Офицер, из сторонников Гуссейна, отошел, как бы исполняя волю султана, но вместо этого другой офицер подошел к чрезвычайно раздраженному султану и потребовал снова, чтобы тот шел во дворец.
В бешенстве султан, выхватив револьвер, стал угрожать им назойливым офицерам.
Тогда те решились оставить его в покое и ушли, расставив повсюду часовых.
Это не понравилось султану, и он тотчас же отправился в назначенный ему дворец. Тогда офицер, командовавший караулом, приказал отнять у султана саблю и револьвер, которыми тот был вооружен. Ненормальное состояние Абдул-Азиса оправдывало эту меру предосторожности. Оружие было отобрано и отослано в сераль.
С пятницы до вечера субботы у султана постоянно были припадки исступления и ярости, за которыми следовали упадок сил и полнейшее уныние и отчаяние.
Но в ночь с субботы на воскресенье солдаты, стоявшие на часах, все время слышали в саду дворца шум и дикие крики. Это Абдул-Азис кричал, требуя оружие и негодуя, что броненосцы спокойно стоят на якорях вместо того, чтобы стрелять в его врагов изо всех своих орудий.
Эта печальная сцена долго продолжалась, так что офицер, командовавший караулом, послал об этом донесение к министрам.
Это как нельзя более благоприятствовало планам заговорщиков, давая им неоспоримое доказательство расстройства умственных способностей свергнутого султана.
Немедленно по получении донесения караульного офицера враги султана собрались на совет в развалинах Кадри.
Это были Мансур-эфенди, Гамид-кади и министры Гуссейн и Рашид. Мидхат и Халиль не хотели более подчиняться бывшему Шейх-уль-Исламу и способствовать успеху его планов.
– Я созвал вас, чтобы обсудить, что должно теперь предпринять, – сказал Мансур, обращаясь к собравшимся. – Вам уже известно донесение караульного офицера. Нам надо обдумать, какие меры следует принять. Я боюсь вмешательства Европы!
– Еще большая опасность угрожает со стороны приверженцев бывшего султана, – прибавил Гамид-кади. – Пока султан жив, мы не должны упускать этого из виду! Его приверженцы могут тайно сговориться и устроить государственный переворот.
– Хуже всего то, что, пока жив старый султан, новый должен постоянно беспокоиться за свою безопасность, – заметил Рашид-паша.
– К чему так много разговоров! – вскричал Гуссейн. – Если Абдул-Азис опасен для нас, то его жизнь должна прекратиться.
– Я согласен с тобой, благородный паша! – сказал Мансур. – Она должна прекратиться.
– Но позвольте мне заметить, друзья мои, – вмешался Рашид. – Внезапная смерть Абдул-Азиса может возбудить подозрения не только в народе, но и у других государств. Ее сочтут насильственной.
– Этого не будет, если бывший султан лишит себя жизни в припадке умопомешательства, – возразил с хитрой улыбкой Мансур.
– На это у него не хватит мужества!
– Но пойми, друг мой, – сказал Гуссейн, – вовсе не нужно, чтобы Абдул-Азис сам лишил себя жизни. Нужно только, чтобы это так казалось.
– О! Теперь я понимаю слова моего мудрого друга Мансура-эфенди, – сказал с легким поклоном Рашид-паша. – Если это будет так же хорошо исполнено, как умно задумано, тогда важнейший вопрос, занимающий нас, можно считать разрешенным.
– Когда мудрый Мансур-эфенди предлагает какой-нибудь план, он обыкновенно знает уже и средства к исполнению его! – заметил Гуссейн. – Мы согласны с тобой!
– Устранение, смерть Абдул-Азиса необходима! – отвечал Мансур. – Для него самого она будет избавлением от постоянных мучений и страха, для нас же это необходимая мера предосторожности. Но необходимо, чтобы его смерть показалась всем самоубийством. Случай помог мне найти человека, который может лишить жизни так, что самое внимательное исследование не найдет следов насильственной смерти.
– Что же это, яд? – спросили все присутствовавшие враз.
– Нет, это совсем особенное средство. От него нечего опасаться даже вскрытия, тогда как почти всякий яд может быть легко обнаружен, – продолжал Мансур. – Применит его солдат – негр по имени Тимбо.
– Солдат? – спросил Гуссейн.
– Да, господин военный министр, солдат одного из вновь сформированных полков. С помощью какого-то доктора, знакомого ему, он берется умертвить султана.
– Но как же устроят они это? – спросил Гуссейн.
– Будет сделано так, как будто бы Абдул-Азис лишил себя жизни каким-нибудь оружием, которое найдут у него же в руках, – отвечал Мансур.
– Что же, можно использовать этого солдата, – заметил Рашид, – но что мы с ним сделаем, когда он кончит свое дело?
– Они оба получат награду и будут посланы в Аравию, – сказал Гуссейн. – Я берусь наблюдать за ними.
– Лучше всего, если они оба найдут смерть по дороге в Аравию, – заметил Мансур таким спокойным тоном, как будто бы дело шло о самой ничтожной и простой вещи на свете.
– Согласен! – сказал Гуссейн. – Где же тот солдат, о котором ты говоришь, мой мудрый Мансур-эфенди?
Мансур потянул за шнурок колокольчика. Вошел один из дервишей.
– Они оба тут? – спросил Мансур.
– Нет, мудрый Баба-Мансур, – отвечал дервиш, – здесь только один из них.
– Кто же?
– Солдат – негр Тимбо.
– Пусть он войдет!