- В прямом. Просто, останься. На эту ночь. На эту неделю. На месяц, на год. На всю жизнь. Как хочешь.
- Ты в своем уме? Ты в зеркало когда последний раз смотрел? – Потихоньку приходя в себя, я наклонилась обратно к кроссовке.
- Сейчас смотрю. – Он кивнул на отражение в высоком узком зеркале на стенном шкафу рядом с лавкой. – Хотя, ночью все кошки серы...
Брови сами поползли вверх: презрительно и насмешливо. Я подняла голову.
- Достойная обложки физиономия – это единственное, чем обделили меня родители и природа. И обидеть меня крайне сложно. Даже таким выражением лица.
Поднявшись, я подхватила сумку. Открыла дверь и вышла. Не глядя на него, пошла к выходу из тамбура, к лифту, на улицу, в общагу... «домой».
Было гадко. Было душно. Было очень жаль себя. Было страшно и обидно. Но более всего – было удивительно.
Выйдя из подъезда, я села на лавку и согнулась дугой, облокотившись на колени. Уже давно стемнело. Народ гулял с собаками, собачищами и собачонками. Выгуливал подруг и банки с пивом. Выгуливал свои легкие и тазобедренные суставы. Народ наслаждался тишиной и свежим никотиновым воздухом с примесями тяжелых металлов и смол, с примесями цветущей черемухи и вишни, с примесями всех ароматов Франции из помойки у соседнего подъезда.
Как когда-то давно я мысленно повторяла список из восемнадцати пунктов, я прокручивала причины: за.
1. Прописанное маммологом лекарство от «маленькой» мастопатии.
2. Оказавшийся на мне этой ночью Макс.
3. Нормальные условия жизни, что исключает не только трахающихся в двух метрах от меня Аньки с Максом, но и все остальное.
4. Дикое одиночество, с проявлениями которого я не могу и не хочу справляться. Взять хотя бы неисчислимые литры этанола, поглощенного Лешкой за прошедшую неделю. Пункт можно приподнять.
5. Я никогда не привыкну к нему и никогда не полюблю. Об этом никто не узнает. Я смогу легко уйти и не будет сожалений и жалости даже после близости.
6. У меня будет доступ к компу. Причина ничтожная, но все же она меня подъела за последние недели.
7. На носу лето. Общежитие закроют. Анька смоется в свой Питер. А я совсем не хочу возвращаться... Совсем. И мне будет где жить. Этот пункт можно поднять повыше.
Усмехнувшись, я повторила причины и загнула седьмой палец. Сотворение собственного мира за семь дней с полной расшифровкой собственных смертных грехов. Болезнь, страх, комфорт, одиночество, не полюблю, воспользуюсь, дважды...
Он открыл так скоро, будто сидел на своей лавке и ждал моего возвращения. Отошел от двери, пропуская. Я выбирала из всех особенностей, болячек и способностей своего организма и натуры то, что могло бы угрожать живущему рядом со мной человеку.
- Я лунатик.
- Ну, если Анька это пережила, значит, и я справлюсь...
Усмехнувшись, я вошла. Села к кроссовкам.
- Ты ужинала?
- Нет. – Снова усмехнулась я.
Иногда, еда и секс – это все, что связывает людей. Даже расписанных и имеющих детей. Хотя, нет -
15.
Я ответила «нет» на вопрос об ужине еще не предполагая, что мне кусок в горло не полезет. Только медленно пережевывая рыбу, тоскливо обгладывая во рту незамеченные косточки, я в полной мере осознавала что: ... черт. Это и был весь мой мыслительный процесс за ужином: Черт, черт, черт, черт... После такого количества «черт» хотелось перекреститься и попросить прощения.
Зайдя в комнату, в которой не раз и не два работала за компом, я замерла. Наверно, у меня было такое же выражение лица, как при возвращении в его квартиру. Тогда я, стоя в дверях, сказала: Я лунатик.
Я стояла в проеме и хотела сказать, что я девственница. Что я - боюсь. Его боюсь. Он обернулся. Кстати, мышка у него за компом лежит с левой стороны. Будто он предполагал, что правую ему когда-нибудь повредят... Работая за его компом я постоянно перекладывала ее под правую руку. Благо, кнопки менять не приходилось.
Так вот, он обернулся, не отпуская мышь, и удивленно вскинул рыжие брови. Что? Глядя на его физиономию, я решила, что если катание на велосипеде и лошадях в деревне у бабушки, по статистике, нередко лишавшие девушек девственной плевы, сделали свое дело, то и хорошо. Слишком много чести. Для такого как он...
Я искренне надеялась, что с одной рукой все его попытки оседлать неопытное бревно в моем лице с треском провалятся. Еще я сомневалась, что у него самого были девушки. Наверно, вследствие всего этого мыслительного процесса выражение моего лица стремительно сменилось с растерянно-напуганного к насмешливо-ожидающему. Марк, просто, вернул взгляд к монитору.
Я подошла посмотреть, чем можно заниматься за рабочим местом (коим по моим представлениям являлся компьютер) с одной рукой вечером. Он играл в карты. В преферанс. Я засмеялась. Громко и заливисто, прямо за его спиной. Марк просто расписывал пульку с такими же, как и он – сидящими вечером за компом. Обернувшись ко мне, он улыбнулся, непонимающе вскидывая брови. Не получив комментария, вернулся к игре.