Вопрос о встрече с Рейганом стал предметом активного обсуждения в Кремле. Горбачев не разделял установку прежнего советского руководства, что такая встреча должна обязательно сопровождаться подписанием какого-либо серьезного соглашения. Если придерживаться такой точки зрения, говорил Горбачев своим коллегам, то встреча с Рейганом состоится не раньше чем через два-три года. Может быть, вообще не состоится. А время не терпит. Встреча нужна для знакомства с Рейганом и его дальнейшими планами, а главное – для завязывания личного диалога с президентом США. Амбициозным Горбачевым все сильнее овладевала идея встречи с Рейганом.
Такая позиция не очень нравилась Громыко, но он не мог навязать свои взгляды новому генеральному секретарю. Поэтому уже в ходе первой переписки с Рейганом Горбачев поддержал в принципе идею личной встречи.
24 марта Рейган получил ответное письмо Горбачева (на то, которое привез ему Буш). Письмо не носило полемического характера. Горбачев высказывался за деловой подход к советско-американским отношениям, который заложил бы основу для постепенного мирного развития этих отношений. Он выразил свое позитивное отношение к идее встречи и добавил, что не обязательно, чтобы такая встреча предусматривала бы принятие каких-то крупных документов. Главное – поиск взаимопонимания на базе равенства и учета законных интересов друг друга.
В этом письме Горбачев, таким образом, отошел от прежней позиции Кремля в вопросе о подходе к встречам на высшем уровне.
Фактически так оно и было воспринято Рейганом и Шульцем.
6 апреля меня пригласил к себе Шульц. Он принял меня в небольшой уютной комнате, примыкающей к его кабинету, которую он обычно использовал для доверительных бесед наедине. Шульц сказал, что хотел бы начать этой беседой своего рода обзор наших отношений с целью выявления прежде всего тех вопросов, по которым реально возможно продвижение, имея в виду прежде всего перспективу встречи на высшем уровне. А такая договоренность в принципе, как следует из обмена посланиями Рейгана и Горбачева, уже имеется. Именно так они понимают в администрации нынешнюю ситуацию. Другое дело, заметил Шульц, что к вопросу о месте и сроках встречи надо будет еще вернуться.
Я подтвердил, что мы таким же образом понимаем положение дел.
Мы, продолжал Шульц, особо отметили и положительно расценили в письме Горбачева его мысль о том, что встреча на высшем уровне не обязательно должна завершиться подписанием каких-то крупных документов, хотя если бы удалось выработать отдельные соглашения, то можно было бы оформить их и во время встречи. Это вполне созвучно и нашему подходу, подчеркнул он. О сказанном госсекретарь просил доложить в Москву.
В телеграмме правительству я сообщил, что администрация Рейгана, пожалуй, начинает реально исходить из возможности проведения советско-американской встречи уже в этом году и делает первые попытки осмыслить такую возможность. Хорошо бы подтолкнуть ее в практической плоскости.
Во время работы пленума ЦК Горбачев пригласил меня для беседы с глазу на глаз. Он сразу же стал развивать свои взгляды на наши отношения с США, задавая при этом много конкретных вопросов (его интересовало об Америке буквально все).
Он сформулировал основную стратегическую задачу: надо приложить все усилия, чтобы переломить нынешние враждебные отношения с США в сторону их нормализации и развития. При этом не следует драться из-за мелочей или затевать споры по идеологическим вопросам. Таких столкновений надо избегать во имя решения главной задачи.
Этим должен руководствоваться и я, как посол. Ближайшая цель – организация встречи с Рейганом. Таков был его наказ мне.
Горбачева очень интересовал вопрос: что же все-таки за человек Рейган? Убежденный антисоветчик? Бесспорно. Но поддается ли он убеждениям или безнадежен на этот счет? Антикоммунистический фанатик или все-таки прагматик? Можно ли с ним о чем-то договориться, или из этого ничего не выйдет?
Я отметил, что в течение первых четырех лет президентства Рейган откровенно демонстрировал свое враждебное, конфронтационное отношение к Советскому Союзу. Он и действовал в этом направлении, хотя и избегал ситуаций, чреватых военными столкновениями с нами. Он был категорически против возвращения к временам разрядки начала 70-х годов. Короче, у Рейгана было одно, весьма враждебное по отношению к нам лицо.
Однако в последний год-полтора у него стали проглядывать, правда, довольно туманно и весьма неустойчиво, черты прагматизма и даже некоторой заинтересованности в установлении с СССР каких-то контактов, вплоть до самого высокого уровня. Проходил ли он при этом, хотя и сугубо по-своему, эволюцию Никсона в отношении СССР? Трудно сказать. Мой опыт личных бесед с ним, сказал я, вместе с тем показывает, что с ним можно разговаривать.
К тому же у Рейгана, заметил я, не было ни одной встречи с кем-либо из советского руководства, кроме Громыко. А последний, как известно, довольно своеобразный собеседник.