимал Дитрих Фладе! Вицегубернатор Трира, ректор университета, городской судья… Тем не менее он был в 1589 году сожжён как колдун и защитник колдовства. Выбить на него клеветнические оговоры оказалось нетрудно (Robbins, 1959 стр. 201–205). Точно так же погиб тридцать лет спустя Георг Хаан, вице-канцлер Бамберга. В меру своих сил этот человек препятствовал ведовским процессам в родном городе и навлёк на себя подозрения. Остальное, по сути, было делом техники. Обвиненный в сочувствии чародейству, Георг Хаан был в 1628 году сожжён вместе с женой и дочерью (1958 стр.35) Как знать, сколько благородных порывов удалось задушить, отправив на костёр эту несчастную семью? Фридрих фон Шпее писал: «Кто поставит на карту своё доброе ими и честь, чтобы, презирал опасность, ввергнуть себя в несчастье ради одного слова правды (Spee, 1939 стр. 165)?»

Итак, добившись от сограждан внешней покорности, борцы с дьяволом творили такое, чему почти нет аналогов в бурной истории человечества. Насилие стало рутиной. В городах и деревнях срезались целые слои. Ни для кого не было секретом, какими средствами добывают признания, но спасаться бегством решались считанные единицы…

Иногда спрашивают, почему женщины западноевропейских стран так безвольно ждали ареста. Разве они не видели, как жгут ведьм десятками? Почему не пытались исчезнуть хотя бы те, чья судьба висела на волоске? Я склонен объяснять это двумя причинами. Вопервых, побег рассматриваем как улика, достаточная для ареста и пытки. Такой подход к беглянкам был недвусмысленно закреплён в руководствах Карпцова и Бинсфельда.

Епископ Бинсфельд, в частности, писал: «Они разбегаются туда-сюда, когда боятся дурной славы, или когда ждут ареста, или знают, что сообщницы схвачены и вот-вот назовут их имена. Их мучает мысль о наказании за нечестивые деяния. Они бегут из одних мест в другие, ища покоя, и не находи его (Lea, 1939 стр. 600)».

Немудрено, что почти все, зная о судейских предубеждениях, ждали решения судьбы дома. Вдруг пронесет? Была и вторая причина — боязнь подвести семью. Паническое бегство было равносильно признанию вины. Оно могло привести к конфискации всего, что было нажито трудом многих поколений. За землю и недвижимость тогда держались цепко, ибо это была единственная защита от голода. Да и просто ли было покинуть родину? Стоило начаться охоте на ведьм, как каждый начинал зорко следить за соседским домом. Ближайшие подруги считали долгом доносить друг на друга. Магистраты, в свою очередь, стремились контролировать каждый шаг горожан. Без их позволения кое-где нельзя было даже съездить в гости к родственникам.