Суккуб

— В начале сентября будет книжная выставка. — Кивнул он на плакат над головами. — И я собираюсь взять отпуск на пару недель. С первого сентября.

— Хорошо. — Кивнула я. Пожалуй, после его отпуска я и вернусь к собственной работе. — В Пиренеи?

Марк улыбнулся широко и довольно, став похожим на ободранного в уличных боях, голодного рыжего кота, зажавшего в лапах мышь.

— Если ты не против, Альпы.

— Сам закажешь или Мишу попросить?

Марк медленно кивнул асфальту впереди. Улыбка не сходила с губ. Я же набрала телефон Миши. После удивленного приветствия глянула на Марка и улыбнулась.

— Есть просьба.

— Не пугай меня. — Напрягся Миша в динамике. В шутку или нет, понять было сложно.

— Закажи нам с первого-второго сентября дней на десять тур в Куршевель. Самый лучший. Чтобы ни о чем не думать.

— Дополнение «самый лучший» было не обязательно. — Усмехнулся он. — Только не говори никому, что я у тебя секретаршей подрабатываю…

— А когда вернемся, я буду в твоем распоряжении.

— Окей, сделаем. — Хмыкнул он и отключился.

— Ты родителей предупредил, что мы подъедем к ужину? — Обернулась я.

Марк задумчиво кивнул. Я же удивленно нахмурилась.

— Когда успел?

— Когда решил, что поедем.

Окинув взглядом занятые лавки по левой стороне широкой дороги, я расслабила лицо. Он всегда знал наперед мои реакции на любые действия и предложения. Почему меня до сих пор это нервирует?

Потому что я предсказуема не только для него, ответила я себе и отвернула лицо.

— Не сердись. — Улыбнулся он, обнимая за талию.

Как они рассматривают мое поведение сейчас? Чем мое бездействие казалось им до звонка старушке? Обезьяна с гранатой, которая взяла время на изучение окружающего мира и соткала мимоходом бронежилет?

— Обезьяна… — Прошептала я.

— Что? — Не расслышал Марк.

— Я чувствую себя обезьяной. Знаешь, такая, что сидит и ковыряется у сородича в шерсти в поисках блох. Они наблюдают за мной, что я вытворю в следующий момент. Направляют, сдвигая стены…

Марк отклонил голову назад: ах вот ты о чем.

— Во-первых, когда обезьяны копаются у сородича в шерстке, они не блох ищут, а капельки пота. Они соленые… Им соль нужна. — Марк прижал меня крепче к себе и поцеловал в щеку. — А во-вторых, поставь себя на их место. Если ты была, хоть, отчасти точна в описании собственных возможностей, им есть чего опасаться. А понять, не взбрыкнешь ли ты снова, стоит ли положиться на твой разум или… верность… можно, лишь, сузив те самые стены, направив. Если ты выйдешь из-под контроля…

— От меня попытаются избавиться. Уже пытались.

Марк сглотнул, замерев.

— Нет, не с помощью Ласкара. Он — другое…

— Расскажи о нем. — Кивнул Марк, выбрав из двух тем: попытки от меня избавиться и Ласкара — ту, что на данный момент ему была важнее. Что ж… неудачная попытка может подождать, а присутствующий в моей жизни Ласкар — вряд ли.

Продолжив путь, я начала тихий рассказ. Марк помнил то утро и сообщение в четыре утра. Ключевыми моментами я сделала взрыв дома бельгийца в пригороде Гриффина и паутину возможных происшествий, что продумывала в доме доктора Малиновска.

— Почему бельгийца? Он же болгарин.

— У него отец болгарин, мать бельгийка. Он родился и вырос в Бельгии. В США переехал лет двадцать пять назад. — Пояснила я безразлично. Все это было в том файле, спрятанном в розовой папочке. Захотелось в Болгарию, к чистому морю, к соснам, тишине и спокойствию. Казалось бы, я из тишины не вылезаю… Но спокойствия не было. Предположить, что мне нужен отдых и смена обстановки было бы смешно. Отдыха и смен обстановок, домов и, даже стран, за последние месяцы у меня было предостаточно.

Вернувшись в Москву, я ощутила то же напряжение, от которого уехала. Люди-инвалиды, асбестовая взвесь безнадежности и злости, пустота в глазницах театральных масок… Все вокруг было неправильно и это чувство усиливалось, будто брало отсчет с какого-то события, разрастаясь вширь. Или же, наоборот, вело обратный отсчет, наращивая концентрацию.

— Так он стрелял в тебя, потому что был уверен, что ты пришла за ним? Но не убил, потому что… передумал? Или он так и так не попал бы? Кто он в твоей сегодняшней картине мира? После вчерашнего разговора.

— Друг. — Сказала я, не задумываясь, и кивнула, подтверждая верность высказанного определения.

Они смотрят на меня и ждут. Я чувствую их выжидание как северный ветер: оно толкает куда-то, подбадривает, предостерегает. У нее не было для меня работы после первого собрания. Она была бы рада, чтобы я никак не проявлялась, но умерла единственная чистильщица.

Остановите меня… Тогда, в доме доктора, я с тревогой вспомнила о своем лунатизме и решила проверить, могу ли влиять на себя в бессознательном состоянии. Но повода пока не находилось: я перестала бродить во сне.

И все же… Они убили ту индианку. Так или иначе — убили.

Марк остановился, и я сфокусировала взгляд. Перед нами шумел фонтан «Дружбы народов». Водяная взвесь долетала и холодила кожу. В жару она стала бы блаженной.

— Здорово! — Улыбнулась я. На восьмой год жизни в Москве впервые увидеть фонтаны ВВЦ работающими, оказывается и такое бывает. — Пошли в тир.