Сулейман. Я выбрал тебя (СИ)

Пока подсказываю таксисту, как лучше припарковаться в хитросплетениях яйцеобразного изогнутого двора Катюшки, вижу входящий звонок от не-свекрови. Не отвечаю, потому что пока не до нее. Вот совсем.

Решаю перезвонить позже, тем более, мы уже паркуемся. А затем теряю эту мысль, поскольку вижу Катюху, пританцовывающую в тапках и пуховике у открытой двери подъезда.

– Хватай Сёмку и быстро домой, – командую ей, замечаю еще влажные после душа волосы, торчащие из-под капюшона, – еще не хватало простыть и заболеть на новый год.

– Хорошо, мамочка, – сияет широкой улыбкой язвочка, но делает, как велю. – Квартира сто двадцать четвертая.

Киваю, показывая, что услышала, и переключаюсь на водителя. Расплачиваюсь, забираю три сумки кошачьего имущества, когда тот открывает мне багажник, и только потом топаю в подъезд.

В гостях у Ионовой я впервые. Так что вечер проходит не только за дегустацией блюд, которыми она уставляет стол, но и за изучением жилплощади. А также в обсуждениях геройства Семёна.

Я без утайки рассказываю о подвиге кота, набросившегося на Вадима, чтобы меня защитить, а также о последующей поездке в ветклинику. Ожидаю обиды или того, что меня отчитают, переживая за питомца. По глазам же вижу, как Катя настораживается и волнуется.

Но хозяйка лишь еще больше затискивает своего любимца и открывает для него какой-то новый пакетик корма.

– Сёма, заслужил, это тебе за рыцарство, – комментирует она свои действия.

– Мя! – выдает пушистый красавец и набрасывается на новое лакомство так, словно его год не кормили.

Мы же, смеясь, переключаемся на свои девчачьи темы, которые и обсуждаем пару часов к ряду.

О пропущенном звонке А.Б. вспоминаю, когда решаю проверить время на телефоне, чтобы вызывать такси домой.

– Начало десятого, не звони, – предлагает Ионова, кривя смешную моську.

Я ей кратко, в пару предложений описала маму Вадима, но и этого оказалось достаточно, чтобы Катюшка составила о ней собственное представление.

– Неудобно, да и лучше сейчас, чем завтра она вновь нагрянет ко мне с визитом.

Озвучиваю собственное мнение и нажимаю зеленую кнопку вызова.

– Здравствуй, Мария, – произносит спустя четыре гудка Кравцова. Недовольство в голосе так и клокочет, будто я ее уже успела смертельно обидеть. – Уже и не ждала, что ты включишь сознательность и перезвонишь.

Пропускаю шпильку мимо ушей. После веселых посиделок у Ионовой реагировать на негатив и брать на себя непонятную вину нет желания.

– Набрала, как только освободилась, – говорю после приветствия.

– Твой рабочий день заканчивается в шесть, сейчас же двадцать один двадцать пять, – информируют меня.

И замолкают.

Неужели А.Б. ждет, что начну объясняться и отчитываться о своих действиях, чтобы меня простили непонятно за что.

Зря.

Не буду.

– Я в курсе, – произношу вслух и мысленно пожимаю плечами.

Хоть двадцать три ноль семь. Или даже за полночь.

В чем проблема-то?

– М-да, Мария, – тяжело вздыхает трубка голосом Аллы Борисовны, будто я совершила тяжелый грех и нет мне больше прощения. А в следующий момент ошарашивает. – Вадичка в больнице. Доставили на скорой. Мне позвонили около шести вечера, что он очень и очень плох. Я сразу набрала тебя. А ты…

– Что с ним? – перебиваю.

Ждать, когда Кравцова решит повторно излить на меня непонятную обиду нет желания.

– На него напали, как я поняла. Все так сумбурно… и я в таком шоке… аж сердце колет, не переставая… и эти, медсестры, чтоб их, ничего толком не объяснили…

– А вы ездили к нему? Разговаривали с врачом? – спрашиваю, догадываясь об ответе.

– Я надеялась, что это сделаешь ты, потому что…

О боже мой…

Она реально меня бесит.

Её баранья упертость, что я – гражданская жена, а потому должна взвалить на себя все обязанности и нести этот крест до самой смерти уже даже не смешит, а раздражает.

Жутко.

– Уверена, он очень хотел увидеть тебя, а не меня... – а вот и слезы.

– Хорошо, я поеду к нему завтра с утра, – сдаюсь, только бы закончить слезоточив с подвыванием на том конце провода.

Назовите меня жестокой и бессердечной, но вот такая я. Какая есть.

– А сейчас тебе сложно? – истерика вдруг прекращается, и вопрос мне задают вполне нормальным тоном.

Ионова, слушающая все очень и очень внимательно с самого начала, потому что голос Кравцовой даже без громкой связи отчетливо слышен нам обеим, умудряется хохотнуть и показать два больших пальца вверх.

Да, моя не-свекровь – еще та великая манипуляторша.

– Сегодня уже поздно, а приемные часы давно закончились. Завтра перед работой я к нему заеду, а потом перезвоню вам, – даю обещание и, прежде чем на меня навялят еще кучу «сделай то и то, и прихвати с собой вот это», прощаюсь и отключаю связь.

– Ну ты, Машунь попала, церберша эта твоя А.Б., мама не горюй.

Пожимаю плечами, полностью соглашаясь с мнением подруги, и пару раз удивлённо моргаю, когда слышу…

– Так-с, утром я еду с тобой. А что, это будет даже весело, – ехидно хмыкает брюнетка. – Навестим нашего Вадичку вдвоем. Раз он не в реанимации, а всего лишь в травме, то жить будет, даже после моего визита.

– Уверена? – приподнимаю бровь, широко улыбаясь.