Нейхеми подхватила словесную нить, брошенную ей Суламифь, и больше об Эвимелехе они как будто не вспоминали.
Однако во время болтовни и шуток Нейхеми, которые в иной ситуации могли бы позабавить и развлечь, Суламифь думала о возлюбленном. Ей казалось, что сейчас он переживает страшные мучения, ему больно, он весь в ранах, которые кровоточат и заставляют его мечтать о быстрой смерти. Она не беспокоилась о том, что он может покинуть земной мир, ибо верила, что уйди он туда раньше ее, то все равно в каждом облаке, каждой травинке, в каждом глотке воздуха – они будут соприкасаться друг с другом, будут близки и неразлучны, пока не встретятся еще раз, но уже за чертой, разделяющей земной и небесный миры. Поэтому ее пугало только то, что его истязают земные, реально ощутимые увечья и унижения, которым он не может противостоять.
А Нейхеми старалась быть как никогда остроумной и веселой. Она тоже страдала. Но по другим причинам. Она завидовала Суламифь и Эвимелеху. Вышедшая замуж достаточно удачно, она жила как многие, как все.
И это огорчало ее. Она хотела познать страсть и бурные чувства. Но дома ее ждало беспылкое постное ложе, муж, который, вероятно, любил ее по-своему, но ровно, без придыхания. Он тоже жил как все. Но его это не беспокоило. Ему было удобно.
А здесь такие события, такие чувства! Но хотела ли Нейхеми оказаться на месте Суламифь? Скорее всего – нет. Вот так, запутавшись в своих женских чаяниях, и жила она рядом с Суламифь, то поддерживая и любя ее, то втайне ненавидя – за необыкновенность, красоту, за то, что никогда не могла понять ее…
Жестоко и подло уколов Суламифь, Нейхеми начала жалеть юную родственницу и утешать ее, как могла…
Глава 21. Неожиданная встреча
Пробудившись ото сна ранним утром, когда солнце только начало показывать свой оранжевый круг из-за горизонта, Соломон почувствовал себя бодрым и здоровым. Словно бы отсутствие дворцовых стен и многочисленных глаз соглядатаев дало ему новую прекрасную возможность дышать – открыто, ароматно, свободно.
Прислушиваясь к пению птиц и шорохам снаружи, Соломон оделся и, выйдя в соседнее помещение, поприветствовал хозяина – виноградаря Пимена, который также уже поднялся со своего ложа, чтобы поприветствовать трудолюбивое солнце и приготовить все необходимое для очередного, полного забот и дел дня. Потом они вместе позавтракали – свежим виноградом и пшеничными лепешками, что испекла накануне жена Пимена, – и распрощались.
Соломон отправился на поиски убежища, в котором мог бы провести остаток дня – до того, как будет необходимо вернуться за высокий холм, откуда он пришел и где по договоренности его будут ждать пышные и удобные носилки, чтобы доставить во дворец.
Почувствовав желание присесть и отдохнуть в созерцательном покое, Соломон опустился у расщелины, в которой, негромко, по-мальчишески резво журча, бежал узкий ручей. Предаваясь своим мыслям, он не сразу разобрал, что, помимо звуков воды и хлопотливых голосов птиц, слышит что-то еще. Он пошел туда, откуда доносился плеск воды, и неожиданное зрелище заставило его сердце сладостно содрогнуться и припасть к земле в поисках тайного пристанища среди невысоких зарослей дикого винограда. Припав грудью на прохладную еще землю, Соломон смотрел на молодую женщину. Она сняла свою одежду и, думая, что никто не видит ее, беззастенчиво и просто омывала свое тело, пробуждая от дремы и ночного забытья свои вежды и члены. Она была стройна и белокожа. Только на те участки тела, которые не были скрыты одеждой во время работы – небольшие руки и овальное лицо, – лег темный загар, еще больше оттеняя нежность тонкой девичьей кожи. Черные волосы, рассыпавшиеся по плечам и спине, скрывали грудь и часть спины. Но зато изящная шея, маленький живот, небольшая шелковая занавесь, оберегающая лоно девушки, ровные стройные ноги – пленили Соломона. Искушенный в женской красоте, он разглядел в девушке то, чего ему так не хватало в обученных страстной науке любовницах. Свежесть и полнота дыхания, естественность движений, мудрость юности и тайна созревающей женственности – взволновали царя. Он впивался газами в молодое тело, по привычке мысленно примеряясь к нему: какое оно – теплое и покорное, как воск свечи, или прохладное и неподатливое, как ускользающий вдаль поток воды в этом ручье? Как вздрогнет это тело, если прикоснуться к нему: прильнет к опытным мужским рукам или стыдливо отринет ласки? Какой голос живет в этой груди, скрытой от его глаз под густым ковром волос цвета самого темного винограда?
Впервые за многие месяцы Соломон испытал уже позабытое им ощущение: смесь любопытства и удивления, наслаждение отдаться своему желанию без оглядки на церемонии, принятые при дворце, не задумываясь, что будет соответствовать этикету, а что нет.