Суета вокруг кота

— Еще чего, не дождешься! — строптиво хмыкнула я. — Вера — понятие относительное. А сильнее веры в богов и удачу может быть только вера в себя… — Я помолчала, а потом нараспев продекламировала:

Судьба меня не раз ломала,
Кричала: «Брось груз, не неси!»
Но я хрипела и стонала,
Себе сто раз напоминала —
Не верь, не бойся, не проси.

Разбавив сильно слезы кровью,

Ее дразнила: «Укуси!»
Не поступилась я любовью,
Твердила в пику многословью —
Не верь, не бойся, не проси.

Друзей немало потеряла,

Хотя молила: «Их — спаси!»
На злато честь не променяла
И принципу не изменяла —
Не верь, не бойся, не проси.

Враги и те перед судьбой

Вразбежку, словно караси,
Уплыли следом за водой,
Позволив мне вершить самой —
Не верь, не бойся, не проси.

Века минуют, все мы сгинем,

Хоть Богу просьбу вознеси,
Но грех с души, конечно, скинем,
Коль прежней силы не отринем —
Не верь, не бойся, не проси.

— Изумительные стихи! — восхитился Кирилл. — Чьи они?

— Королевы Алиеноры, — с такой гордостью, будто сама их сочинила, сообщила я. — Можно сказать, что она — мой кумир. Ну та самая, которая родила полукровку… Помнишь, я тебе рассказывала?

— Помню, — кивнул любимый. — И не понимаю, откуда она черпала силы для борьбы за свое счастье… А еще, вообще ничего не понимаю в происходящих вокруг нас чудесах, — пожаловался он. — Ну как такое возможно, чтобы хибарка, внешне крохотная, изнутри оказалась больше моей квартиры?

— Пересечение миров, — пояснила я. — Грань как раз проходит по территории этого кладбища. Отсюда и его особенная сила. В таком месте возможно всякое…

— Точно, — подтвердил грубый голос, и из-за угла домика вышла баба Зина. — Место тут особенное. Поговаривают, будто раньше здесь располагался то ли древний могильник, то ли святилище какого-то всеми забытого бога. Точнее не скажу, возможно, что все это просто сказки…

— Вот-вот, чем меньше знаешь, тем больше накручиваешь, — тихонько усмехнулась я, склонная скорее поверить собственным ощущениям, чем в какие-то сомнительные байки.

— Раньше… А вы-то сами давно тут живете? — насторожился бдительный Кирилл.

— Я-то?.. — Женщина бесцеремонно пихнула его в бок, требуя подвинуться, и умостилась рядом с нами. — Хм-мм… — задумалась она, загибая пальцы и беззвучно шевеля губами, похоже, что-то подсчитывала. — Да, выходит, лет восемьдесят уже…

— Чего? — Кирилл недоверчиво дернулся, едва не столкнув меня в снег. — Вы же на столько не выглядите! Вы — намного моложе!

— Ай, спасибо, парень! — расплылась в польщенной улыбке сторожиха. — Да только по моим подсчетам за сто лет мне уже явно перевалило!

— Как же так? — Капитан ошеломленно хлопал глазами.

— Да ты зря не нервничай, ведь мы со смертью давние подруги, — снисходительно махнула рукой сторожиха. — Чего нам с ней делить? Она людей к себе прибирает, а я — помогаю ей все правила и обычаи соблюсти. Невыгодно ей от моей помощи отказываться. Вот и получается, что покуда я ей нужна — она меня не тронет. А я ее не боюсь, даже наоборот…

— Наоборот? — не уловил сути ее поучений мой нао.

— Не ценят люди смерть, и зря, — назидательно втолковывала ему баба Зина. — Ведь если разобраться по существу, то жизнь — самая нелепая штука, суета сует! Полжизни работаешь, чтобы себя прокормить, детей поднять, жену утешить, а жизнь-то и пролетает! Вот и получается, что только в смерти есть подлинное очарование! — Она ностальгически вздохнула.

— Нет уж, спасибо, — быстренько отказался Кирилл, — мы как-то на тот свет не торопимся…

— Ой ли? — лукаво прищурилась сторожиха. — А чего вы тогда Врата-то ищете?

— Так они же не двери в ад, а Врата вечной жизни! — напомнил ей Каталкин.

— Смерть, жизнь — все едино! — упорно гнула свою линию баба Зина. — Две стороны одной медали. Нет между ними в принципе никакой разницы. Ведь жизнь не только суета, но и самая страшная штука в мире. Кстати, именно она-то людей и убивает — постепенно лишая их молодости, здоровья, мечтаний, любви… Жизнь, а не смерть! Эх, молодые вы еще, ничего не понимаете… — Она печально вздохнула.

Судя по всему, наша беседа явно заходила в тупик. Ночной холод усиливался, звезды сияли все ярче, а на философские рассуждения о бренности бытия нас почему-то не тянуло. Взвесив все вышеперечисленные обстоятельства, Кирилл решил форсировать события.