Ллойд проявлял фотографии, когда Бруно постучал в его дверь. Негромко. Терпеливо. Сложив за спиной руки, он стоял, опустив голову, дожидаясь, когда ему откроют. Он не хотел пользоваться оружием. Нет. Только старость и опыт против молодости и напора. Его кулаки были сжаты. Его суставы хрустнули, когда он ударил Ллойда в лицо. Схватил за ворот рубашки, подтянул к себе и ударил еще раз, но уже лбом. Кровь хлынула из сломанного носа, запачкав дорогой костюм Бруно. Ллойд упал на колени. Закрыл лицо руками. Бруно пинал его до тех пор, пока тело фотографа не обмякло. Затем закрыл дверь, осмотрелся. Он никуда не спешил. Женщина Ллойда ушла четверть часа назад, поэтому у него было время. Он собрал в охапку одежду в спальне, перенес в комнату, где фотограф проявлял свои снимки, и поджег ее. Пламя охватило стены, негативы, фотографии. Бруно вернулся в спальню и поджег тяжелые шторы. То же самое он проделал в гостиной. После, достал из кармана припасенную веревку, обмотал один конец вокруг шеи фотографа, другой привязал к ножке тяжелого дивана, поднял Ллойда на руки и выбросил его обмякшее тело в окно.
Пенни вернулась ближе к вечеру, когда пожарные уже сматывали шланги, а зеваки начинали добавлять к увиденному несуществующие подробности, рожденные воспаленным воображением. Микки обнял ее и отвел в сторону, избавляя от ненужных расспросов. Она не плакала, лишь держалась двумя руками за свой большой восьмимесячный живот, словно это было единственное, что у нее осталось.
– Думаю, нам лучше уехать отсюда, – сказал ей Микки. Он увез ее в загородный дом своего друга. Позвонил Белами и сказал, что увольняется, уходит на пенсию, бросает все и с этого дня ловит рыбу и разводит цветы. Вернулся в город, снял все деньги, что у него были, и отправил родственников отдыхать в Рио…
Соленые воды начинали отдавать вобравшее в себя днем тепло. Температура воздуха поднималась. Волны бесшумно лизали причал. Бруно сидел в машине, вглядываясь в ночное небо. Он не состарится. Нет. Не превратится в беспомощную развалину. Жизнь дала ему еще один шанс. Еще одну возможность. И он не упустит ее. Нет. Он будет держать ее крепко, двумя руками…
Бруно закурил. Отпустил ручной тормоз, позволив машине медленно катиться под уклон. Капот "олдсмобила" разрезал океанские волны. Тяжелая машина нехотя погружалась на дно. Соленая вода, просачиваясь сквозь щели, заполняла салон. И жизнь начинала стремительно отматывать свою пленку назад. Жизнь Бруно…
Глава третья
Кевин вздрогнул. Глаза его закатились так сильно, что на поверхности остались лишь бледно-желтые белки. По телу волной прокатилась судорога. Затем еще одна и еще. Он бился в припадке, заставив Тэмми вжаться в противоположную стену и в бессилии нервно заламывать руки.
– Что ты делаешь?! – накинулась она на Джесс. Суккуб молчал. Тело его стало прозрачным, утратило формы. – Что ты делаешь?!
Кевин затих. По лицу градом катился пот. Обветренные губы начали кровоточить.
– Где я? – голос его был тихим, надломленным. Тэмми снова обняла его, прижимая к себе. – Как я оказался здесь? Что случилось? – Он снова вздрогнул, дернулся, словно во сне и тихо засопел.
– Он умер? – туповато спросила Тэмми Джесс.
– Ты что, не слышишь, как он дышит?
– Ну, я не знаю.
– Глупая баба! С ним все будет в порядке.
– То есть… Ты хочешь сказать, что вылечила его?
– Называй это как хочешь.
– Джесс!
– Не надо, не благодари. Я сделала это не ради Кевина, а ради себя.
– Но…
– И я не Джесс, – суккуб растаял, лишился форм, стал тенью. Тэмми вздрогнула. Затряслась, растянувшись на полу в припадке. Затем стихла. Что-то пробурчала сквозь сон, обняла Кевина и начала тихо похрапывать.
Ночь. Часы тикают, отмеряя неизбежность. Кристин и Рой. Молчат. Бумаги на столе. Диван скрипучий. Звон стаканов.