Суккуб

— Не понимаю о чем ты. Но если тебе интересно, как я отношусь к попытке убить меня, то не скрою: я все помню. А так же помню, что тебе удобнее считать, нанимателем меня. Это притом что узнать правду с твоими загадочными способностями труда не составит, при желании.

— Если не это, то что? Я не могу изменить себя и не собираюсь спать с тобой.

— Я вижу, ты пытаешься меня уговорить, но не пойму на что. — Снова смех. — Чем я могу тебе услужить?

— Я не верю тебе. — Голос сам опустился на угрожающие нотки.

— Чему ты не веришь? Я не читаю твоих мыслей. Я не понимаю, что ты хочешь! — Миша веселился, как человек, которому нечего терять.

— Признайся, что ты подстроил эту встречу… с футболистом…

— Не подстроил, а организовал. И предупредил тебя заранее. У нас устный договор с четко обозначенными ролями.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

— Лида, — вздохнул Миша. — Наш первый договор о предоставлении агентских услуг был подписан восемнадцатым мая две тысячи седьмого года. — Он поднял руку, когда я собиралась перебить. — В течение первой недели знакомства ты жестко обозначила рамки нашего сотрудничества. Нарушил ли я их хоть раз?

— Нет.

— У тебя есть ко мне претензии?

Я отвернула лицо.

— Думаю, нет, иначе бы я снова резал себе вены в ванной. — Продолжил Миша, направляясь к двери. — Я позвоню.

Открыв дверь, агент на мгновение обернулся.

— А Марк теперь работает по выходным?

Улыбнулся и вышел, тихо затворив за собой дверь.

— Зачем ты приезжал? — Крикнула я в закрывшуюся дверь.

Узнать о результатах вчерашнего вечера? Паскуда ты… Ничего у тебя не вышло.

Через две минуты телефон пиликнул SMSкой. «Завтра — Раменки!»

Вынув из дорожной сумки ноутбук, я устроилась на кухне.

Ласкар был в сети.

Я позвоню, Ласкар? — Спросила я в скайпе.

Это понимание совершённой глупости заставляет тебя спрашивать перед звонком? — Ответил он вопросом.

Я кивнула и перевела взгляд к пустой чашке из-под кофе. Навела для храбрости новую порцию и нажала звонок.

— Предполагаю, во время отправки того сообщения ты думала уже не головой? — Спросил он без приветствий.

Я опустила голову.

— И предполагаю, мой звонок помог?

— Да. Что вы сказали?

— Что бы я ни сказал, это соответствует моему положению врага. А вот как ты будешь разбираться с тем, что мы связаны, мне не интересно.

— Я понимаю. — Кивнула я.

— В следующий раз не забывай, что дать короткую команду может оказаться правильнее, чем потом разбираться с последствиями собственной слабости.

Кивнув и пожелав хорошего дня, я отключилась.

— В башке не укладывается…

Это стало первой обращенной ко мне фразой Андрея за двадцать минут с момента встречи. Мы сидели на скользких пластмассовых седушках стадиона и наблюдали юношеский матч. Живо вспоминался жаркий летний день знакомства с Гришиной сестрой и племянником. Я вглядывалась в мальчишку под номером два, пытаясь узнать в нем Льва и одновременно понимая, что дети так быстро не растут. Тогда я чувствовала свободу и спокойствие зеленого цвета. Теперь во мне красными кляксами пульсировала тревога и неуместное возбуждение. Он не смотрел на меня. Я подобрала локти и коленки, чтобы не провоцировать. Его молчание устраивало меня. Но этой фразой он положил ему конец.

Повернув лицо, я ожидала продолжения. Андрей не поворачивался и не продолжал, с неестественным безразличием наблюдая игру.

Уже привычным движением мысли я осматривала сплетенную за три месяца паутину. Сейчас, под хмурым небом, все пространство между ее нитями казалось заполненным серной кислотой с консистенцией киселя. Шаг в сторону, лишнее слово, и этот кисель прольется на тебя с неба, сжигая заживо.

— Покрытие — говно… — В который раз повторил Андрей и облокотился о колени.

Я сфокусировала взгляд на его ухе. Ветер трепал светлые волосы и я пригладила собственные, чтобы куда-то направить движение поднявшейся руки.

Отвернулась.

Он, наконец, увлекся игрой. Сев, как и раньше, он ломал переплетенные пальцы рук. За кого-то болел? Или можно смотреть футбол, ни за кого не болея?

Сомнительное удовольствие, конечно. Если пойдет дождь, приятного будет мало. Посмотрев на нависающие над полем облака, я задалась вопросом: могу ли я отменить возможный дождь? Никогда раньше не пыталась влиять на природу. Переключив внимание на ворота, в которые только что залетел мяч, решила, что и не должна. Если я что-то могу, совсем не обязательно я должна это делать. А если для кого-то этот дождь должен стать судьбоносным? Должен, и не станет… Только потому что я не хочу промокнуть.

Ласкар прав в этом. Но его политику я не могу одобрить. Как можно узнать, с какого шага вмешательство является неестественным? Он со своей приверженностью фаталу может быть такой же частью божьей воли, плана, судьбы, как и суккубат. А может быть и он и те, против кого он ополчился — воспалившийся аппендикс. Когда-то их деятельность служила регулятором. А теперь лишь мешает, болезненно нарывает и требует удаления.

Что за мысли? Я обернулась к спутнику. На нос капнула первая капелька дождя.

Черт…