Мне тоже стоило бы расстроиться по тем же самым причинам, но ничего подобного. Я была расстроена за себя.
***
Рори провел четыре недели в Детской больнице до того, как его разрешили забрать домой. Я вернулась на работу через три недели. К счастью, у Шеймуса были летние каникулы в школе, и он взял на себя заботу об обоих мальчиках.
В этот раз послеродовая депрессия была реальной. Я всеми силами избегала любых эмоций и это стало душить меня. Мне выписали таблетки. Они помогали справиться с перепадами настроения, но так и не привили мне любви к моим сыновьям.
Я видела, как Шеймус смотрел на меня. Вопросы типа «Что тебе нужно?» и «Как я могу помочь» были постоянным дополнением к нашим редким разговорам. Я знала, что он искренне хочет мне помочь, но также понимала, что, помогая мне, он думал, что помогает мальчикам. Помогает семье. Потому что Шеймус был абсолютно семейным парнем.
Я начала обижаться на то, что меня осуждают, даже если это делалось с хорошими намерениями с его стороны. Я стала чувствовать себя слабой и ранимой. У нас у всех была роль в моем маленьком театре, но послеродовая депрессия все портила.
***
Каю сейчас три года, а Рори один. Я приняла тот факт, что родила этих детей, и этого достаточно. Их отец любит мальчиков за нас обоих. У меня есть билет в рай — Шеймус. Он всегда отведет от меня зло. Неосознанно искупит все мои грехи. Слава богу, он не оставил меня. Он слишком ослеплен любовью к мальчикам, чтобы видеть меня настоящую.
Фасад остается нетронутым.
Глава 14
Нам нужен был герой
Шеймус
— Шеймус! — Судя по приглушенному крику, кто-то оказался в беде. Кому-то нужна помощь.
Мгновенно просыпаюсь, откидываю одеяло и немного неуклюже соскакиваю с кровати. Я стою в коридоре напротив детской комнаты, пытаясь вспомнить чей был крик о помощи — мужской или женский.
Мой полусонный мозг склоняется в сторону женского, когда я слышу его снова:
— Шеймус! — Вслед за этим кто-то тарабанит в мою дверь.
Сердце начинает стучать как сумасшедшее, но в то же время я расслабляюсь, поняв, что это не мои дети звали меня. Они в безопасности и спят. Я тащусь к двери, потому что уставшие и онемевшие ноги — не лучшее средство передвижения.
Открываю дверь и вижу Фейт, которая стоит на коврике в мокрой пижаме. Она тяжело дышит, но я не знаю то ли это от бега по ступенькам, то ли потому, что она напугана.
— Слава богу, Шеймус, нам нужна твоя помочь. В квартире Хоуп прорвало трубу, а Липоковских нет дома. Вода везде, и мы не знаем, как перекрыть ее.
Я опускаю взгляд на свое нижнее белье, понимая, что стоило подумать о скромности
Натягиваю шорты и говорю Фейт:
— Оставайся здесь с детьми, пожалуйста.
Она быстро кивает.
Я спускаюсь по лестнице, пытаясь не упасть в темноте. На тротуаре, перед дверью квартиры номер один стоит кресло, маленький столик и комод. Когда я стучусь в незапертую дверь, она приоткрывается на несколько дюймов.
— Эй, есть кто дома? — громко кричу я, не желая заходить в незнакомый дом без приглашения.
Из помещения, которое я принимаю за ванную комнату, выходит высокая и чрезвычайно худая женщина. Первое, на что я обращаю внимание в ней — это безысходность. Она выглядит как человек, которого жизнь била так часто, что жалость стало его постоянным спутником.
— Прорвало трубу. Я не знаю, как остановить воду.
Я захожу в квартиру, не представившись.
— Где у вас подсобка?
Она показывает на дверь рядом с кухней.
Я иду в подсобку по промокшему насквозь ковру. Главный вентиль подачи воды находится в подсобке рядом с печью и водонагревателем, как и у нас в квартире. Слава богу!
Когда мы слышим, что вода прекращает бежать, Хоуп облегченно вздыхает.
— Слава богу, — потупив взгляд, шепчет она.
Я киваю и подаю ей руку.
— Меня зовут Шеймус. Я живу этажом выше с тремя детьми. Уверен, вы уже заметили нас. — Я чувствую необходимость извиниться за тот шум, который мы создаем. — Мы пытаемся все делать тише, но простите, если телевизор работает слишком громко или если вы слышите, как сыновья играют в догонялки.
Женщина неохотно берет мою руку кончиками пальцев и пожимает ее.
— Меня зовут Хоуп, — говорит она, глядя на свои мокрые ноги.