Читаем Сулейман Великолепный. Величайший султан Османской империи. 1520-1566 полностью

Возможно, при жизни его поколения туркам и не удастся добиться слияния культур Востока и Запада. Но разве турецкая культура, развивающаяся обособленно, не может завоевать уважение европейцев и азиатов? Разве его город, расположенный на пересечении морских и сухопутных путей, не может быть населен людьми, которые ничего не должны и ничего не требуют от народов Востока и Запада? Ведь такой же была и Александрия, задуманная и построенная Александром Великим.

Сулеймана интересовали лишь конкретные, практические вопросы. Он думал о жилище как убежище семьи от дождя и холода. Распорядился, чтобы строители разобрали крепостные стены для постройки акведуков, и пожелал, чтобы они возводились в новом турецком стиле. Почему мечети должны строиться по образцу и подобию Айа Софии, построенной византийцами? И должно ли богослужение проводиться по правилам курейшитов, арабского клана, последовавшего когда-то за пророком Мухаммедом? Должна ли турецкая литература копировать персидскую?

В те годы славы османского султана называли Сулейманом Великолепным и Великим турком. Гости замечали блеск драгоценных камней в шелке его чалмы и поражались богатству, накопленному Е Семи башнях, которым хвастался Ибрагим. Однако немногие из них замечали то, к чему султан стремился на самом деле с безмолвной решимостью.

Это не было похоже на утопию. Не замышлялись акрополи или благополучие, рассчитанное только на привилегированные слои населения. Его помыслы были направлены на благосостояние обитателей простых жилищ. Каждый из них мог владеть каменным домом, виноградником или участком с вишневыми деревьями, небольшим стадом овец. Глава такой семьи должен был платить годовой налог в размере одного дуката за свой дом и одного аспера за каждую пару овец. (В приблизительном пересчете на сегодняшний день это равняется пяти долларам за дом и десяти центам за пару овец.) Кроме того, был обязан отправить своих детей в школу учиться чтению Корана и находить время для выслушивания мнения деревенского кадия или шариатского судьи.

Из скромного налога на домашнее хозяйство формировалась казна Сулеймана. И еще она поподнялась регулярными налоговыми поступлениями от таких предприятий, как шахты по добыче металлических руд, а также пошлинами на иностранные товары и оформленные документы.

Поступала также дань из заморских провинций, таких, как Греция и Сирия, особенно Египет. Даже венецианцы платили символическую сумму в 30 тысяч дукатов. По данным Юнис-бея, главного переводчика сераля, в целом доходы казны составляли 4 100 000 дукатов, а по оценкам купца Зено – 6 000 000. Гритти упоминал 4 000 000 дукатов, но, возможно, он и Юнис-бей имели в виду только поступления от налогов на домашнее хозяйство. Однако все соглашаются на том, что при Сулеймане доходов было больше, чем расходов, возможно в соотношении 6 000 000 к 4 000 000 дукатов.

Это был довольно скромный доход для такой территории, как Западная Европа без Венеции. Более того, это был доход, фиксированный размером пошлины. Ходило изречение: «Что было, то и будет». Когда европейцы видели пышную кавалькаду во главе с султаном, они полагали, что Великий синьор владеет несметными богатствами, которых на самом деле не было. Сулейман оберегал прежде всего домашний очаг турок.

«Турки во всем такие любители порядка, – писал много позже один француз, – что соблюдают его в мелочах. Поскольку экономика и распределение продуктов составляют одну из основ поддержания порядка, они уделяют этому особое внимание, следя за тем, чтобы продуктов было много и распределялись они в разумной пропорции. Они никогда не станут продавать вишню или фрукты первого сбора на вес золота, как это делается во Франции… Если их надзиратели, которые совершают ежедневные обходы, обнаружат торговца, обвешивающего покупателей или продающего свой товар по завышенной цене, тот немедленно будет примерно наказан или доставлен в суд. Поэтому там даже ребенка можно послать на рынок, не опасаясь, что его обманут. Нередко надзиратели за рынком, встречая ребенка, расспрашивают его, за какую цену он приобрел покупки. Даже взвешивают их, чтобы убедиться, не обманули ли дитя. Я видел торговца, который получил удары по пяткам за то, что продал лед по пять динаров за фунт… Торговца, обвешавшего покупателя, могут опозорить тем, что просунут его голову в отверстие доски, увешанной колокольчиками, которую он должен носить. Над торговцем в таком виде все окружающие смеются…

Что касается беспорядка и скандалов на улице, то каждый обязан их пресекать. Чтобы избежать неприятных происшествий в ночное время, горожанам запрещается появляться на улицах после наступления темноты, за исключением сезона поста (рамазана)».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное