Суккуб

Грише я сказала лететь сразу в Рим. Там мы и встретились. Весь понедельник гуляли по городу, по магазинам. Уже к вечеру понедельника меня начало трясти. Запивая успокоительное алкоголем, я с тем же успехом пыталась объяснить Грише куда собираюсь завтра вечером. Она смеялась. Ну, прогуляйся. Вдруг что полезное узнаешь...

От Верховного Суккубата я ожидала чего-то мистического и таинственного. Я ожидала свечей и пентаграмм. Ожидала глубокие капюшоны и приглушенные голоса. Я начиталась такого, что ожидала чего угодно...

Когда же я вжала голову в плечи под грандиозными сводами центрального нефа в назначенный вторник декабря, все мои представления канули в памяти. Маленькая загоревшая старушка поманила меня ладонью. Сглотнув, я пошла за ней.

Когда передо мной в полумраке открылась кафедра, я открыла рот.

- О, девочки. Посмотрите на наше свежее пополнение, затерявшееся где-то в средствах массовой информации. – По-английски с французским акцентом проговорила старушка далеко впереди. – Проходи ко мне, милая. На следующем собрании ты сядешь на последнем ряду правой от входа половины. Сегодня, как новенькая, постоишь рядом со мной.

Я шла по широкому проходу в скользившем со мной луче прожектора. Осветитель стоял слева на чем-то, похожем на стремянку. Это я разглядела, уже когда дошла. Обе половины зала Собора с интересом разглядывали меня. Я слышала улыбки, я чувствовала одобрение, я понимала ухмылки. Но я их не видела.

- Не душись на собрания. Если каждая девочка в этом зале капнет на себя, хоть унцию духов, мы задохнемся. Это второе правило собраний. Первое – без имен. No names! – Повторила она, заставив меня обернуться к ней – вперед.

Подогнутся – не подогнутся... подогнутся – не подогнутся... Это все, о чем я думала, идя вперед. Старушка за выносным аналое не поднималась к кафедре. Она стояла на полу прямо перед двумя ступеньками. Подойдя к ней, я не сдержала улыбки, узнавая. Да, неужели! Уже по этому великолепному акценту я могла понять, кто ведет собрание Верховного Суккубата. Старушка давно растеряла свой шик, располнела и обзавелась брылями. Но все же, шарм, аура ушедшей славы и женственности заставляли задерживать дыхание рядом с ней.

- Вернемся к нашим вопросам. На чем я остановилась? – Женщина посмотрела на листок формата А4 на вынесенном, явно не здешнем аналое, и провела вниз сморщенным пальцем с маникюром, стоившим годовую зарплату российской учительницы. – Индонезия. – Она подняла голову. – По остальным работаем, в Индонезии совсем фигово. Нужно внимание общественности, финансирование, еда и медикаменты. Кто возьмет?

Я перевела взгляд в зал. На первом ряду левой от меня половины (той, где в будущем предложили сидеть мне) кто-то поднял руку, и луч прожектора устремился на нее. Я издала тихий стон, ноги сами подогнулись в коленях. О, господи! О, господи! Она тут! О, господи! Надо будет взять автограф. Самая желанная женщина земли! Самые потрясающие губы планеты!

Поморщившись от светившего в лицо света, она прикрыла глаза рукой.

- Окей. Они на тебе. У нас большие, большие (big big problem) проблемы на Украине. Нужно влияние на правительство.

Где-то в центре на той же половине поднялась фигура. Тут же высветилась светом и тряхнула белой гривой. Я открыла рот. Да... Да... Я же говорила, что светленькая у них самая-самая!

- Нет. Нужно прямое влияние. Правая половина, уснули? – Состарившаяся в безвестности звезда французского кино опустила очки на правую половину зала. Где-то в последних рядах поднялась фигура, тут же высвечиваемая прожектором. Ну... и эта из нового состава тоже ничего. – Так, хорошо. У тебя время до завтрашнего вечера. У нас пол-Европы без газа.

- Ок. – Мяукнула хохлушка и села.

- Поехали дальше. Немецкие, русские, французские кураторы порноформирований, какого хрена по вашим блокам задач такие отставания?

На самом деле это звучало как: What the fuck are you doing? Но я уже привыкла транслировать в эфир качественный перевод ненормативной лексики.

- Кризис! – Задорно нашлась русская.

- Кризис! – Промурлыкала француженка.

- Кризис! – Сказала немка так, будто после этого слова все присутствующие должны были сообща эякулировать. Луч прожектора метался между тремя кураторами.

- Какой на хуй кризис? – Погасшая звезда обернулась ко мне и вздохнула. – Прости, милая. – Обернулась к правому от меня и левому от входа краю зала. - Когда сдадите объекты?

- На днях! – Такой русский акцент мог выдать даже немого.

- В понедельник! – Промурлыкала француженка. Я прикинула, что это будет какой-то понедельник, и скорее всего перед вторником следующего собрания.

- К пятнадцатому января финишируем. – Ответила немка.

Финишируем, повторила я про себя.

- Окей, поехали дальше. – Гамбург. На ком был Гамбург?

Я подняла взгляд в зал. Справа, сразу за кураторами, поднялся... мужчина.

- Он же мужчина. – Прошептала я прежде, чем успела себя одернуть. Глава Собрания опустила очки, взглянув на меня.

- С чего ты взяла?

Я растерялась.

- Ну, я же вижу. Ну... физиологически – это мужчина.

- Думаешь, адамово яблоко и пенис – это то, что делает мужчину мужчиной?