Сукино болото

Никита знаком показал: надо выйти в коридор.

Подошли к окну, закурили. Ланцева нервничала.

– Ну и как мне теперь себя вести? Все время фильтровать базар? Что, вообще думаешь?

– А что тут думать? – отозвался майор. – Ты под колпаком у Царькова.

– А Лещев, как думаешь, имеет к этому отношение?

– Едва ли. Ему самому надо «жуков» поискать, и в кабинете, и в машине. Я слышал, его снимать собираются. Ты как? За него или против?

– Такие, как Лещев – наш обычный выбор, – отвечала Анна. – Нам же не приходится выбирать между хорошим и лучшим. Мы обычно выбираем лучшее из зол. А ты не мог бы сам поискать у него «жуков»?

Царьков пожал плечами. А почему нет? Если есть возможность оказать услугу мэру, почему не оказать? Если уволят, поможет с работой.

Булыкин раздумывал, как выйти на Кадровика. Может, обратиться к колонийским операм? Они напрямую заинтересованы. Если Кадровик предлагал освободившимся зэкам заняться распространением наркоты, то зелье никак не обойдет стороной колонию. Но опера могли зашевелиться только в том случае, если сами не причастны к этому «бизнесу».

Зря сомневался. Оказалось, опера уже приметили странного мужика с военной выправкой. Время от времени отирается возле зоны. Кто такой? Мужик представился агентом по найму рабочей силы для дорожного строительства. Удостоверение, вроде, не липовое. И организация такая в справочнике значилась.Операм бы позвонить и справиться, работает у них некий Гридасов Анатолий. А они даже фамилию не записали.

Пообещали Булыкину: как только этот тип появится, они организуют ему сопровождение. Попробуют установить, на чем ездит, с кем встречается, где живет.

Позвонили через день. Сообщили марку машины – «Тойота-Камри», номер. Никита примчался, разглядел Кадровика. Рост выше среднего, прическа бобриком, белые джинсы, голубая тенниска, дорогие часы, лица не разглядеть – солнцезащитные очки. Гаишники проверили его водительское удостоверение и сообщили по рации: Гридасов Анатолий Васильевич.

Вести Гридасова было трудно. Он хитро перестраивался, включал поворотники, делал вид, что собирается свернуть, а несся по прямой. Проезжал на красный свет, нарушал скоростной режим, летел по встречке. Чтобы не выдать себя, Никите пришлось отстать.

Подъехал к «Спарте», поставил свой «жигуль» у ворот. И оторопел. Рядом с «Опелем» Ланцевой и «Жигулями» Гоши стояла «Тойота-Камри», которую он только что выслеживал.

Бригада турок заканчивала ремонт «Спарты». Гастарбайтеры выносили строительный мусор, мыли окна.

Двухэтажное здание было отделано желтым сайдингом. В больших витражах – фигуры атлетически сложенных спартанцев. Паркет, новая мебель. Зал для дискотеки, комнаты для занятий каратэ и кикбоксингом.

Царьков водил гостей по зданию и говорил без умолку. Тренеры подобраны, инвентарь закуплен, осталось завезти. Набор в секции заканчивается, занятия будут бесплатными. Уже записалось больше трехсот ребят. И это только начало. Через полгода охват увеличится в три-пять раз…

Едва завидев гостей, подростки, если они сидели, вскакивали и застывали в стойке «смирно». Причем, делали это с видимым удовольствием.

Анна спросила Царькова:

– Интересно, как это вам удается?

– Очень просто, – ответил Леонид. – Мы говорим: когда вы станете взрослыми, перед вами будут вставать точно так же.

Анна отметила: подростки ходят с опущенными глазами. А взрослых мужчин в «Спарте» гораздо больше, чем можно было ожидать.

У Царькова и на этот счет были пояснения:

– Подростки у нас ни в одном помещении не предоставлены самим себе. А то, что в глаза не смотрят… Они ж сегодня наглые, высокомерные, это надо выдавливать.

«Наверно, он мог бы стать хорошим педагогом», – подумала Анна. Царьков прочел ее взгляд:

– Не могу без ежедневного общения с детьми. Они ко мне тянутся, я – к ним.

Прозвучало, как в интервью, но чувствовалось, что Царьков говорит искренне, Хотя в его словах было еще что-то, о чем можно было только догадываться. «Ему нравится быть с детьми, он для них кумир, – думала Анна. – А быть кумиром – эта обладать властью. Ему нравится власть».

В спортивном зале шел поединок по кикбоксингу, больше похожий на жестокую драку. Страсти спортсменов разжигал сам тренер, молодой мужчина с грубым лицом, жующий жвачку. Покрикивал, чтобы удары наносились в полную силу.

– Готовите к соревнованиям? – поинтересовалась Анна.

– С кем нам соревноваться? – высокомерно ответил тренер. – Спартанцы не участвовали в олимпийских играх. Они готовили не атлетов, а воинов.

Царьков не упустил случая сесть на свой конек:

– Другие греки, Аннушка, шли на бой под дикий рев труб. А спартанцы – под свист свирели. Шли, как на пир, их боевой пыл приходилось не разжигать, а усмирять.

– Спартанцы шли в бой под звуки флейты, – поправила Ланцева. – Хотя, возможно, у них были и свирели. А где у вас секут розгами? – неожиданно спросила она. – Вы должны сечь раз в год просто так и учить воровать.

– Мы внедряем только приемлемые наказания, которые существовали в «Спарте», – сказал Царьков.

В сторонке сидел на низкой скамейке пацан лет четырнадцати (это был Свищ), почему-то в женском платье.