— Сейчас умоюсь, заварю кофе, и ты мне расскажешь про свои проблемы.
— Не надо кофе. Я сейчас уеду…
— Как это? — я остановился на полдороге к двери. — То «спаси», а то вдруг «уеду»?
Лана взяла со стула сумку.
— Ты не сможешь меня спасти. Ты болен. Меня никто не сможет спасти. Это мне с отчаяния примерещилось… Пусти, мне пора.
Но я не отодвинулся. Мне было трудновато сосредоточиться — сулажин начинал плавить мозги.
— Ты всё перепутала. Ты же здорова. Это меня не спасти.
— Да, я здорова. Но я умру раньше тебя. Пожалуйста, дай пройти.
Она смотрела вниз. Я не видел ее глаз.
— Я не понимаю…
— И не нужно. У тебя своих бед хватает. Прощай.
Лана подняла лицо. Поразительно — оно опять сияло. Во всяком случае глаза.
— Живи, сколько получится, сыщик. Спасибо тебе. Я стала совсем холодная, ломкая, будто ледышка. А ты немного согрел меня напоследок. Так и умирать легче.
Опять интересничает, подумал я. Глубже на крючок сажает. Лучше не напирать — в следующий раз сама расскажет.
— Ну гляди, — сказал я. — Передумаешь — звони. Забей мой номер в память.
— Хорошо…
Я продиктовал, она потыкала в кнопочки тонким пальцем. Брать у нее номер я не стал. Захочет — сама позвонит. А она обязательно позвонит, сто процентов.
Чмокнулись в дверях. Ушла.
Вообще-то неправильно было подходить к окну и смотреть, как она выходит из подъезда. Когда-то я хорошо знал правила этой извечной игры в кошки-мышки. Чем больше тебя зацепила женщина, тем меньше выказывай свою заинтересованность. А Лана меня зацепила крепко. В моем состоянии это неудивительно.
И все же я встал у окна. Когда Лана оглянулась, высчитывая этаж (а она конечно же оглянулась — женщина есть женщина), я не стал прятаться за штору. Слишком мало оставалось у меня времени. Глупо было тратить его на копеечные маневры.
У машины Лана обернулась еще раз. Помахала мне. Взялась за ручку. Потянула.
Рама дрогнула. Задребезжало стекло. Вместо «ауди» на тротуаре надулся и лопнул пузырь из огня и дыма.
Первое, что я сделал — потер глаза. До такой степени был уверен, что снова вижу сон. Но видение не исчезло. Облако разрасталось. На асфальт падали какие-то железки. Подпрыгивая, катилось вдоль бордюра колесо. Дом на той стороне улицы будто захлопал десятками глаз — там отдергивали шторы.
Сквозь дым на тротуаре проступило размазанное пятно — словно кто-то размашисто выплеснул ведро помоев.
Я был на войне. Я знаю, что остается от человека после направленного взрыва.
Прошло всего несколько секунд. Еще оконное стекло не перестало дребезжать. Только что Лана махала мне рукой. И вот — пятно на тротуаре.
Я не стал на это дальше смотреть. И думать ни о чем не стал. Сел на пол, у подоконника, закрыл руками лицо. Дал сулажину покачать меня в своей дурманной колыбели.
Иногда, особенно если проснуться ночью, возникает ощущение, что всего этого на самом деле нет. Диагноза, болей, метания в четырех стенах. То ли это невероятно цепкий кошмар, который никак не отвяжется. То ли я переместился из реальности в какое-то иное измерение, где всё устроено по-другому. То ли я вообще уже в загробном мире.
Сейчас я тоже сидел и бормотал: «Так не бывает, так не бывает». Ну ведь правда же — не бывает.
Но сон это был или неотличимая от сна реальность, одно не вызывало сомнений: странная женщина по имени Лана, так неожиданно проникшая в мою распадающуюся жизнь, исчезла и больше не вернется.
Это не я ее согрел. Это она обожгла меня своим нервным пламенем. Одна яркая вспышка — и снова темнота. Остался легкий аромат духов, подтверждающий, что Лана действительно здесь была. И еще царапина на запястье — этот она впилась в меня ногтями в момент страсти.
А может быть, взрыв — это фокусы сулажина? Сейчас выгляну — а на улице всё тихо. Никаких обломков.
Я вскочил, будто вытолкнутый пружиной.
Оказывается, на улице сияет солнце. Оно уже выглянуло из-за соседней крыши. Это значит, что прошло часа два. Или больше. А показалось, что я просидел под окном не больше пяти минут.
Дырки во времени, дырки в сознании.
Никаких фокусов. Я увидел кучку людей около обломков. Оцепление. Толпу зевак на отдалении. Полицейский эвакуатор с краном стоял неподалеку. Ждет, пока эксперты закончат работу. Быстро ребята приехали. К взрывам в Москве относятся серьезно.
Еще вчера мне казалось, что отнять у меня уже нечего. Я гол и нищ. Тающая ледышка жизни — всё, что у меня остается.
Нет, это Лана говорила про ледышку…
Господи, какой же я урод! Мог остановить — и не остановил! Решил, что девочка интересничает.
А она твердо знала, что умрет. Что ей угрожает смертельная опасность. Она так неистово обнимала меня, так в меня впивалась, потому что я показался ей последним шансом на спасение. Но я подвел и предал ее. Сначала жалкими корчами, продемонстрировавшими мою никчемность. Потом своей непробиваемой тупостью.
Я дал ей уйти, и она погибла.
Судьба решила напоследок сделать мне драгоценный подарок. Необыкновенная женщина могла наполнить мою иссыхающую жизнь волшебным эликсиром, смыслом, счастьем! Если б я мог спасти ее от неведомых врагов — или хотя бы попытался это сделать — мне и умирать было бы нестрашно!