Суккуб

Я сижу на корточках, потому что желудок сдался. Он перестал ныть. Он начал орать. Слезы текут по щекам. Но я не могу остановиться.

Они утихают. Смотрят на меня. А я сижу на коленях, вжимаю сумку в живот и реву и смеюсь одновременно.

Идиоты...

Какие же идиоты.

Надо найти аптеку «24 часа». Любой антацид. Сотки хватит на пяток пакетиков фосфата алюминия и обезболивающее. Надо найти аптеку...

Не отнимая от себя твердого края сумки, врезающегося в желудок, я поднимаюсь. Метро рядом. И за это тоже я люблю Винстрим...

- Лида.

Я не знаю, что происходит сзади. Мне все равно.

Лешка догоняет через четверть минуты.

- Что с тобой?

Мне плохо. И каждый день, день за днем я делаю так, чтобы стало еще хуже...

- Лида, что с тобой?

Я морщусь и оборачиваюсь. Я не хочу с тобой говорить. Для этого придется разжать зубы.

Вижу аптеку. Иду к ней. Лешка волочится, как на привязи. Он не понимает. Мне все равно. Прямо у прилавка надрываю левомицитин. Прошу стакан воды. Вспоминаю, что пила. Прошу баралгин. Надрываю его. Запиваю. Сразу за ним – фосфат алюминия. Выйдя из аптеки, сажусь на ступеньки и сжимаюсь в комок.

Все...

Завтра начну блевать овсянкой.

 

9.

Вряд ли я осознанно могу сказать, что помню этот вечер целиком. Он спрашивал, зачем я пью при гастрите. Почему я довожу себя до такого состояния. Спрашивал такие банальные вещи, что хотелось смеяться. Я сидела и ждала, пока боль чуть уймется, чтобы вернуться в общагу. Я не могла ответить ему на эти вопросы.

Заглотнув вчера левомецитин я проснулась бы в красных пятнах. Они сошли бы еще до сдачи первого зачета. Но никакая реакция не ограничивается внешними признаками. Я предпочитаю контролируемый спуск.

Анька смотрела на меня как на будильник.

- Ты ходила.

Отведя взгляд, я кивнула. Спасибо.

Это еще одна особенность моего организма. Я сомнамбула. Я старый добрый лунатик.

И я не хочу об этом говорить. И не хочу об этом думать...

Позже она расскажет, что я делала. Но сейчас, она знала, я не хочу этого слышать.

Вернув взгляд к Аньке, я смотрела, как она поднимается. Одевается.

Я боялась увидеть на ней следы своей возможной агрессии. Она одна знала об этом. Она не говорила даже Максу. В большинстве случаев у нее получалось удерживать меня в комнате. Иногда ей доставалось. Но она молчала...

Она просыпается от любого шороха, который я произвожу во сне или наяву. Она просыпается и смотрит на меня, пытаясь понять: в себе я или нет. Потому ее взгляд всегда испуган. Я научила ее просыпаться в страхе...

Мы стояли на остановке. Анька курила. Я вдыхала ее пошлый никотин и старомодный ментол. И смолы. И ее горечь в словах. Я вдыхала и думала о том, что отдала все деньги охранникам. Чтобы они вмешались.

Наверно, я выкупила себя у Лешки.

И он не узнает, как дешево я себе обошлась. И как дорого стоил один его поцелуй.

Кивнув на сигарету Аньки, я протянула два пальца. Анька вскинула брови и выдохнула густой белый дым.

- Чего это ты?

Кашляя от ворвавшегося в легкие дыма, я не могла ей ответить. Почему я не привыкла к нему, вдыхая день за днем то, что она выдыхала? В голову ударил самый натуральный дурман. Во рту стало горько. Я пошатнулась и поморщилась. Анька наблюдала с усмешкой. Вынула сигарету у меня из пальцев и вздохнула, давя ее об урну.

Впереди был еще один зачет.

- ... Девчонки! – Галька и ее голосовая судорога. - ... там такое! – Она будто задыхается перед каждой фразой. – ...Он его убьет. ...Дай закурить, ...Ань.

Я оборачиваюсь туда, куда все еще указывает худющая Галкина рука. Она в белой рубашке, и кисть кажется землисто-коричневой на фоне манжеты.

- Кто и кого? – С ленивой желчью спрашивает Анька, открывая пачку сигарет. Она сдала экзамен по философии на удовлетворительно и это ее не удовлетворяло.

- ...Урода. ...Я не знаю ...дылду.

Кинув взгляд на Аньку, я пошла к калитке.

Меня это не касается. Его постоянно кто-то бьет. Но возможно, Дрону нужно спустить пары после вчерашнего. И он нашел на ком отыграться. И тогда… Если так...

Увидев толпу, я сначала ускорила шаг, потом побежала. Я не должна вмешиваться. Ребята могут его остановить.

Уже протискиваясь сквозь орущие тела, я слышала рекомендации наблюдателей, за что лучше ухватить Дрона, чтобы остановить. С ним никто не хочет связываться. Как и с уродом. Но у каждого есть своя черта.

Я увидела Дрона, его спину. Двух ребят, висящих на плечах. Там было много народу. Потом взгляд нашел урода, сжавшегося в комок на земле. Когда увидела, один из ребят отлетел в мою сторону. Похоже, бугай не собирался останавливаться. Снова кто-то повис на руках. Вдалеке послышался голос преподавателя. Наверняка с ним был охранник. Они отволокут.

Прижав запястье к желудку, я сглотнула. Как медленно все происходило. Слишком медленно. Я видела размах ноги. Так замахиваются футболисты, когда бьют по мячу. Им никто не мешает. У них никто не висит на плечах. Стало страшно. Очень страшно. Вжав кулак в желудок, я сказала: замри.

В окружающем гаме меня никто не слышал. Никто, кроме бугая. Он замер, опуская ногу на землю. Я сказала: отойди на два метра. Стой.

Впереди зачет.

На нем не будет урода.