Суета вокруг барана

Прошло три дня, наступил четвертый (отсчет времени в экспедиции теперь пошел не от рождения Христова, а со дня приобретения барана). По лагерю дежурила Александра Федоровна, Геродот вел себя примерно, и никаких претензий друг к другу они не имели. Приготовив обед, археологиня спокойно подремывала, а баран так же спокойно пощипывал травку. Произошедший в дальнейшем некорректный поступок барана трудно объяснить. То ли его душа все-таки взалкала свободы. Прекрасной свободы, когда неторопливо ходишь в своей отаре бок о бок с другими баранами и чувствуешь себя полностью независимым: каждый баран может думать что хочет и даже блеять, что хочет и когда хочет, и никто его за это не упрекнет, не осудит, не укусит.

А возможно у барана и в мыслях не было ничего об этой пресловутой свободе. Возможно, он вообще по своим убеждениям не был республиканцем, считал свободу вредным излишеством и предпочитал диктатуру с человеческим лицом, которую успешно осуществлял в его родной отаре черный волкодав. Не исключено также, что он просто увидел невдалеке большой аппетитный клок травы и потянулся к нему - ведь вполне естественно, что барану захотелось съесть клок, который лучше других. Он был чистокровным потомственным бараном, и ничто баранье не было ему чуждо.

Впоследствии в экспедиции немало спорили, но так и не пришли к единому мнению: к свободе рвался баран, или к вкусной еде. И что для барана важней? Сам же баран по поводу своего поведения никаких пояснений не дал, что, в конечном итоге, послужило основанием для многочисленных рассуждений о загадочном бараньем менталитете.

13

Время близилось к обеду когда профессор, наблюдавший на кургане за работой студентов, вдруг, неожиданно для всех, закричал:

-- Ой-ой-ой! Ой-ой-ой-ой!

Может быть, кому-нибудь и приходилось когда-то слышать кричащего изо всех сил профессора, доктора исторических наук и декана, но этим студентам подобного и в кошмарном сне не могло присниться. Они твердо знали, что их профессор такого себе позволить не может.

А профессор кричал самым невообразимым образом и крик этот совершенно не подходил ни к его внешнему виду, ни к внутреннему содержанию. Так что все впали в некоторую оторопь. Оторопеешь тут: стоит на вершине полураскопаного кургана пожилой человек с хорошо заметным брюшком и солидной ученой степенью, машет руками и хорошо поставленным профессорским баритоном вопит что-то совершенно непонятное. Причем никакого гениального открытия он перед этим не совершил. А если бы и совершил, то должен был, как Архимед кричать: "Эврика!" "Эврика!" - уж это-то все хорошо знали.

-- Тридцать целковых убежали! - перешел, наконец, профессор от невнятных эмоций на великий и могучий русский язык. - Тридцать целковых!

И все сразу поняли, что дело касается Геродота. Правда, профессор вроде бы несколько преувеличивал масштабы трагедии постигшей человечество: принадлежащие коллективу тридцать целковых никуда не убегали и вели себя вполне пристойно. Они мирно паслись, ничем не показывая, что задумали что-то коварное. Хотя паслись они уже не в черте лагеря, а несколько далее.

Но профессор барану не верил. Благодаря своему крестьянскому происхождению, он хорошо знал коварную баранью натуру и ожидал худшего. И Лисенко поведение Геродота тоже не понравилось.

-- Очень своенравное и упрямое животное, и совершенно невозможно предвидеть, что он сделает в следующую минуту, - выдал он барану довольно нелестную, но, возможно, вполне заслуженную характеристику. У Лисенко предки тоже были коренными крестьянами, имели дело с баранами и при помощи ген подсказывали своему потомку, что доверять мирному виду барана ни в коем случае нельзя.

Остальные же довольно спокойно смотрели на флегматично пасущегося Геродота и никакой трагедии в том, что веревка и колышек не удерживают его теперь в пределах лагеря, не видели.

-- Надо ловить, - вздохнул Лисенко.

Любое нормально сообщество людей тут же, не пытаясь определить интеллектуальный уровень барана и его моральные качества, отправилось бы ловить убежавшую скотину. Но будущие историки, почувствовавшие на семинарских занятиях вкус к дискуссиям, уже не были способны на такое простое действие.

-- Зачем его ловить, если он никуда не убегает, - привычно возразил Петя Маркин. - Слово "ловить" здесь вообще совершенно не подходит. Просто надо пойти, взять за веревку и привести его в лагерь. Думаю, что это вполне может сделать дежурный.

-- Э-э-э, ты не представляешь, с кем мы имеем дело. Ты думаешь, что это глупый баран. Нет, Петя, это хитрейшая скотина, умело маскирующаяся под глупого барана.

-- Геродот? Он же тихий, спокойный и очень миленький, - публично продемонстрировала свое невежество в отношении нрава барана Серафима. - Ему просто захотелось погулять и его вполне можно понять.

-- Нет, он ушел из лагеря без разрешения и поступил неправильно, - не согласилась Верочка. - Этим самым он нарушил негласный договор, по которому мы должны о нем заботиться, а он не должен никуда уходить.