Суета сует. Бегство из Вампирского Узла

Целый лес, которого не найдешь ни на одной карте. Лес из человеческих тел. Тяжелый, густой запах крови — Раду еще никогда не встречал столько крови, сосредоточенной в одном месте. Мужчины, женщины, дети — все обнаженные, все посажены на колья, торчавшие из земли. Не все они были мертвы: кто-то истошно кричал, кто-то стонал, кто-то просто безмолвно смотрел в пространство невидящим взглядом. Повсюду, куда ни кинь взгляд, — мертвые и умирающие в страшных муках. Ряд за рядом. Где-то на горизонте они сливались с настоящим лесом, и невозможно было сказать, где заканчивался этот лес смерти и начинались настоящие деревья.

Здесь уже собралась большая часть войска султана, в руках каждого воина горел факел. Мехмет и Раду спешились. Они стояли прямо возле ряда посаженных на кол детей, которых кто-то, обладающий чувством извращенного эстетства, расположил по росту. Чуть в стороне были женщины с вырванными грудями. А рядом с ними — мужчины, в рот каждого были запиханы эти самые груди. У кого-то были отрублены руки и ноги и насажены на отдельно торчащий неподалеку кол. Некоторых из женщин посадили на кол, впихнув копье не в прямую кишку, а во влагалище; некоторые были подвешены на крючьях, вонзенных прямо под ребра. Неподалеку виднелось страшное ожерелье, составленное из детских голов, рядом с ним — из мужских рук. А дальше было еще страшнее: целый ряд женщин, с которых живьем была содрана кожа — окровавленными лоскутами она колыхалась на ветру неподалеку от их изуродованных тел.

Какая зверская жестокость.

Зловоние было просто невыносимым.

— Сколько их? — громко выкрикнул Мехмет.

— Больше десяти тысяч... — раздался в ответ крик кого-то из воинов, которые пересчитывали тела, — ...пока мы насчитали столько. Но это еще не все.

Вампир с удивлением понял, что это красиво. Красиво и страшно — этот изумительный ковер смерти. Две широкие улицы кольев пересекаются под прямым углом, образуя крест, как бы лежащий на склоне небольшого холма, так что на верхнем конце креста просто просится изображение лика Спасителя, распятого на настоящем кресте, — там, где были самые маленькие из детей, посаженные на колья, торчавшие из земли концентрическими кругами, их нежная кожа, казалось, испускает таинственное сияние в лунном свете.

Все это в каком-то смысле напоминало икону.

«Мне должно стать больно и плохо от одного этого вида, — подумал Раду. — Неужели на меня больше не действуют все эти религиозные символы: кресты, святая вода? По телу прошла только легкая дрожь — и не более того».

И вот тогда Раду понял, что сила символов теряет свою власть над ним. Пройдет еще какое-то время, и его суеверные страхи оставят его. Возможно, что именно его собственный страх перед этими символами, а не вера людей в их силу, и давал смертным власть над ним.

— Друг мой, все это — творение рук твоего брата, — сказал султан. — Может быть, зря ты просил его освободить из темницы. Мои люди зовут его kaziklu bey — колосажатель.

Неужели Мехмет уже забыл, что он сам сотворил с настоящим Раду? — подумал мальчик-вампир. Разве ему в голову не приходила мысль, что всему этому Дракула научился в турецких застенках? Сколько иронии таится в том, думал он, что смертные так истово осуждают деяния других, а сами творят то же самое, если не хуже.

— Клянусь тебе, Раду, — провозгласил султан, — я свергну с трона это чудовище. И поставлю тебя во главе Валахии!

— Но, Мехмет, — тихо проговорил Раду, — я тоже чудовище.

Ночь

...и поезд тронулся.

За окном проносились пейзажи... нет, не просто пейзажи: миры... такие разные миры.

Новая Гвинея была словно соткана из ткани фантазий; словно сама Луна отполировала ее зеленую поверхность своим призрачным светом. Одинокие деревеньки, разбросанные тут и там... жители деревень иногда слышали странный звук, как будто мимо проносится поезд, но, конечно, не видели никакого поезда: он летел в шелесте ветра, мчался на всех парах сквозь густой, влажный подлесок... щебет ночных птиц был гудком этого поезда, призывное кваканье лягушек — стуком колес.

Если вжаться лицом в стекло, там, в ночи, омываемой лунным светом, можно увидеть такое, что всегда остается невидимым. Гору, где колдуны все еще молятся Ахура-Мазде; пещеру Сивиллы Кумской, где она до сих пор изрекает свои пророчества; древний замок Тиффуже, где Жиль де Рэ, герцог Синяя Борода, продолжает пытать и калечить детей; костер, на котором сжигают Жанну д'Арк; развесистую смоковницу, на ветвях которой все еще вешают Салемских ведьм.

— Смотри, — сказал Тимми. Мимо них проплывали улицы Нью-Йорка, аллеи Тауберга, мощеные улочки старого Лондона... величественные здания Константинополя... Карпатские горы.