И все же решили не дергаться, ждать развития событий и на всякий случай подстраховаться. Заманить кого-нибудь на дачу и в трудную минуту взять в заложники, чтобы обеспечить отход. Ланцева и Олег Лещев подходили для этой роли как нельзя лучше.
Царьков смотрел на видеомагнитофоне отснятую Олегом кассету. Неплохое было бы подспорье для обвинения. Но теперь
Царьков набрал номер Ланцевой. Заворковал, будто ничего не происходило:
– Здравствуй, Аннушка. Ты где сейчас?
– Возвращаюсь в Поволжск, была у Сапрыгина, тебя вспоминали, какой ты у нас ярый борец за моральное здоровье молодежи.
– А до этого проводила Таню в аэропорт, да?
– Ее без меня было кому сопровождать, Леня.
– Вот так на глазах гибнет дружба, – посетовал Царьков.
– Друзья не засовывают «жучков», Леня. Ой, ладно. Ты чего хотел-то?
– Аннушка, ты, наверно, потеряла Радаева. Хочу сообщить, нашелся он, сидит у меня на даче. Не хочешь взять его еще раз на поруки?
Анну бросило в жар, стало трудно дышать. Волнение помешало ей проверить слова Царькова. Чего стоило попросить его передать трубку Павлу. Ей даже в голову не пришло позвонить Булыкину посоветоваться.
– Еду – сдавленным голосом ответила она.
Царьков сам встретил Анну у ворот. У него было странное выражение лица. Спокойное, почти торжественное. Движения – плавные, замедленные. Кажется, он не испытывал ни страха, ни желания нагонять страх.
– Проходи, чувствуй себя как дома.
Под навесом перед домом стоял столик с напитками. Они подошли, сели в плетеные кресла.
– Что будешь пить? Или, может быть, мороженое?
– Нет, спасибо, я бы сразу перешла к делу, – Анна огляделась. Ей показалось, что вот-вот сюда приведут Радаева. – Знаешь, Леня, – продолжала она, стараясь выглядеть уверенной в себе, – я ехала сюда и думала: а почему бы мне не взять у Царькова интервью? Это может быть сенсацией – интервью с человеком, которого вот-вот арестуют.
– Не так, – с улыбкой поправил ее Царьков. – Интервью журналистки накануне ее гибели. Ты уже включила диктофон?
– Зачем? Это же незабываемый момент.
Царьков нехорошо улыбнулся:
– Ты уверена, что тебе еще понадобится твоя память? Ты ввязалась в мужскую игру, Аннушка.
Царьков дышал размеренно и глубоко.
– Ты так спокоен, – отметила Анна.
– Власть и должна принадлежать спокойным.
Изображает бог весть что, а она должна подыгрывать. Будь ты неладен, шут гороховый!
– Ладно, царь Леонид, показывай свои владения.
Царьков жестом предложил ей первой войти во внутренний двор.
Ланцева сказала с нервным смехом:
– Знаешь, откуда эта галантность? Пещерный мужчина пропускал вперед пещерную женщину, потому что в глубине пещеры мог затаиться пещерный лев.
Внутренний двор был похож на съемочную площадку исторического фильма о Древней Греции: колонны, статуи богов, миниатюрный амфитеатр. Эллинские статуи были такими, какими их рисуют в книгах, только со зрачками.
– Древние греки рисовали зрачки красками, – пояснил Царьков. – Каждый человек на чем-нибудь помешан, – как бы оправдываясь, добавил он.
Подвел Ланцеву к овальному, увешанному бычьими шкурами проему.
– Ты хотела увидеть Радаева?
«Значит, Павел там? Что они там с ним делают?» Собравшись с духом, Анна шагнула в проем, Царьков зашел следом. Это было помещение, похожее на пещеру. На стенах горящие факелы. Стены вылеплены из бетона в виде скальных выступов. Кругом жуткие чучела – человеческие фигуры с головами волков, медведей, быков, кабанов.
Преодолевая дрожь, Анна сыграла восхищение:
– Я, кажется, знаю, что это. У спартанцев был храм страха. Считаешь, что именно в таком виде? Я нигде не читала описаний.
Вдоль стен стояли подростки в красных плащах. В руках бичи. Анна обомлела. Неужели будут бить?
Царьков взял ее под руку и подвел к белым полиэтиленовым креслам. Усадил и сел рядом. Анна увидела близко его профиль. Выпуклые надбровья, хищный, похожий на клюв, нос. Все как обычно, только теперь она сопоставила черты его лица с обстановкой и догадалась, с чего мог начаться его миф насчет себя, его увлечение спартанцами. Выпуклые надбровья и нос клювом – это был их идеал мужской красоты.
– Ну и где же Радаев?
– Его ведут, – спокойно сказал Царьков, хотя внутри у него все переворачивалось.
Кажется, эта баба запала на Радаева по-настоящему. А он снова в пролете. Как все повторяется в жизни!..
…В двадцать лет он влюбился в Наташку, девчонку своего друга Гришки Федорова. Гриф был не жадный. Нравится – бери, для друга ничего не жалко. Леня попытался взять и опозорился. Наташка сама разделась и легла. Она лежала как бревно, смотрела в потолок и жевала жвачку. Ей ничего не стоило подвернуть кому угодно, если это нужно Грифу, но Ленька был совсем не в ее вкусе.