Сулейман Великолепный. Величайший султан Османской империи. 1520-1566

Сулейман опять кивнул в знак согласия. Если бы стоявший перед ним человек стал протестовать или убеждать его не мучиться и не брать на себя ответственность за поход, султан разозлился бы. Теперь же он может ехать в своем паланкине без мрачных предчувствий. Наклонившись вперед, чтобы поставить золотую чашу, он ощутил прикосновение руки Соколли, пытавшегося ее перехватить. Сулейман не пожелал воспользоваться помощью. Затем по собственной инициативе коснулся руки собеседника.

– Я пойду не на татарские луга, – энергично произнес султан. – Не в Адрианополь и даже не на берега Дуная. Пойду походом в «зону войны». Пока ты еще не Носитель бремени.

Из смотровых щелей паланкина султану было все видно. Кони бежали легким галопом по ровной поверхности дороги, кисточки шапок гонцов подпрыгивали по обеим сторонам от него, развевались лисьи хвосты, прикрепленные к шлемам стражников Соколли, поверх их плащей были наброшены шкуры леопардов… В тринадцатый раз он покидал город, отправляясь в поход.

Мимо паланкина промелькнула обгоревшая колонна римских цезарей. Тряска доставляла султану боль, но ехать со скоростью похоронной процессии там, где выстроились толпы людей, чтобы поглядеть на его выступление в поход, было нельзя. Проехали мимо серых стен старого дворца, где больше не было Михрмах. Теперь она покоилась в гробнице у Джамлии, там, где он, бывало, охотился.

Затем в смотровой щели появились башни Сулеймании и небольшой купол гробницы Роксоланы среди кипарисов. Выезд из города на Сулеймана всегда производил удивительное впечатление. Интересно, сколько раз он вот так с любопытством оглядывался вокруг, покидая город и возвращаясь в него?

Проехали возле комплекса Семи башен. На одной из них султан заметил выбитую надпись: «Трудами Рустама собраны здесь сокровища». Для кого? Повернув голову, он заметил, как между башнями блеснуло голубизной Мраморное море.

У Сулеймана было странное ощущение, что все это он видит в последний раз, хотя и не мог себе представить, что все другие, Ибн-Сауд, Пьяли-паша и Соколли, вернутся без него.

Сейчас все они были рядом с ним и будут дальше, во всяком случае до того луга, где в полдень Баки выйдет к его паланкину и прочтет свой зажигательный панегирик в честь османских султанов. Поэта соберутся слушать весь Диван и все аги… В городе Сулейман оставил только мелких сошек и двор во главе с Селимом, которые его мало интересовали. Руководители режима сопровождали его сейчас, чувствуя себя как на празднике. С каждым из них султан успел переговорить об исполнении ими своих обязанностей в будущем.

В Адрианополе муфтий и капутан-паша Повернули назад обеспечивать порядок в столице. Султан велел им следить за его внуком Мурадом, которого женщины из гарема Селима подговаривали приобрести в собственность галеру.

Когда начался подъем в холодные горные ущелья, Сулейман в паланкине слег. Теперь он лежа прислушивался к знакомому шуму дождя, ожидая увидеть холмы Белграда, примыкавшие к серой ленте Дуная.

После переправы через вздувшуюся от дождей реку ему сообщили, что потерялись верблюды с его паланкином, и он стал искать тетрадь, в которой вел свои дневниковые записи. «Дождь: паланкин султана потерян из-за наводнения». Эта фраза запечатлелась в его памяти, но он ее так и не записал.

Султану нашли другой паланкин. В ясный вечер он снова увидел сочную зелень болотистого поля у Мохача. Не без усилия ему удалось принять сидячее положение в шатре Дивана, куда к нему привели сына Заполяи Януша Сигизмунда, теперь уже взрослого короля Венгрии. Вытянувшись по стойке «смирно!» перед султаном, Сигизмунд пожаловался на нападения врагов из Австрии.

Сулейман улыбнулся, чтобы ободрить молодого монарха:

– Я не оставлю оружия, пока не упрочится твой трон в Венгрии.

Глядя в пепельное распухшее лицо всемогущего правителя, на котором живыми выглядели только глаза, молодой венгр покрылся холодным потом. Он что-то невнятно пробормотал по-немецки. Стоявший рядом с Сулейманом Соколли тихо пробасил:

– Он что-то хочет, но не знает чего.

Этот сын польской принцессы явно боялся султана. На мгновение Сулейман представил на месте напряженного венгра улыбающееся лицо своего сына Мустафы, зеленые глаза которого смотрели на отца без всякого страха. Султан заговорил, преодолевая обморочное состояние, вызванное острой головной болью:

– Если он в чем-либо нуждается, пусть даст знать, его просьба будет удовлетворена.

Януша Сигизмунда увели, и перед Сулейманом предстало высокомерное лицо офицера.

– Арслан-хан, – подсказал Соколли и султан напряг память. Храбрый командир, одурманивший себя опиумом и вином, проигнорировал приказы и потерпел поражение. После Мальты военных неудач быть не должно. Правда, было потеряно всего несколько сот человек и деревня. Арслан-хан дерзко улыбался, глядя на султана:

– Я знаю, что меня ждет.

Судорога гнева перекосила лицо Сулеймана. Он подал рукой знак, и Соколли вызвал из-за помоста вооруженных людей. Двое из них выступили вперед, быстро накинув удавку на массивную шею офицера.