Сука

Оскалив пасть, я бросилась вперед. Из глотки вырвался рык, который помог мне успешно оттолкнуться. В два прыжка я нагнала бойца, зубами вгрызлась в связку под коленом и рванула кнаружи. Человека с автоматом мотнуло, он едва устоял на разъехавшихся ногах. Поднял двумя руками свое оружие над головой, отчаянно завизжал, стряхнул меня в диком пируэте и бросился бежать.

– Мать твою, господи…

Резцы сладко заныли. Я повернула голову. Второй боец, боясь себя обнаружить и не в силах отвернуться от меня, задом отползал в высокие кусты. Галопом я рванула в заросли мимо него. Он только зажмурился. Нет, то не было бегство. Я возвращалась к себе самой.

Бежала долго, с наслаждением, до полного изнеможения, когда силы есть только на вдох. Как я свободна! Тогда упала в мягкое небытие сухой травы, как в яму, и проспала до первых звезд. Проснулась, когда холод стал опасным. Согрелась одним коротким напряжением всех мышц и связок. Потянула спину, ягодицы, ноги. Прислушалась…

Вдали стоял тяжелый мутный вой. Был он еле слышен – так далеко, но шерсть моя все равно встала дыбом на затылке. Я завыла в ответ, но меня не услышали.

Скорее! Я неслась вперед, не разбирая дороги. Каждым шагом я чувствовала, что опоздала. Но должна была убедиться.

Взобравшись на кирпичную россыпь поваленного забора, в закатных сумерках я разглядела у руин большого дома добротную дощатую будку. Прикованная к ней цепью, обреченно выла крупная рыжая сука. Бока ее ввалились, шерсть свалялась клоками. Цепь разбила в щепу часть переднего угла конуры, но до свободы оставалось еще бессчетное количество ударов. Я бросилась вперед. В тот же миг она рванулась мне навстречу.

Ярость ее была беспощадной, а цепь – довольно длинной. Я едва успела взобраться назад, на свою насыпь. Я обращалась к ней, но цель ее была одна. Уничтожить меня. Подойти к будке так близко, чтобы освободить ее, она не подпускала.

Я применила весь свой арсенал. Кричала, выла, свистела – напрасно. Стремительно садилось солнце. Время уходило. В конце концов, я перестала бороться и посмотрела ей в глаза. В них не таилось, а горело огнем всеобъемлющее неодолимое безумие. Страх, одиночество и жажда довершили дело. Существо, оставленное одно умирать на цепи, теперь хотело только одного. Убить. Считаные часы остались ей до гибели от жажды, но этот жалкий монстр уже о жажде не помнил.

Первым выстрелом я перебила цепь. Дала собаке несколько секунд насладиться свободой преследования и тогда выстрелила в лоб. Короткий миг она летела птицей, потом потерялась в прыжке, не успев издать ни звука и кувыркнувшись через голову, упала мне под ноги. В смертном покое была она огромной.

«Я докажу… ты человек», – отчетливо прозвучало в моей голове.

Это Лермонтов. Миф из прошлого, давно казавшийся забытым.

«Человек! Хочешь?»

Тупо я смотрела на пистолет в своей руке. Поднялась тошнота, и тепленько вспотела ладонь под металлом. Когда-то этот предмет принадлежал самопровозглашенному боевому командиру. Когда меня расстреливали, я не вспомнила о нем. Все это время он оставался сзади за поясом. Кто я?

Я бросила ствол как можно дальше, он попал в сорный сухостой. Опустилась на колени. Рука непреодолимо потянулась к теплой спутанной шерсти… самое лучшее прикосновение в мире. Втянула ноздрями запах стреляного пороха…

Кто же? Кто я есть?

Вдох. Вдох и вдох, часто-часто… это место… эти звуки… я знаю. Я все, все помню!!! Всмотревшись в руины дома, я узнала их даже в густой тьме. Мое.

Мой запах. Мои стены. Я подошла к будке и ощупала остывающие доски. Я знаю каждую. На ощупь отыскала в глубине желтый пластиковый колокольчик. Он изгрызен и не гремит теперь: в нем шарика недостает …

Там я была убита взрывом. Это заняло какое-то время. Последняя страница моей тетради в клетку без полей помаячила перед мысленным взором и померкла, подрожала и погасла до пустоты. Она уже не будет мной написана.