Алексеев вяло и неубедительно становился «смирно»:
- Так точно, боец! – и тут же его тело само возвращалось в положение «вольно». – Вот я и говорю, может, провести разведку боем?
- С ума вы, что ли, сошли? – казалось, комбат сейчас расплачется. – Да поймите же вы, мы отступаем. Наш батальон в срочном порядке должен пере… – Тут он, спохватившись, переходил на крик. – Прекратить! Рядовой Алексеев!
- Ну, может, в Клюевку? Тут, говорят, деревня Клюевка неподалёку.
Комбат терялся совершенно.
- Какая Клюевка? Ничего не понимаю. Там же немцы…
- Так точно, немцы, – широко и весело улыбался Алексеев. Радость его в эту минуту, казалось, не знала предела. – Вот я и предлагаю разведку боем. Я и ещё три-четыре хуеплётчика устроим фрицам прощальный ужин со свечами. А что? Шугнём их маленько и сожжём Клюевку к чёртовой бабушке.
- Два наряда вне очереди!
- То есть, я так понимаю, моё предложение не прошло?
- Три наряда!
- Есть, – он переминался с ноги на ногу, медлил с уходом. – Скучно, ей-богу.
- Вон! – орал комбат. – Вон отсюда!
…
Мы нашли Алексеева утром. За баней, среди дюжины трупов. На теле его было десятка два ран, и каждая вторая явно смертельная. Рядом с бугром как верный, преданный пёс у ног хозяина, лежал Малыш. И на его большом сильном теле приютилось множество ран, но самое удивительное - он ещё дышал. Силился что-то сказать. Вернее, он говорил, но очень тихо, невнятно. Я склонился над ним, услышал:
- Ворьё нас надолго запомнит… Знай наших…
- Ты особо не болтай. Береги силы.
Но Малыш, напротив, собрав эти самые силы, на последнем издыхании завернул крутой, высшей сложности, большой матерый загиб и только тогда, довольный собой, окончательно успокоился.
Прихрамывая, подошёл Валет, тронул меня за плечо.
- Беда, Угрюм.
- Что ещё?
- Пришёл этап. Воровской. Их как минимум втрое больше нас.
- Говори.
- Их у ворот держат. Хозяин сказал, в БУРе нас спрячет. До завтра.
- А потом что? – спрашиваю.
- Выделит сопровождение. В ИТК Червонец пойдём. Там суки верх взяли.
- Откуда знаешь?
- Хозяин сказал. Там такая буза поднялась. Два дня бушевала. Админ за голову взялся – две сотни трупов.
- Так и тут у нас не меньше…
- Да…
- Ладно, собирай всех, идём в БУР…
…
Первые удары по подвешенной рельсе означают для зэков «подьём». Затем рельса приглашает сидельцев в столовую на завтрак. В третий раз по ней колошматят, созывая заключённых на развод.
После того как фраеров, мужиков и всякую криминальную перхоть увели на работу, нас вывели из БУРа и под усиленной охраной проводили за вахту. За вахтой нас усадили на землю у забора и приказали ждать. Видимо, старшой конвоя так и не получил точного распоряжения – куда же нас, собственно, этапировать.
Мы достали папиросы. Вдруг мне почудилось какое-то движение по ту сторону забора. Я невольно прислушался. Какие-то шорохи, шёпот… Ну точно!
- Алё! Кто там, - спрашиваю, - шорхается?
Оттуда в ответ крикнули с приблатнённым прононсом:
- Блядзи, вы ещё здеся?
Это были вновь прибывшие воры. Воры, как известно, не работают. Добраться до нас они уже были не в силах, но проигнорировать наше близкое присутствие честняги не могли, да и не хотели. Их тянуло к нам, как быков к тореадорам. Своим риторическим вопросом они приглашали нас к блатному лаю – эдакому безобидному выбросу энергии. Естественно, мы незамедлительно ответили.
Они:
- Блядзи, вы ещё здеся?
Мы:
- Вынюхали, шакалы? Слыхали, скоко мы ваших уделали?
Они:
- А с нами остаться бздите?
Мы:
- Мыльте жопы, мы скоро вернёмся!
Они:
- Не торопитесь, мужики должны успеть вам могилы вырыть!
Мы:
- Пусть роют, в них и ляжете!
Они:
- А пыль глотать не устанете, суки?
Мы:
- А вы землю жрать?
Они. Мы. Они, мы… Мы, они…
Возвращается старшой, мы поднимаемся, становимся в строй, но крики ни с той, ни с нашей стороны не утихают…
- Не умывайтесь пока, мы вас кровью умоем!
- А вы чтоб жили членососами!
- Чтоб вы срали колючей проволкой!
- Чтоб вы всю жизнь быков доили!
- Чтоб вы дерьмо без соли кушали!
Нас уводили в Червонец, а оттуда мы должны были отправиться в Девятку…
…
Около двух лет путешествовали мы по лагерям. Широка страна моя родная… Много в ней колоний, лагерей…
С каждым днём мы всё больше зверели… Оставляя за собой горы трупов… Своих и чужих…
Мы привыкли к запаху крови… Своей и чужой…
Мы зверели до такой степени, что часто бросались друг на друга. И убивали друг друга…
Мы забыли для чего мы живём… мы привыкли, что мы живём для убийства… мы забыли, что начали убивать, чтобы остаться в живых…
Господь, если он был, для нас уже умер… И мы для Него умерли навеки вечные…
Мы стали тем, за кого нас держали – бешенными суками! А ведь среди нас такие люди были…
Мы убили в себе всё человеческое…
Затем нас отозвали обратно.
За это время Прохоров ничуть не изменился. Только, может, стал выглядеть несколько уставшим. Встретил меня, как старого доброго знакомца.
- Вы молодцы. Не всё, правда, шло гладко, так сказать… Но в общем и в целом… Ты чего?
- Ничего. Жду дальнейших указаний.
- Да перестань! Ну что ты в самом деле, а? Давай поговорим, так сказать, по-человечески…
- А вы умеете?