Суфии. Люди пути. Беседы о суфизме

Но в случае мыслей есть серьезная опасность — существуют миллионы философских систем, и вы можете бесконечно путешествовать от одной системы к другой. Еще большая опасность, что вы создадите собственную систему — просто выбирая, заимствуя некоторые мысли то тут, то там, вы можете создать свою собственную систему. И тогда реальность не будет оказывать вам вообще никакого сопротивления, потому что реальности нет дела до того, о чем вы там думаете. Никто не обращает внимания на ваши мысли. Это индивидуально, это ваше дело. Это больше никого не заботит, поэтому вы можете продолжать думать и создавать свою систему бесконечно.

Неслучайно великие философы имеют тенденцию сходить с ума. Это не совпадение, что всех великих философов на Западе рано или поздно приходится помещать в лечебницы для психически больных. Когда вы подходите к самому краю мысли, вы утрачиваете всякую связь с реальностью, вы становитесь безумными.

Что такое безумие? Это утрата связи с реальностью, вы оказываетесь так поглощены своими мыслями, что думаете, будто бы они — единственно существующая реальность.

Один человек, которому нравилось изучать всевозможные философские системы, написал мастеру-дервишу, Абдул-Азизу из Мекки, спрашивая, не мог бы тот поговорить с ним, чтобы провести сравнения.

Итак, прийти к такому мастеру, как Абдул-Азиз, и сказать, что хочешь немного поговорить, затеять беседу, дискуссию с ним, чтобы можно было провести сравнения с другими системами... это абсолютно глупо. Это похоже на ситуацию, когда вы хотите пить, вы читали о воде, прекрасную поэзию о воде, вы видели великолепные картины о воде, а потом вы спрашиваете у реки: «Могу я прийти и немного поговорить с тобой, чтобы я мог сравнить свои мысли о воде с твоими представлениями о воде!» Река просто рассмеется над вашей нелепостью, над вашей глупостью. Вот река, вы просто можете пить и утолить свою жажду.

Спросить мастера, подобного Абдул-Азизу: «Я хочу прийти и поговорить с тобой, чтобы провести сравнения», — это просто верх глупости. Человек приходит к мастеру не для того, чтобы говорить, но для того, чтобы видеть. Человек приходит к мастеру не для того, чтобы дискутировать, потому что дискуссия создает только барьер, она создает туман, и видение становится невозможным — человек приходит к мастеру, чтобы ощутить вкус того, что значит быть реализованным. Человек приходит к мастеру, чтобы сделать глоток из его чаши. Человек приходит к мастеру, чтобы получить возможность видеть сквозь мастера, потому что он стал открытым. Он — окно, он больше не стена. Если вы подойдете достаточно близко, вы можете видеть его глазами, вы можете слышать его ушами, вы можете чувствовать запах его носом, вы можете получить небольшой проблеск от его сердца.

Человек приходит к мастеру, чтобы приблизиться. Он просто просит благословений, ничего больше. На Востоке это давняя традиция, одна из древнейших традиций.

Когда люди с Запада приезжают на Восток, они не могут понять, что происходит. В Индии, или в Иране, или в Аравии люди проделывают путь в тысячи миль, чтобы увидеть мастера, чтобы просто увидеть мастера. Они не зададут ни единого вопроса, они просто приходят. И это тяжелое, изнурительное путешествие. Иногда люди проходят пешком тысячи миль, чтобы просто взглянуть на мастера. Западный ум не может понять, в чем суть. Если вам нечего спрашивать, почему вы идете? Зачем? Западный ум понимает, как вести разговоры, но он забыл, как «быть с». Он знает, как спрашивать, но он забыл, как пить. Он знает интеллектуальный подход, он не знает двери сердца — что есть способ соединяться и взаимодействовать за пределами слов, что есть способ соучастия за пределами слов. Поэтому люди с Запада всегда были озадачены людьми Востока, которые проходят пешком тысячи миль, проделывают долгий, изнурительный путь, нередко опасный, и наконец приходят к мастеру, чтобы просто коснуться его стоп и попросить его благословений. Потом они уходят удовлетворенные, счастливые.

Многие люди спрашивали меня, почему, когда я даю саньясу людям с Запада, я разговариваю с ними, а когда даю саньясу индийцам — нет. В чем дело? Меня не интересуют индийцы? Почему я не говорю с индийцами? Почему я не пытаюсь передать что-то посредством языка?