Султан и его гарем

– Послушай, – заговорил грек, – ты еще можешь все изменить! Твоя участь в твоих руках! Не надейся на Сади и на его любовь, он потерян для тебя навсегда, он – любовник принцессы, которая окружает его всеми благами мира! Или ты думаешь, что он способен оттолкнуть от себя все это? Послушайся меня! Если ты будешь и дальше сопротивляться мне, то ты погибла!

– Я скорее согласна на любые мучения, даже смерть, чем стать твоей! – решительно вскричала Реция.

– Умереть ты не умрешь, тогда для меня исчезла бы всякая надежда когда-либо обладать тобой! Но страдать ты должна! Ты должна покориться мне! Время от времени я буду приходить к тебе и спрашивать, не изменила ли ты своего решения.

– Никогда я не отвечу ничего другого, клянусь тебе! – вскричала Реция.

– Пусть пройдет несколько недель, моя голубушка, и ты заговоришь другое, – сказал грек, – твоя гордость будет сломлена, и ты сама рада будешь отдаться мне.

Между тем карета, казалось, доехала до берега, где ее поставили на большую барку и повезли на другой берег. Переехав, она снова покатилась по ночным улицам.

Куда же вез Лаццаро свои беззащитные жертвы?

Было уже за полночь, когда карета наконец остановилась.

Лаццаро высадил Рецию и принца и ввел их в какую-то темную комнату или коридор.

Кругом было так темно, что Реция не могла рассмотреть, где они находятся.

Но почти в то же самое мгновение появился дервиш, неся в руках фонарь. Увидав дервиша, Реция бросилась к нему навстречу.

Лаццаро иронически засмеялся.

– Спаси меня, святой человек! – вскричала она в отчаянии, – освободи меня и ребенка!

Дервиш, казалось, не слыхал вопля молодой женщины.

Между тем Лаццаро подошел к старому дервишу и показал ему какую-то бумагу.

Эта бумага произвела неожиданное действие.

Старик низко поклонился. Тогда Лаццаро указал на Рецию и мальчика.

Старик снова низко поклонился и, подойдя к Реции, сделал ей знак следовать за собой.

– Куда ты хочешь меня отвести, святой человек? О, сжалься над нами! – умоляла Реция, а испуганный Саладин плакал все громче и громче, но старик не слышал ничего – старый Тагир был глухонемой от рождения – ни один звук не проникал через его уши.

Лаццаро поглядел вслед удалявшимся с видом облегчения: наконец-то Реция и Саладин были в надежных руках и отправлялись в такое место, где они навеки будут спрятаны от всего света.

Реция и Саладин были привезены в развалины Кадри…

Возвратившись к карете, Лаццаро приказал кучеру ехать на кладбище в Скутари.

Не прошло и четверти часа, как карета уже подъезжала к кладбищу.

У самого входа стояла мечеть, около которой жил муэдзин, исполнявший вместе с тем и обязанности могильника.

Когда карета остановилась, Лаццаро вышел из нее, взял сундук, в котором лежала Сирра, и пошел к дому могильщика.

Он слегка постучался в дверь.

Почти в ту же минуту старый могильщик отпер дверь и со страхом взглянул на незнакомца.

– Хорошо, что ты еще не спишь, – сказал Лаццаро, – я принес к тебе покойницу, ты должен выкопать могилу.

– Сейчас, ночью?

– Я подожду, пока ты это сделаешь, – отвечал грек, опуская на землю тяжелый сундук.

– Ты не слуга ли принцессы, живущей здесь, в Скутари?

– Ты угадал. Вот тебе плата! – сказал грек, подавая могильщику кошелек.

Это сделало могильщика гораздо сговорчивее. Он поблагодарил грека и пошел копать могилу.

В это время Лаццаро наклонился к сундуку, в котором лежала Сирра, но было так темно, что нельзя было разобрать, для чего он это сделал. Затем он снова закрыл сундук и понес к тому месту, где могильщик рыл могилу.

Могилы в Турции роются неглубоко, поэтому яма для Сирры была выкопана очень скоро.

Сундук, в котором лежала несчастная, не подававшая ни малейшего признака еще не угасшей в ней жизни, был опущен в могилу и засыпан землей и на ней сделан бугор, чтобы обозначить место могилы.

Все было кончено.

Грек простился с могильщиком и вернулся назад к карете, в которой доехал до дворца принцессы.

Войдя во дворец, он узнал, что принцесса уже спальне.

Тогда он сел в лодку и приказал везти себя в Галату.

Он отправился к старой Кадидже.

В Галату еще царило большое оживление, в ее лачужках раздавались крики, смех и песни.

Лаццаро дошел до дома Кадиджи, она уже давно возвратилась и сейчас же на его стук отворила дверь.

Лаццаро вошел на темный двор.

– Все ли сделано? – спросила Кадиджа.

– Я принес тебе доказательство, что черный гном мертв и похоронен, – отвечал грек, вынимая что-то из-под широкого верхнего платья, – вот, возьми!

На дворе было темно, но из полуотворенной двери в дом пробивался слабый луч света.

– Что это такое? – спросила гадальщица.

– Рука мертвой, – отвечал злодей. – Теперь у тебя есть доказательство! Спокойной ночи!

Старая Кадиджа не могла не вздрогнуть, она держала в руках холодную, как лед, руку Сирры, руку, которую Лаццаро оторвал у мертвой.

Лаццаро оставил дом, а Кадиджа все еще продолжала держать руку покойницы; она не знала, что ей с ней делать, у трупа теперь недоставало левой руки; что, если, как думала Кадиджа, покойница явится потребовать эту руку назад?..

XX В чертогах смерти