Сукины дети. Том 1

Сашку кольнула эта история. Весь день у него перед глазами маячил тот тип из поведанной ему новогодней ночи – тот, кто был первым мужчиной у Светы. У его Светы, как сам он считал, пребывая в добровольном неведении. Он представлял его бородатым, лысеющим толстячком, в костюме с потёртыми блестящими локтями и обязательно в полусапожках на высоком каблуке, чтобы скрыть свой унизительно небольшой рост. На плечах и лацканах пиджака соблазнителя мстительное Сашкино воображение щедро рассыпало отвратительную перхоть. Но как ни уродовал Сашка этого героя-любовника, всё равно на душе скребли какие-то неведомые доселе кошки. Да и сомнительным выглядело то, что Света, при всех возможных допусках на «неуправляемость вожделения», польстилась бы на такого субъекта.

Вечером Сашка возвращался домой, меланхолично шурша усыпавшими дорожку жёлтыми листьями клёнов и тополей, щедро наводнивших район частного сектора, в котором он жил. И, вдыхая полной грудью крепкий настой прелой листвы, смешанный с костровым дымком, он в сотый раз прокручивал в голове подробности её первого «грехопадения». Насыщенные пеленой осенние сумерки тонировали окружающую реальность, бросая сплошную тень на дома и на людей, размывая контуры и скрадывая детали. Поэтому Сашка не сразу приметил возле двух тополей, росших у его дома, светящуюся матово-белым пятном статную девичью фигуру в длинном плаще. Это была поджидавшая его Света. Увидев Сашку, она быстро пошла ему навстречу, подойдя вплотную, обняла и принялась целовать в губы, глаза, щёки, лоб, а потом, прижавшись к Сашке и касаясь горячими губами его уха, торопливо зашептала приготовленные для него слова:

– Сашенька, ты прости, я глупая, мне не надо было говорить… рассказывать тебе ни о чём… Но я не хочу от тебя скрывать… ничего-ничего… я должна сказать… ты лучше их всех, нет, прости меня, прости… ты один-единственный… их не было никого… мне, кроме тебя, никто не нужен, знай это Сашенька!

Выпалив всё это, Света оттолкнула его и бросилась в темноту. А Сашка, сначала замешкавшись, побежал следом, догнал её, остановил, и они потом ещё долго, почти всю ночь, стояли у Светиного дома, не решаясь расстаться, согревая друг дружку в объятиях, сросшиеся, словно сиамские близнецы, заспиртованные в осенней субстанции жжёной листвы и крепчающего ночного заморозка.

Но такая ночь у них была одна-единственная.

Три года после школы Света c Cашкой встречались, всегда находя возможность для этих встреч даже среди самых неотложных дел и важных забот. И всё в их отношениях складывалось гладко: безмятежно для духа и приятно для тела. Если не считать того злосчастного аборта.

Сашка уже учился в политехе, а Света, два года подряд проваливаясь на вступительных экзаменах в педагогический, устроилась работать на мебельную фабрику, чтобы через рабфак поступить на свою излюбленную математику.

Они становились всё более изощрёнными любовниками и со всем молодым темпераментом на каждом свидании доставляли друг дружке максимум сексуального удовольствия. Но вот однажды Света, после их очередной горячей близости, когда они, устроившись головами на одной подушке, курили сигаретку на двоих, затягиваясь по очереди, произнесла неожиданную для Сашки фразу:

– Знаешь, Сашенька, я решила, что это наша последняя встреча.

– Как так? – встрепенулся он. – Шутишь?

– Да вроде нет, – выдохнув сигаретный дымок, протянула Света. – Ты знаешь, пора ведь и о будущем задуматься… Замуж идти, детей рожать…

– Тебе что, плохо со мной? – целуя её в ложбинку на животе, зашептал Сашка, упираясь губами прямо в Светино тело. – И ты вот так сможешь меня бросить?

– Смогу, – после некоторой паузы ответила Света. – Раз я решила… Выйду замуж за приличного человека…