Суглоб

Пойду к проводнице. Обожаю проводниц. Раньше у проводников всегда была водка. А нет – пойду в ресторан. А вам не хочется поужинать, или позавтракать, не знаю, сколько теперь времени? Не хотите прогуляться со мной? Нет, конечно. Нисколько не сомневался. Вы – цельный человек. Вот, обдумываете что-то. Я прежде тоже был цельным человеком. Да.

Вы тоже познакомьтесь с проводницей. Бьюсь о заклад, это будет полезное для ваших дум знакомство. Ехать в поезде и не сойтись с проводницей – непростительный грех. Как писатель писателю рекомендую.

Я ненадолго. Отдохнете от меня. (Нервный смешок). Хотите грецких орехов?

Нет?

Воля ваша.

* * *

Вот – тот человек, которому я просто обязан рассказать о Гиперборее, подумалось мне.

Как же мы похожи! подумалось мне.

Отчего я в действительности не писатель? подумалось мне.

Должно быть, в проститутках мое мужское спасение, подумалось мне.

Уж не состоим ли мы в родственных отношениях? подумалось мне.

Пожалуй, что это первый из знакомых мне людей, которому по-настоящему был нужен мой рассказ, подумалось мне.

Не подцепить бы страшную болезнь, подумалось мне.

Предложу ему поехать со мной, подумалось мне, когда он исчез в мутном туннеле.

* * *

Продин больше не вернулся

Хотел приписать разумеется, но удержался.

Почему разумеется? Дело в том, что многие из тех, кто в последующем сделались моими персонажами, уходили от меня, что называется, на полуслове и не возвращались больше никогда.

Может быть, оттого и расселялись впоследствии в моей памяти?

Не исключено.

А что если я мог его спасти?

Хотел приписать навряд ли, но удержался.

Пусть будет запятая.

* * *

Продин свалился с верхней полки, точно мешок с углем. Наверное, вы знаете, что при опускании на землю такие мешки бесшумно взрываются хмурым облаком. То же самое при падении случилось и с Продиным.

Глухой безвольный звук и – продолжительная тишина.

Я старательно не смотрел на сделавшегося маленьким от согбенного положения и конфуза соседа, точно не заметил приключившейся с ним неприятности. Я пытался рассматривать пейзаж за окном, однако взгляд мой то и дело предательски возвращался к собственному отражению и своевольно устремлялся дальше, вглубь купе к застывшему в неловкости Продину. Моя борьба с пороком, как это бывает в большинстве случаев, завершилась бездарным поражением, апогеем которого явился показавшийся мне омерзительным смех падшего и его словечко низко.

Продин засмеялся и присовокупил, – Низко.

Разумеется, я принял замечание на свой счет, и тотчас горячая волна прокатилась во мне, сметая надежду и достоинство. Да, он прав, мое любопытство чудовищно, да еще при напускном безразличии, которое само по себе в сложившихся обстоятельствах…

– Низко здесь, однако, – продолжал бедняга.

Что он сказал?

– Низко здесь, однако.

Другое. Он имел в виду совсем другое! Слава Богу! Какое облегчение!

– Жаль, что вы не видели моего сальто-мортале. Смеялись бы до колик.

– Нет, нет…

– Да не тушуйтесь вы. В смехе нет ничего дурного. Смех – это нравственно. Высоконравственно. Нас отучают от смеха сызмальства, тем самым обрекая на сирость. Смейтесь, смейтесь без оглядки. Как только что-нибудь показалось вам смешным – смейтесь. И не думайте о том, уместен ваш смех, или нет. Смех всегда уместен. Я вам вот что скажу. Послушайте. Секрета большого не открою, но часто ли мы задумываемся об этом? Никогда. Послушайте. Там, – Продин указал пальцем на забавляющийся бледным огнем потолок купе, – там, скорее всего, будет не до смеха.