– Так люди вели себя всегда – грешили, каялись и снова грешили, – ответил Радаев.
– Погоди, по этой логике ты тоже можешь снова совершить.
– Все может быть. У меня неустойчивая психика. Я живу и, наверное, жить буду по понятиям зоны. Здесь, например, нельзя безнаказанно оскорбить человека. Если тебя оскорбляют, нужно ответить очень жестко, иначе в тебе не будут видеть человека. А оскорбить на воле – два пальца… Я должен буду ответить. Значит, почти наверняка снова сяду. Или, например, нельзя доносить. А по вашим законам, недоносительство – преступление. Ну и так далее. Мы как бы в разных измерениях.
– Как же ты собираешься жить, когда выйдешь? – тихо спросила Анна.
– Мне надо уехать.
«Ну, правильно, – подумала Ланцева, – для того, чтобы стать таким, как все, ему надо быть подальше от той среды, в которой он вращался. А я, дура, что делаю?»
– Хорошо, – согласилась она. – Но позволь мне все-таки сделать это. Хватит, насиделся.
– Вкусные пирожные, – отметил Павел.
Ланцева подошла к Сапрыгину после пресс-конференции. Губернатор пространно отвечал на вопросы, давал возможность толковать его слова на все лады и потом никогда не обижался на дилетантские комментарии журналистов. К тому же Анна чувствовала, что он выделяет ее из общей массы.
Губернатор пригласил ее к себе в кабинет. Ему давно хотелось поближе познакомиться с этой женщиной, но проявлять инициативу было не в его правилах. Он только банально пошутил:
– Жаль. Когда-то я был красив и молод, а теперь только красив.
Ланцева решила расставить все по своим местам:
– К людям власти я испытываю только возвышенные чувства, – предупредила она.
Ей бросился в глаза портрет Путина. Очень уж маленький. И не над столом висит, а на другой стене.
– Вообще-то, портрет президента не должен превышать размер почтовой марки, – весело сказал Сапрыгин.
Он открыл бутылку французского вина, плеснул в бокалы, усадил Анну в мягкое кресло, уселся напротив. И продолжал балагурить:
– Люди, которым доверена большая власть, должны с первого взгляда угадывать человека. Любого, будь он ниже или выше их. И с первого взгляда определять, как с ним разговаривать. Что значит «руководить»? Это значит – знать слабости души человеческой. Кто сказал?
Он был, конечно, мастером намека и подтекста, этот Сапрыгин.
– Пушкин сказал. Поэтому я не предлагаю вам должность своего пресс-секретаря и никогда не предложу. Ладно, зачем я вам понадобился?
Ланцева в двух словах объяснила суть дела.
– Знаете, Анна, о чем чаще всего думает губернатор? Что делать? Вот и я сейчас думаю. Что делать с вашей идеей? Вы, однако, фанатичка. Ну да, без фанатизма разве чего добьешься? Вам мало банд? Хотите еще с этим зэком провалиться?
– Хуже того, что уже есть, не будет, – ответила Анна.
– Конечно, вами движет не корысть. Тщеславие?
– Это надо для самоуважения, Валерий Дмитриевич.
Сапрыгин пригладил красивыми пальцами белоснежные волосы и согласился:
– Это правильно, только понимают это немногие. А Лещев в курсе?
– Он еще не знает.
– Ну, так не делается.
Анна часто видела, какими глазами губернатор смотрит на Лещева. И поэтому смело спросила:
– А вам так важно его согласие?
Сапрыгин насмешливо посмотрел на нее. Еще не хватало, чтобы кто-то играл на его отношениях с подчиненными.
– Вам трудно отказать, Анна. Вы вызываете безотчетное ощущение, что вы правы и все равно добьетесь своего, даже если будет действовать без поддержки. Я желаю вам успеха. Но вопрос решайте с Лещевым, только без оговорки, что были у меня.
Выслушав Анну, Лещев беззвучно матюгнулся, хотя был в хорошем настроении.
– У тебя что, крыша поехала? Зэка на молодежь поставить! Над нами вся страна будет смеяться. Как ты могла до такого додуматься?
– Николай Федорович, ситуация у нас нестандартная, значит, и методы должны быть нестандартными.
Они спорили, когда зашел Царьков. Помощник быстро сообразил, о чем речь, и принял сторону мэра. Привел самый неотразимый довод – Рогов будет против освобождения Радаева.
Ни одно серьезное дело не делалось в городе без одобрения банкира Рогова. А Радаев ограбил его банк. Какие дела могут быть с этим негодяем?
Анна молчала. Действительно, куда она ломится? Эту стену не прошибешь.
– Слушай, – неожиданно спросил Царьков, – неужели это сам Радаев предложил?
– Ты его знаешь? – спросила Анна.
– Знал. У нас, как в деревне, все знают друг друга.
Мэр смотрел на Анну сочувственно. Другим уличные банды до лампочки, а она переживает. Но ссориться с Роговым ему ни к чему.
– Я все же поговорю с Роговым, – туманно пообещал Лещев. – Может, он как раз не держит на этого Радаева зла. Но что-либо обещать, сама понимаешь, не могу.
– Знаете, Николай Федорович, – сказала Ланцева, – женщины, как известно, живут чувствами. Так вот, интуиция подсказывает мне, что Радаев очень нам поможет. А какая у нас альтернатива?
– «Спарта», – сказал Царьков. – Ремонт помещения идет полным ходом, штат подбирается. Я обещал тишину в городе – я это сделаю безо всякого Радаева.