Суицидология: Прошлое и настоящее: Проблема самоубийства в трудах философов, социологов, психотерапевтов и в художественных текстах

Она договорилась о встрече с психиатром, но потом сказала, что не видит в ней смысла, и что он ничем не сможет ей помочь. Я все же настояла, чтобы она сходила, и, вернувшись от психиатра, дочь сказала, что врач ей очень понравилась: «Она хороший специалист, она внимательно отнеслась ко мне и попросила опять прийти завтра». Она поговорила с Ивеном, который всегда был рад ее звонку.

Легкий иностранный акцент оттеняет рассказ Руфи, но ее английский вполне хорош, и она знает, что именно хочет сказать. Ивен же говорит тихо и неуверенно. Кажется, что он вот-вот заплачет.

Ивен:

Я очень хорошо помню тот день, потому что мы говорили два или три раза. Я провел у телефона примерно минут сорок пять. В девять вечера она позвонила вновь и сказала, что весь день чувствовала себя подавленной и не раз принималась думать о самоубийстве. «Что бы ни случилось, позаботься о моей собаке». — «Что ты имеешь в виду?» — «Я не знаю». И я спросил: «Ты собираешься покончить с собой?» Она сказала: «Не знаю».

Руфь:

С самого начала мы всегда много говорили. Мой муж тоже принимал в этом участие. Бесс всегда была готова поделиться своими чувствами.

Ивен:

Свидетельством того, как много мы говорили, было то, что она могла сказать мне, что хочет покончить с собой, и меня это уже не шокировало. У нас были десятки разговоров о ее смерти, и дело дошло до того, что она могла говорить мне об этом, а я продолжал делать то, чем был занят до разговора. Это показывало, насколько все мы были знакомы с ее системой взглядов. Подобные обсуждения стали регулярными.

На следующий день позвонил отец Бесс. А он звонил мне всего два-три раза за все те восемь лет, что я знал их семью: «С Бесс плохо. Приезжай скорее». Я хорошо помню свои тогдашние чувства. Я ехал на машине, всю дорогу плакал и шептал: «Боже, пожалуйста, не позволь ей умереть». А ведь я даже не верю в Бога. Потом я приехал сюда и, увидев на подъездной дороге машины, понял, что случилось худшее.

Руфь нашла Бесс мертвой, рядом с ней был пустой флакон из-под снотворного. Все они как-то не ожидали, что она может покончить с собой дома.

Обнаружение тела может быть большим потрясением даже для взрослых. Для детей же это в сто крат хуже. Это переживание остается с человеком на всю жизнь.

Мэй:

Мне исполнилось восемь, значит, это было в 1931 году. На Рождество отец дома покончил с собой; он повесился, и, к сожалению, именно я нашла его; это было очень тяжелым испытанием, оно преследует меня до сих пор. Даже сейчас, когда я думаю об этом, мои глаза наполняются слезами. Это всегда со мной. Я была его любимым ребенком. Незадолго до случившегося я читала ему книгу, потом он сказал, что устал, и велел мне уйти. Он сказал, что немного поспит и попросил прийти попозже.

Я помню о том, что произошло, во всех подробностях. Когда я нашла его, я подбежала и схватилась за его ноги. Я пыталась как-то удержать его. Но было уже поздно.

Я была его любимицей — почему он меня оставил? Я много думаю об этом. Несколько дней назад в журнале я увидела статью с одной иллюстрацией, и ракурс, в котором были сфотографированы ноги женщины, наводил на мысль, что она висит; это потрясло меня.

Я, наверное, никогда не смогу избавиться от этих переживаний.

Саре двадцать три года, она типичная старшая сестра — осторожна, но слушает других и разговаривает охотно. Патриции, сидящей напротив нее за столом, двадцать, она смущается. С трудом подбирает слова до тех пор, пока не начинает говорить о самом самоубийстве. Тогда ее речь становится беглой и вразумительной. Они живут в маленьком домике в рабочем районе города. Однажды утром Сара обнаружила, что их мать совершила самоубийство.

Сара:

Я не знаю, кто обнаружил тело. По-моему, я... Так ведь?

У меня было какое-то предчувствие. Я выносила мусорное ведро и увидела, что окно гаража запотело. Я поняла, что там кто-то должен быть — человек или животное. Затем я услышала, как работает мотор машины, и у меня появилось плохое предчувствие, я побоялась открыть дверь и побежала будить Патрицию.

Патриция подхватывает рассказ. Как у многих людей, переживших суицид близкого человека, детали самого события остаются для нее смутными, даже спустя два года.

Патриция:

Я до сих пор не могу вспомнить, кто открыл дверь. Не знаю даже, как я вышла из своей комнаты, как добралась от постели до гаража. Я не была уверена, поскольку в ее комнате наверху работало радио. Я боялась смотреть перед собой.