Суфийские ордены в исламе

Как мы уже говорили, шейхи ордена играли роль местных пастырей, отсутствующих в официальном исламе. В отличие от улемов у суфиев не было классовых различий. Правда, шейхи составляли отдельную религиозную прослойку с наследственными правами, но в общем и они, и их окружение были довольно близки народу. Их институты, будь то киргизская ханака, турецкое текке или магрибинская завийа, а также дома, всегда гостеприимно открытые для бедняков и путников, служили для них источником душевного утешения и каналом связи с потусторонним миром. Дервиш, вербуемый из народа и давший обет воздержания и бедности, был частичкой этого народа. В этом смысле почтенный шейх, равно как и оборванный дервиш, отличался от прослойки улемов, которых независимо от их социального происхождения ортодоксальное образование и взгляды уводили далеко от понимания истинных духовных и социальных нужд народа. В Сирии выходцу из деревни было трудно продвинуться в юридических науках и попасть в число 'улама, поскольку все высокие посты обычно предназначались для привилегированных клерикальных семей. Ал-Муради рассказывает[648] о том, как некий шейх из Дамаска был презираем за свое деревенское происхождение и получил кличку "карави фаллах" (деревенщина). В Египте было проще проникнуть в элитарную среду законников, используя свои знания и способности, чем в Сирии. Отношения этой прослойки с народом часто затруднялись тем, что его представители, несмотря на порой тесные связи с престижными орденами, преследовали народные секты (таифа) и многолюдные собрания для чтения мулидов, т. е. все то, в чем духовно нуждался народ. Упадок орденов в современном мире оставил брешь, так как клерикального сословия, которое могло бы заполнить ее, не было.

Религиозная практика орденов для отдельного человека была средством психического отдохновения, которое давало возможность получить душевное успокоение тут же в общине. Молитвы, оккультные и магические обряды орденов успокаивали души и страсти, умиротворяли или исцеляли психические и телесные недуги, и все это способствовало как личной устойчивости, так и социальной стабильности. Во время нашествия саранчи на Дамаск в 1747 г. "глава джебавитского братства вышел тогда на улицу со своими сторонниками, с барабанами и знаменами, и они отправились молиться к гробнице Ситт Зайнаб к востоку от Дамаска. Возвратившись вечером, они обошли город и совершили досу перед Сераем. Они молились и призывали Бога уничтожить саранчу"[649]. Сам факт наличия гробницы и присутствия тех, кто был избран Богом, независимо от того, одержимые (маджанин) они или вдохновленные (маджзубин), был благом для народа.

В своем исследовании двух текстов, посвященных двум сайидам, жившим в XV в. в Восточном Иране, Жан Обэн пишет: "Множество ханака в Иране XV столетия живут в мире сновидений, прорицаний, предчувствий и символов. В 939/1532-33 г. Михраби, выражая мнение, которое многие разделяли, писал, что присутствие бесноватых и блаженных (маджанин ва мад -жазиб) непременное условие преуспеяния и счастья любого города, "так как поверхность их души ничем не замутнена и отражает грядущие события. Все, что исходит от них, слова и действия, должно дать какой-то результат, так как они всегда полны значения""[650].

Многие ордены открывали сферу религии женщине, не признаваемой, в сущности, официальными религиозными институтами. Женщины могли стать "сочувствующими" членами общины, они могли руководить женскими кружками[651], а некоторые даже становились дервишами. Но все же для большинства женщин религия была сосредоточена вокруг местного вали, т. е. святого, покоящегося в гробнице, и посещение его могилы по пятницам и в праздники было главным событием в их религиозной жизни. По пятницам особенно четко выступали различия между мужскими и женскими религиозными обычаями. В этот день все мужчины отправлялись в пятничную мечеть (джами') выразить свою солидарность участием в общей ритуальной молитве, в то время как женщины с подарками и приношениями шли к гробнице святого или на кладбище, чтобы обратиться с просьбой к духу — обитателю могилы или вызвать его.