Суета сует

Полина Ефимовна не ответила. Она достала папку номер два — «бытовые», отыскала переписку по вопросу Морозова и, стараясь не встречаться с ненавидящими глазами женщины, сухо сказала:

— Сейчас я позову товарища, он вам все объяснит.

Она позвонила Сергею Ивановичу и, придав голосу бархатистые нотки, попросила:

— Сергей Иванович, извините, пожалуйста. Тут женщина пришла с жалобой. Зайдите, если не трудно, поговорите с ней.

Когда пришел Сергей Иванович, Морозова не обратила на него внимания. Она выпрямилась на стуле, замерла, только руки беспокойно и непрестанно теребили зеленые, вязаные варежки.

— Здравствуйте, — Сергей Иванович прошел к столу, палил в стакан воды. — Я вас слушаю.

— Морозова я, — с вызовом сказала женщина. — С Завалихинского кирпичного завода.

Сергей Иванович вытряхнул из стеклянного цилиндрика на ладонь таблетку, бросил ее в рот. Запил, поморщился.

— Гадость какая… Продолжайте, продолжайте.

— Насчет мужа я. Муж мой, Василий Кузьмич, работал на том заводе, — громко начала Морозова, но тут же сникла и дальше уже продолжала ровным, без выражения голосом: — В прошлом годе попал он в несчастный случай, и с того разу началась наша беда…

— Та-ак, — протянул Сергей Иванович. Он читал письма Морозова, потирал лоб, кривился. — Слушаю, слушаю.

— А дело было вот как, — опять заговорила Морозова, смолкшая было после восклицания Сергея Ивановича. Она скосила глаза на переписку. — Послали их, мужиков, значит, глину возить из карьера. Это место, где глину копают, — решила уточнить и впервые посмотрела на Сергея Ивановича: понимает ли? — А дождь прошел, ну и склизко, ясно дело, и на рельсы глина, понятно, налипла. Вагонетка возьми и опрокинься, и зашибла мужика моего.

— Угу, — Сергей Иванович принял еще одну таблетку и теперь тянул из стакана воду, не отрывая глаз от бумаг.

— Ну вот, мастер и говорит: иди, мол, Василий, в больницу. Бюллетень мы тебе оплотим сто процентов, а акт давай составлять не будем. Чтоб, значит, травма вроде не на производстве. Мужик мой, дурак, возьми и согласись. Зачем же людей подводить, если они по-хорошему. Ладно, — женщина с силой вцепилась в варежки, скомкала их. — Провалялся он эдак с месяц. Заплатили, правда, хорошо, грех жаловаться. Сто процентов… Вот вышел он это на работу и говорит начальству — так больше работать нельзя: грязь, дескать, тяжело, и из карьера, и на формовку, и в печь, и из печи — все на своем пупе таскаем. Премии не плотют, потому как план не выполняется… Те сперва то да се — сделаем, мол, механизацию, условия труда лучше сделаем. А потом надоел им мужик мой, они и уволили его…

— Так сразу и уволили? — не поднимая глаз, спросил Сергей Иванович. Он читал ответ директора и желчно усмехался.

Морозова испуганно взглянула на него.

— Зачем сразу? Не сразу. Сперва его на легкий труд перевели: болен, дескать. Он и впрямь ослаб после несчастного случая. Потом во ВТЭК направили, чтобы по инвалидности, значит, уволить. Василий шуметь начал. Я, говорит, скажу, что на производстве здоровье потерял. Они, начальство-то, смеются. Говори, говори, а документа-то у тебя нету. Однако испугались и по сокращению штатов уволили.

«По сокращению!» — Полина Ефимовна торопливо взглянула на Сергея Ивановича: как бы эти слова не натолкнули его на мысль и в своем отделе произвести сокращение штатов, и так же торопливо отвела глаза. Она смотрела, по-прежнему исподлобья, на Морозову, на ее серое, рано постаревшее лицо с остреньким носом, и Полине Ефимовне было не по себе. Она встретилась со взглядом женщины и не выдержала, опустила голову — такая тоска и обида были во взоре посетительницы, точно у побитой дворняжки. Увидела руки Морозовой — красные, со вздувшимися суставами, с крупными, неженскими ногтями — представила на секунду, а что, если б и у нее были такие же руки? И испугалась. Отвернулась поспешно, посмотрела на Сергея Ивановича. Тот глядел в стол, размеренно поглаживал волосы, маскирующие лысину. Так он всегда делал, когда был недоволен.

— И вот, значит, — монотонно продолжала Морозова, — уволили его. А теперь нас из квартиры выселяют. Квартира-то казенная, заводская. Если работаешь — живи, а нет — уходи. А куда идти, зимой-то? Дали отсрочку месяц. А что месяц? Мужик мой в стройконтору ходил устраиваться, а там не берут. Видать, с завода упредили. И квартир у них пока нету…

Полина Ефимовна вздохнула, передернула плечами, поправляя огромный мохеровый шарф. Морозова увидела это, опустила глаза.

— Дрова кончились. Другой уж месяц прошу привезти — не подвозят. А у нас маленьких двое. Холодно, морозы на дворе… — Она говорила все тише и тише и вдруг всхлипнула, прижала к глазам варежки.

— Ну, ну, — Сергей Иванович насупился. — Не надо плакать. Разберемся.

— Все так говорят, — женщина крепилась, пыталась говорить спокойно, но голос ее дрожал. — Мы куда только не ходили, куда только не писали. Вам вот два раза…

Она все-таки не выдержала. Отвернулась к стене и, вцепившись зубами в варежки, пискнула.

Сергей Иванович страдальчески скривился.