Суицидология: Прошлое и настоящее: Проблема самоубийства в трудах философов, социологов, психотерапевтов и в художественных текстах

Собрание текстов, посвященных суициду, сегодня невозможно представить без японских авторов или тем. Японская культура помещала суицид на почетное место, и это приковало к себе внимание европейцев. В данном разделе мы помещаем новеллы двух знаменитых японских писателей-самоубийц Рюноскэ Акутагавы (1892-1927) и Юкио Мисимы (1925-1970). «Жизнь идиота» Акутагавы — это поток сознания, отражающий ад его существования. В этом произведении находим и культурный слом — невозможность жить в традиционном японском укладе и невозможность раствориться в европейской культуре. Орудием пыток герою представляются, например, полки с книгами европейских авторов. Бесконечная цепь гибельных страхов, абсурда, не узнаваний инкрустирована в тексте краткими упоминаниями традиционных японских самоубийств, совершаемых второстепенными персонажами. В «Жизни идиота» находим отражение мучительного страха безумия и страданий творческой невыразимости. В 1927 году 35-летний Акутагава, с ранних лет одержимый идеей добровольного ухода из жизни, принял смертельную дозу веронала.

Юкио Мисима — может быть, самый известный в мире японский писатель. В Советском Союзе его, однако, не переводили и не печатали, во-первых, как апологета японского милитаризма, а, во-вторых, как ритуального самоубийцу. Мисима — свидетель разрушения японской культуры, ее вестернизации — поставил в центр своей эстетики символические фигуры японской традиции, гибнущие в современном мире. Дабы избежать гибели, герои Мисимы уходят из жизни добровольно и «красиво» традиционным ритуальным путем. Именно таков ставший хрестоматийным рассказ «Патриотизм», сюжетом которого является парное самоубийство молодоженов. В последние годы жизни писатель попытался перенести свой художественный мир в практику жизни и в 1970 году поднял на захват военной базы группу боевиков студенческой патриотической организации. После подавления мятежного выступления Юкио Мисима и один из его спутников совершили харакири. Фотография отрубленной головы знаменитого японского эстета обошла мир. Пожалуй, одной из своих вне художественных целей он добился, его смерть стала самым громким из писательских самоубийств всех времен и народов.

Свод текстов зарубежных авторов завершает произведение великого слепца, классика постмодерна Хорхе Луиса Борхеса (1899-1986). Борхес не только повторяет название первой апологии самоубийства Нового времени, трактата Джона Донна «Биатанатос», но комментирует, интерпретирует его. Пронзительная ирония Борхеса трактует эзотерическую задачу трактата Донна как доказательство самоубийства Христа. Идя дальше, Борхес предполагает возможным само существование человека и его истории как плодов самоубийства божества.

Ряд текстов раздела представляет русскую литературу. Как уже отмечалось выше, в России проблема самоубийств возникла в пореформенную эпоху, так как сопутствовала процессу ломки традиционных культурных установлений, то есть потере корней огромными людскими массами, миграции, урбанизации и пр., привлекла, прежде всего внимание писателей (Ф. Достоевский, Л. Толстой), но в начале XX века произошло то, что назвали эпидемией самоубийств, причем самоубийств в среде молодежи и интеллигенции. Общество не могло не обратить внимания на то, что добровольно уходят из жизни люди очень начитанные, и гневно вопрошающие взгляды обратились к литературе как к источнику самоубийственных идей. Писателям пришлось выдержать обвинения в создании провоцирующих на самоубийство произведений, а в 1912 году ответить на специальный опрос журнала «Новое слово»: «Как вы относитесь к проблеме самоубийства?» Резко отрицательно отнеслись к суициду как способу решения какой-либо проблемы почти все писатели, в том числе и те, в произведениях которых часто встречались «соблазны самоубийством», — Л. Андреев, А. Куприн, М. Арцыбашев. Так в России литература в очередной раз получила признание в своем превосходстве над жизнью.

Мы почти не включили в раздел те произведения русской прозы, которые были напрямую связаны с разочарованием молодежи в протесте и борьбе, с нигилистическим отчаянием перед «опустевшими небесами», с эпохой безвременья. Не включили, прежде всего потому, что эти произведения, как правило, иллюстративны и представляют ситуацию суицида молодых атеистов, революционеров, неудачников с прямотой и простотой протокола о вскрытии или статистического отчета.

В неожиданно юмористическом и пародийном духе трактуют тему самоубийства маленький рассказ Антона Чехова (1860-1904) «Два газетчика». Любое напряжение требует разрядки, и одна из самых серьезных, пугающих тем тоже подлежала разоблачению, особенно когда стала модной, популярной, разменной. Чеховский рассказ полон иронии и игры с культурными кодами. Один персонаж с удовольствием живет, умело, манипулируя разнообразными сообщениями о плодах цивилизации, а другой «с таким же удовольствием» и от той же цивилизации вешается. Опять «культурная» граница: один — внутри и живет, другой — вне и... «уходит». Других причин и нет, как бы замечает Чехов.