Читаем Сулла полностью

Было ли римское завоевание благом для покоренных народов? Вопрос очень непростой, поскольку для однозначного ответа на него не хватает данных. Понятно, что сами боевые действия ничего хорошего с собой не несли, но в те времена войны происходили куда чаще, чем сейчас, и винить за это римлян можно не больше, чем прочие народы, — не они, так другие. А вот прекращение распрей между городами, племенами и странами, ставшее результатом римского завоевания, несомненно, было благом. То же можно сказать и о влиянии римской и наряду с ней греческой культуры на менее развитые племена. Единое политическое пространство способствовало развитию экономики. Конечно, римские наместники позволяли себе различные злоупотребления — вымогательство, незаконные поборы, конфискации предметов искусства и т. д. Однако преувеличивать масштабы подобных безобразий не стоит — аппарат наместников был немногочисленным, поскольку состоял преимущественно из их свиты.[9] Это обстоятельство, к слову сказать, способствовало сохранению автономии провинциальных общин. В городах, где не действовало римское право, римские граждане должны были подчиняться местным законам.[10]

Однако не стоит забывать и о теневых сторонах римского владычества. Конечно, оно прекратило войны, но многие из покоренных народов не видели в этом особого блага — война для них являлась привычным, а зачастую и прибыльным занятием. К тому же прежде они сами решали, воевать им или нет. Что же касается тех эллинских полисов, которые прежде обладали политической независимостью, то им казалось унизительным подчиняться «варварам», каковыми они считали римлян. Поэтому и злоупотребления римских наместников измерялись не только сухими цифрами людских потерь и материального ущерба — они оставляли раны в сердцах, не поддававшиеся никакому исчислению. То же самое можно сказать и о других покоренных народах. На этом фоне заявления римлян о том, будто они лишали побежденных одной только свободы совершать несправедливости,[11] выглядели как циничное издевательство. Что же касается распространения греко-римской культуры, то сами «варвары» вряд ли испытывали какие либо позитивные эмоции на сей счет, тогда как положительные последствия этого процесса заметны лишь в исторической ретроспективе. К тому же культура «варварских» племен со временем могла развиться в нечто не менее интересное, чем греческая и римская. Пример тому — кельты Ирландии.

Как же было устроено государство, покорившее ойкумену?

Как известно, в VIII–VI веках до н. э. Рим находился под властью царей, а затем в результате аристократического переворота стал республикой. Здесь необходимы две оговорки: римские цари (reges) отнюдь не были монархами в привычном смысле слова, а скорее представляли собой племенных вождей. Попытка последнего царя Тарквиния Гордого править самовластно, в обход мнения знатнейших родов (или, по крайней мере, многих из них), привела к его свержению. Республика, сменившая царскую власть, в понятиях римской верхушки была не столько особым строем, отличным от монархии, сколько обозначением государства как такового. Для нас словосочетание «падение Республики» подразумевает смену ее Империей, для римских же традиционалистов оно означало гибель государства вообще.[12]

Установление республиканского строя знаменовало собой господство знати, патрициев, которые руководили общиной через сенат, существовавший, согласно легенде, еще со времен Ромула. Для простого народа,[13] плебса, это не сулило ничего хорошего — аристократия заботилась только о себе и считала признаком хорошего тона лишний раз утеснить «чернь». В то же время любые симпатии к плебеям со стороны частных лиц вызывали подозрения — уж не стремится ли этот человек к царской власти, пользуясь расположением толпы? (Прекрасное доказательство того, что «черни» при царях жилось лучше.)

Плебеев эксплуатировали самыми различными способами: они платили налоги, работали в качестве поденщиков или арендаторов на полях знати, сражались с внешними врагами, обеспечивая в случае успеха добычу и новые земли. Вместо награды им грозило рабство за неуплату долгов, их не допускали к участию в разделе общественных земель (ager publicus), они не могли быть ни магистратами, ни жрецами. Однако плебеи боролись за свои права как умели: уходили на Священную гору, предоставляя патрициев собственной участи; отказывались сражаться за государство, которое только брало у них, но ничего не давало взамен; наконец, устраивали многолюдные сборища на улицах Рима, требуя внимания к своим нуждам. Однако, что любопытно, до настоящего восстания так ни разу и не дошло.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное