Суета сует. Бегство из Вампирского Узла

Века уносились прочь. Тьма сгущалась, кружилась вихрем... и он кружился с ней вместе, тонул в черноте, пока она не исторгла его из своего темного чрева. Место было то же, но времена изменились; он не знал, какой сейчас год, но одно осталось неизменным. Затхлый, тяжелый воздух. Крысы все так же носились по сточным канавам, однако улицы больше не были вымощены булыжником. По улицам сновали угрюмые люди в серых плащах: руки в карманах, взгляды — в землю. Вообще людей стало заметно больше; ночную тишину заполнил шум механических двигателей, которые словно высасывали из людей жизнь; на смену вампирам пришли громадные стальные устройства, отравляющие воздух своим коптящим дыханием. В небе светила все та же луна, но деревянные балки и штукатурка сменились серой кирпичной кладкой. Все те же улицы и та же река, под мостами которой спят все те же бездомные, полуодичавшие дети... он пробирался сквозь шумную толкотню. Была уже ночь — летняя ночь в Лондоне, слишком жаркая для этих мест, — но на улицах было полно народу. В узких улочках, где тусклый свет фонарей едва разгоняет сумрак и девочки задирают перед прохожими юбки. Они кричали ему: «Сэр, не хотите попробовать мою киску?» или «Всего шиллинг за час превосходной беседы», — и все прочее в этом духе, а ведь некоторым из них было не больше семи-восьми лет, думал он. Где-то там, в темноте, невидимые большинством людей, джентльмены в черных сюртуках, с бакенбардами и в надвинутых на глаза шляпах деловито спешили якобы по своим делам, едва заметно кивая встречным прохожим, которые, в свою очередь, вели себя так, будто они ничего не видят.

Слишком много людей. Слишком много крови. Ему надо насытиться... осталось лишь выбрать жертву. На самом деле выбрать случайную жертву — это не так уж и просто, когда вокруг столько соблазнов. Запах крови сводил его с ума, и он понимал, что если сейчас же не выберется из толпы, то уже не сумеет противостоять искушению. Так много крови, такой разной крови, прямо здесь и сейчас... горький аромат крови, смешанной с абсентом... кисловатый душок свежей менструальной крови... дурная кровь мужчины, умиравшего от туберкулеза, который лежал в канаве и выкашливал свои легкие. Кровь, кровь, кровь... он свернул за угол.

Маленький переулок, такой узкий, что едва протиснешься. Здесь не было ни души. Он метнулся во тьму и тут же наткнулся на что-то... мужской ботинок. Испугавшись, он обернулся крысой, вдохнул зловоние, исходившее от старых носков, и уже был готов стремительно убежать прочь, когда уловил тонкий аромат свежей крови. Он поднял глаза, чтобы посмотреть, чем был занят мужчина. Он прижимал к стене юную проститутку, задрав на ней юбку. Правой рукой мужчина зажимал девушке рот, а левой резал ее влагалище бритвенным лезвием. Девушка страшно кричала, но из плотно зажатого рта вырывался лишь сдавленный хрип. Мужчина отшвырнул что-то в сторону: отрезанные половые губы. Горячим потоком хлынула кровь. Мальчик почувствовал, как внутри нарастает голод — неумолимый, жестокий, — и этот голод не мог заглушить даже ужас, обуявший его при виде такого изуверства. Мужчина явно вошел во вкус. Лезвие бритвы скользило вверх, все увеличивая разрез; в бледном свете луны кровь была черной, как деготь. Мальчик заглянул мужчине в глаза, они горели возбуждением. Злодей рассматривал свою жертву с жадным, чуть ли не восторженным интересом, словно ученый, изучающий некий диковинный экземпляр, доселе неизвестный науке; и в то же время в этих глазах были холод и какое-то отрешенное спокойствие... Да, этот мужчина был безумен. Мальчик хорошо знал подобный тип — ведь ему довелось побывать среди многочисленных жертв Синей Бороды, — и он уже понял, что ничто не спасет эту девушку, невинную, маленькую шлюху.

Бритва резко дернулась — вверх и вглубь; из распоротого живота вывалились кишки. Девушка потеряла сознание. Она дернулась, ее тело безвольно обмякло. Мужчина убрал руку от ее рта и начал запихивать себе в рот вывалившиеся кишки, обрывая их прямо руками. Из горла умирающей женщины вырвался сдавленный крик. Кровь текла по рукам убийцы. Он был высокого роста. Его лицо было мертвенно-бледным, и эта потусторонняя бледность слегка отливала синевой — вероятно, из-за лунного света; казалось, что он вовсе не человек, а порождение ночи — такое же, как и сам мальчик... и все же он был человеком, потому что мальчик слышал его дыхание, слышал, как течет кровь в его венах... Мужчина задумался на мгновение; возможно, пытаясь решить, стоит ли резать девочку дальше. Где-то вдалеке раздался вой сирены. Мужчина бросился бежать. Девушка рухнула на мостовую.