Султан и его враги. Том 1

Наконец лодка подъехала к тому месту, где Сади должен был выйти. Он приказал гребцам ждать его здесь и, завернувшись в свою военную шинель, пешком отправился к отдаленному дому палача. Старая, мрачная башня резко выделялась среди ровной, пустынной местности.

Ни дома, ни хижины, ни души кругом. Эта часть константинопольских окрестностей пустынна, ровна и почти лишена растительности. Кое-где только виднелись поросшие деревьями холмики, но и те имели очень жалкий вид.

Наконец Сади добрался до стены, окружавшей со всех сторон старую башню, и насилу отыскал в ней маленькую деревянную дверь. Она не была заперта, Сади толкнул ее — она отворилась, так что он, даже не постучавшись, мог проникнуть во двор палача.

Это бросилось ему в глаза. С внутренней стороны двери находилась большая тяжелая задвижка. Неужели Будимир всегда оставлял дверь открытой?

Сади подошел к старой, огромной башне, которая в былое время служила, вероятно, сторожевым пунктом при укреплениях. Теперь же, полуразрушенная сверху, она только внизу имела совершенно крепкие комнаты. Двор был невелик. Как раз посреди него и стояла башня. В углах его и у стены валялись бревна, доски, части виселицы и большие позорные столбы. Сбоку помещался старый черный дровяной сарай.

Сади заметил, что в одном из нижних покоев горел свет, и подошел к низенькому окошку, которое, как и все башенные окна, было мало и заделано решеткой.

Он заглянул в комнату и увидел палача Будимира. Это был уже пожилой человек. Он сидел у стола и, казалось, что-то рисовал или писал на нем мелом. Его обрамленное седой бородой, воинственное, испещренное рубцами лицо, его большие серые глаза, устремленные на стол, — все показывало, что он был очень занят чем-то.

Сади подошел к двери, ведущей в башню, — она тоже не была закрыта. Он открыл ее и по мрачным коридорам со сводами отправился в ту сторону, где находилась комната Будимира.

Вдруг в конце коридора открылась высокая, огромная, тяжелая дверь, и на пороге ее показался палач со свечой в руке. Он вышел посмотреть, кто это ходит по коридору. Каково же было его удивление, когда он увидел перед собой молодого офицера.

— Я Сади-паша, — сказал офицер, — мне нужно поговорить с тобой! Ты неосторожен, Будимир, как можно оставлять двери открытыми!

— Ты вправе, благородный паша, делать мне этот упрек! — отвечал палач мрачным тоном, его бесило подобное замечание. — Большая опрометчивость оставлять двери открытыми здесь, в тюрьме, но я-то не имею такой привычки и готов поклясться, что давеча, как и всегда, запер их на задвижку.

— Тогда я не смог бы проникнуть сюда, — сказал Сади и последовал за широкоплечим, высоким мужчиной в его комнату. Там он заметил, что Будимир что-то мелом нарисовал на столе.

— Подойди ближе, благородный паша, — сказал палач, — что привело тебя в мою башню, избегаемую всеми?

— Что ты рисуешь там, Будимир? — обратился Сади к палачу вместо ответа.

— Да, видишь ли, — отвечал палач, — я соображаю, сколько смогут выдержать некоторые бревна и доски. Сегодня ночью я с работниками хочу устроить виселицу, и такую высокую, чтобы ее можно было видеть издали.

— Виселицу? Для кого это? — спросил Сади.

— Для мнимой пророчицы, задушившей старую аравитянку Ганнифу.

— Так она приговорена к смерти?

— Недавно мудрый и справедливый Гамид-кади прислал мне приказание, чтобы завтра, после заката солнца, вздернуть мнимую пророчицу на виселицу.

— Она здесь, у тебя в тюрьме?

— Да, благородный паша, она там наверху, в одной из камер.

— Ты уже готовишься сооружать для нее виселицу, а неизвестно еще, будет ли она на самом деле казнена.

— Как может это подлежать сомнению, когда слово мудрого и справедливого кади решило уже ее участь? Она осуждена на смерть.

— Но она еще жива, а пока она жива, приговор может быть еще отменен.

— Кто имеет на это власть, мой благородный паша? — спросил палач.

— Могущественный султан.

— Не поверю я этому, благородный паша, как глубоко ни уважаю я тебя и твои слова. Его величество султан не может отменить приговор Шейха-уль-Ислама и кади.

— Он может назначить новое следствие, и это непременно случится. Кади очень торопится. В прошлую ночь только он передал тебе пророчицу, сегодня вынес приговор, а завтра уже она должна быть на виселице.

— Так гласит приказ, благородный паша.

— Хорошо! Но жива ли она еще? Или бедное создание уже убили, чтобы только заставить ее молчать, и завтрашняя казнь не что иное, как комедия для публики?

— Нет, мой благородный паша, мнимая пророчица еще жива.

— Проводи меня к ней, мне надо ее видеть и сказать ей несколько слов.

— Не гневайся на твоего раба, благородный Сади-паша, если он осмелится заметить тебе, что ему предписано присутствовать при подобных посещениях, — сказал палач.