Читаем Сулла полностью

Меры, принятые консулами, и дальнейшие события подтверждают эту догадку: на следующий день после сражения Сулла и Помпей Руфин созвали собрание народа, перед которым оба консула, выразив сожаление по поводу ситуации, в которую ввергли Республику демагоги, оправдали свое вмешательство необходимостью установить порядок и безопасность имущества и личности. Затем они объявили, что предложат на народное голосование серию распоряжений, призванных предотвратить возврат к таким беспорядкам.

Эти законы, носившие имя их авторов (каждый из них был, таким образом, частью Закона Корнелия — Помпея), в основном, относились к самой организации избирательных процедур: с одной стороны, каждый законопроект должен был впредь подвергаться предварительной апробации сената (что раньше было правилом для текстов, вынесенных на собрание трибами); и затем самое главное в законодательной деятельности передавалось центуриатным комициям, то есть собранию, которое группирует граждан больше не по территориальным единствам (как трибутные комиции), а по классам цензитариев, и в котором большинство достигалось, если восемнадцать центурий всадников и восемьдесят центурий граждан первого класса (самые богатые) голосовали одинаково. Эта центуриатная организация, начало которой легенда относит ко временам царя Сервия Туллия (VI век), опиралась на принцип пропорционального распределения налоговых и военных функций и политического веса: чем богаче был гражданин, тем более значительным было его участие в налогах и военных обязанностях, и тем более возможностей было у него обратить внимание на свой голос в собрании. Предлагая передать центуриатным комициям вес, который они утратили, Сулла и Помпей Руфин утверждением, что они искореняют всякий повод к бунту, недвусмысленно отдали предпочтение избирательной системе, при которой влияние возвращалось к самым богатым и благоразумным людям, а не к наиболее бедным, готовым на все. Во всяком случае ясно, что, отнимая у собраний плебса законодательную инициативу, они лишали трибунов основательной части их власти.

Это было основным в законодательстве, предложенном консулами: то, что политически было самым важным. Но были также законы, принимаемые ради народа, по меньшей мере три. Первый ограничивал 10 процентами рост долга; второй подтверждал объявление врагами народа двенадцати руководителей фракции Мария и отдавал приказ о конфискации в пользу государства всего их имущества. Наконец, последний закон, на котором настаивал Сулла, аннулировал законодательство, насильственно установленное Сульпицием с того момента, когда Сулла вынужден был временно отменить iustitium.

Насколько известно, свод мер был принят в нормальных условиях: Сулла отправил свои легионы заканчивать приготовления к Восточной кампании. И выборы магистратур на следующий год прошли без инцидентов, если не считать того, что приверженцы Мария, воспрянув духом, теперь открыто выступали за кандидатов, подпадавших под амнистию, и им даже удалось в некоторых случаях провести своих людей вместо тех, на кого опирались консулы, в частности вместо племянника самого Суллы Секста Нония Суфеиата. Что же касается консулата, выбор пал на Гнея Октавия, несомненно, в данном случае самого неспособного человека, одновременно нерадивого и некомпетентного, и на патриция Луция Корнелия Цинну, которого Сулла, по-видимому, поддерживал. В самом деле, во время своей кампании Цинна торжественно поднялся на Капитолий, держа в руке камень и клянясь всеми богами, что если он не будет честно защищать интересы Суллы, пусть его выбросят из Города, как он бросает этот камень, и театральным жестом бросил его с высоты Капитолия под аплодисменты многочисленных свидетелей. Ничего не известно о кредите, который Сулла мог дать под эти манифестации; зато известно, что он предпочел не стать врагом этого знатного патриция, активного и компетентного. И сам факт, что последний посчитал полезным проводить кампанию, обещая следовать только что принятым постановлениям, позволял Сулле быть уверенным в политическом равновесии, потому что Цинне таким образом удалось быть избранным.

Как было предусмотрено в начале 88 года, каждый ушедший в отставку консул должен был взять на себя командование: Квинт Помпей Руфин замещал Гнея Помпея Страбона во главе армии в Италии для ведений операций по очистке, заканчивая Союзническую войну, в то время как Сулла отправлялся на Восток. Если последний действительно взял направление на Грецию, то для Помпея Руфина история заканчивается здесь: он отправился в свою армию и созвал ее на собрание. Помпей Страбон держался несколько в стороне, как если бы стал частным лицом, чуждым военным делам. Солдаты приблизились к своему новому командиру, кажется, чтобы лучше слышать его, и, оттеснив таким образом от офицеров, убили. Войска начала охватывать паника, но сразу же вмешался Помпей Страбон: осуждая убийц за то, что те подняли руку на консула, он дал понять своим войскам, что репрессий не будет, если они снова подчиняться его командованию.

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги