Сука. Роль, которую продиктовала жизнь

Меня волновало совершенно другое. Я рассказывала о школьных годах, в подробностях высказала ему все, что испытала по отношению к нему, как страдала в своей семье, как искала свою мать. Один рассказ плавно перетекал в другой, нити речи терялись и переплетались, умирало старое и рождалось новое повествование – и так до бесконечности. Иногда я высказывала мысли, которые казались мне гениальными, но тут же их забывала, и меня это несколько раздражало. Первое время он вежливо поддакивал, но вскоре перестал.

После очередной истории он подошел к своему большому красному шкафу, наполненному пластинками, достал диск группы Scorpions и вставил в проигрыватель. Мы слушали все треки по порядку, даже прослушали эту пластинку несколько раз на повторе, но не заметили этого, а потом он поменял ее на следующую.

– Давай прослушаем все пластинки, которые у тебя есть? – предложила я.

– На это уйдет несколько лет, за весь вечер не прослушаешь, – ответил он. – Давай для начала покурим, а потом я покажу тебе остальные композиции?

Я согласилась.

«Может, нужно уходить?» – время от времени шептали внутренние голоса.

«Здесь небезопасно!»

«Этот человек хочет тебя убить!»

«Здесь говорю только я. Тебе сейчас нельзя ничего говорить. Ты можешь сказать лишнее, и эта информация сработает против тебя», – наставлял внутренний голос.

– Да прекратите вы, заткнитесь! – закричала я. – Устала вас слышать!

Максим Александрович засмеялся, завалившись ко мне на колени и покатившись по полу.

– Блин, что произошло? Что это было, что? – орала я в истерике. – Почему ты смеешься, что в этом смешного, идиот?

– Будешь так паниковать и называть меня идиотом, я с тобой не буду общаться! – сделал мне замечание совершенно чужой и ненужный мне человек. Я даже не знаю, кем он мне приходился. Я не могла назвать его ни другом, ни учителем, ни мужчиной. Он так и остался для меня безликим существом, но на этот раз его образ приобретал все больше омерзительных очертаний.

Голоса предупреждали меня, что я могу ляпнуть что-то сокровенное, что давно храню в себе и никогда не расскажу, а если сделаю это, то буду потом сильно жалеть. Это мои преступления, мои руки по локоть в крови, это моя месть за мать.

Поглядев за окно, я увидела, что на улице шел дождь. Идти домой нужно по сухой погоде, иначе я промокну и замерзну. Время проносилось невыносимо быстро, а я сидела и не предпринимала никаких действий. Когда часовая и минутная стрелка на часах соединились, у меня началась тревога.

«Как я поеду домой, на чем?»

«Готов ли этот человек оплатить такси, снять гостиничный номер, или он оставит меня ночевать у себя, в этой халупе?» – голоса не умолкали.

Оставаться наедине с человеком, которому я только что объяснялась в нереализованных чувствах, было страшно и даже опасно. Я намеревалась успеть на поезд, но как только часы пробили двенадцать, все шансы приравнялись к нулю. А мне все хотелось говорить и говорить.

– Уже поздно, – сказал Максим Александрович. – Может, продолжим наш праздник в другом месте? Поехали в…

– Ты не хочешь меня слушать и собираешься бросить меня в каком-то ночном клубе? – прокричала я.

Мне казалось, что меня никто не замечает. На мои глаза навернулись слезы, они стекали по щекам, падали на платье и ритмично стучали о жесткую обложку пластинки. Я раскачивалась из стороны в сторону, эмоции невозможно было остановить. У меня время от времени происходило такое, и вот опять началось. Словно крышу сорвало, а еще начались приступы тошноты. Я наклонилась вперед, уперлась руками в пол и рыдала, будто меня рвало. Мне казалось, что я падаю.

– Слушай, а я доберусь до дома? Мне кажется, не смогу, упаду, – сказала я, продолжая всхлипывать.

Он вытянул руки, взял меня за плечи, затем прижал к себе.

– Обними меня как можно сильнее.

Я обняла его, уткнувшись в грудь. Все тело дрожало, не то от волнения, не то от холода.

– Еще сильнее. Не можешь, что ли?

– Могу.

Я сжала руки с еще большей силой, от чего слезы потекли сильнее, и футболка Максима сделалась влажной.

– Значит, есть сила, – констатировал Максим Александрович и, словно давая мне разрешение, добавил: – Можешь идти.

Я собрала вещи, попрощалась. Максим проводил меня до двери, и я безвольно шагнула в подъезд. Послышался щелчок ключа в замочной скважине. Все тело ломило, адская головная боль рассыпалась по внутренним органам, словно мне вонзали отвертки в глаза и судорожно прокручивали их в момент взмаха каждой моей части тела. Лифта в доме не было, так что мне пришлось опираться о стены, чтобы не упасть во время спуска по лестнице.