Гермиона достала из своего кармана что-то, что при беглом взгляде казалось достаточно большим. Драко подумал, что Грейнджер, наверное, было неудобно таскать с собой эту штуку, учитывая столь тесные джинсы — он обратил на них внимание, когда она выходила в туалет и шла к его столику. Затем Малфой вспомнил про Уменьшающие чары. И почувствовал себя глупо — пусть даже о его мыслях не знал никто, кроме него самого.
Гермиона положила на стол то, что оказалось коробкой — тёмно-синей, длинной и довольно узкой. Его имя было выведено на крышке тем же аккуратным почерком, которым Грейнджер последние четыре года записывала его слова. Что поразило Драко в первую очередь, так это его имя. Одно лишь имя, без фамилии — чёрные буквы почти терялись на тёмном фоне. Но что его шокировало до помрачения рассудка, так это понимание. Он смотрел и знал, что крылось внутри этой коробки — ему даже не нужно было её открывать. И от этого знания его сердце перестало биться, словно сверху на него поставили пресс-папье.
Драко поднял глаза на Гермиону, оторвав взгляд от её неровных ногтей и осторожных пальцев — по вытертой поверхности стола она подтолкнула коробочку к его нетерпеливым рукам.
— Грейнджер, — он собирался сказать не это и выдал свои чувства тем, как задохнулся и сбился, но Гермиона только улыбнулась ему в ответ.
— Открой её.
Драко покачал головой, закрыл рот и постарался сглотнуть. Он начал произносить слово, первая согласная оцарапала язык, и ему пришлось замолчать и откашляться. Горящее горло перехватило, и Драко снова его прочистил.
— Спасибо, — ему пришлось сделать над собой усилие, и голос прозвучал хрипло и низко, переполненный всеми теми эмоциями, в которых он бы никому не признался.
Но Гермиона видела его насквозь. Как обычно.
— Открой её, — она улыбнулась, подталкивая коробку к нему поближе.
Ему показалось, что его тело деформировалось, и всё внутри — даже кровь и кости — наполнилось мелкими иголочками. Драко напряженно замер, будто ты ждал, что вот сейчас всё исчезнет. Пропадёт, если он не будет сидеть неподвижно. Это был один из тех значимых моментов, когда всё меняется и жизнь становится чуточку иной. Один из тех, что он заметил. И, по непонятной причине, Драко был напуган до полусмерти.
— П… Позже, — он кивнул, его ладонь обхватила коробку, и из горла вырвался странный, непроизвольный звук.
Грейнджер не выказала энтузиазма при мысли о том, что не сможет этого увидеть. Но она приняла его решение, сообразив, что лучше не давить. По замерзшей позе и заиканию она наверняка поняла, что Драко сейчас совсем непросто. Слишком сложно осмыслить происходящее в присутствии другого человека.
Он и не надеялся, что сумеет справиться. Что сможет открыть эту коробку, пока на него глазеют чужаки. Это был личный момент. Очень личный. Даже будь они тут вдвоем с Грейнджер, он всё равно вряд ли бы решился. Потому что не доверял самому себе. Он с трудом сдерживал слёзы.
Франция, после Башни: 3 года, 4 месяца
— А знаешь, что забавно?
— Грейнджер, все твои шутки незабавные, так что прекращай.
— Ха-ха…
— Я на полном серьёзе.
— Это не шутка, — она дёрнула ногой в воде, взметнув вверх брызги. — И мои шутки смешные. Это у тебя нет чувства юмора.
— Не-а, это просто ты несмешная.
— Я смешная…
— Тебе становится легче, когда ты себе врешь?
— Ну а тебе, похоже, становится легче, когда ты ведёшь себя как придурок.
— Да, я живу в большем согласии с самим собой.
Гермиона издала раздражённый звук, а Драко улёгся на причал и, почувствовав тепло дерева, прикрыл глаза. Это был один из тех невыносимо жарких деньков, которые нельзя предугадать. Драко работал и жил в зданиях, где было негде охладиться, так что ему оставалось либо отправиться на озеро, либо изнемогать в духоте.
Он не особо понимал, как Грейнджер умудрилась его отыскать, но у неё явно был к этому талант. Она всегда его находила. Гермиона объявилась полчаса назад, как раз тогда, когда жара чуть сдала свои позиции прохладному вечернему воздуху.
— Это цвета.
— Цвета? — он повернул голову и прищурил один глаз, глядя ей на спину.
— Ага. Вот, например, небо голубое — а откуда мы знаем, что оно голубое?
Драко моргнул, переведя взгляд на предмет разговора.
— Потому что его так назвали?
— Нет, я имею в виду… У нас у всех разный цвет глаз. Понимаешь? Например, твои серые, а мои карие. И что, если мы видим цвета по-разному? Может, мы их по-разному воспринимаем из-за пигмента нашей радужки, который накладывается на цвет объекта. Я…
— Вообще-то маггловская наука утверждает, что….
— Это пример. Откуда мы знаем? Нам никто не может этого сказать. Я могу воспринимать голубой голубым, а ты можешь считать его фиолетовым. Как бы мы тогда это описывали? О, это цвет неба… Ну, все его так называют, пусть даже для меня это твой фиолетовый. Не существует способов определить, выяснить, вижу ли я цвета иначе, чем ты. Мы просто зовём их одинаково. Невозможно даже проверить, по-разному ли мы их восприняли.
Драко сел и задумался, пытаясь отыскать брешь в её рассуждениях, но так в этом и не преуспел. В словах этой ненормальной был определённый смысл.