Султан и его враги. Том 2

   В один из следующих вечеров около дома Сади-паши бродил старый нищенствующий дервиш.    Он узнал от одного из слуг о том, что сделала Реция, и, казалось, что это известие произвело на него сильное впечатление.    Лаццаро, которого никто не узнавал, страшно ненавидел Сади и поклялся убить его, поэтому понятно, что известие об освобождении Сади и смертельной опасности, в которой находилась Реция, еще больше укрепило его решимость удовлетворить свою жажду мести. Уничтожить Мансура и передать его в руки Золотых Масок ему удалось! Теперь он хотел отомстить Сади, а затем уже для обеспечения своей безопасности выдать и Золотых Масок. Но он должен был спешить, так как знал страшное могущество и всеведение Золотых Масок, и говорил себе, что они скоро найдут и схватят его, если ему не удастся обезвредить их.    Лаццаро уже составил свой план, и в случае его удачи он был бы свободен и отомстил бы всем, кого он ненавидел.    Реция умирала -- он должен был еще раз увидеть ее! Все его отчаянные попытки овладеть дочерью Альманзора оказались тщетными... Теперь она умирала... Сади, отнявший ее у него, также не будет больше обладать ею! Эта мысль утешала Лаццаро и наполняла его душу дьявольской радостью.    Нищенствующий дервиш вошел в дом...    -- Проведи меня к твоему господину, -- сказал он подошедшему слуге, -- у меня есть для него важное известие!    -- Кто ты и что тебе надобно от моего господина? -- спросил слуга.    -- Разве ты не видишь, кто я? -- вскричал Лаццаро, нимало не смущаясь. -- А что мне надо, это я скажу твоему господину, благородному Сади-паше. Отведи меня к нему, у меня очень важное дело!    -- Благородного паши нет дома, он поехал на вокзал проводить своего друга Зору-бея, который уезжает сегодня из Стамбула.    -- Благородного Зору-бея, так, так! -- отвечал Лаццаро. -- Мне говорили, что твоя госпожа больна, а я знаю средство, как спасти ее. Для этого я и пришел сюда.    -- Ты знаешь такое средство?    -- Для этого я и пришел к твоему господину.    -- Я думаю, что благородный паша скоро вернется, -- сказал слуга.    -- В таком случае устрой так, чтобы я мог увидеть твою госпожу, чтобы к возвращению паши мог дать ему необходимый совет.    -- Я не могу отвести тебя к ней, дервиш!    -- Но я должен увидеть больную!    -- И ты знаешь средство? В таком случае ты можешь сейчас же назвать его, дервиш.    Лаццаро покачал головой.    -- Так нельзя, -- сказал он, -- я должен увидеть больную!    Слуга задумался.    -- Или ты должен подождать, пока вернется благородный паша, или же я позову надсмотрщицу за гаремом, чтобы она переговорила с тобой.    -- Позови ее!    Слуга удалился и вскоре вернулся со старухой, бывшей надсмотрщицей за гаремом Сади-паши.    -- Вот старик-дервиш, -- сказал слуга, указывая на Лаццаро.    -- Отведи меня к своей госпоже, -- сказал Лаццаро, -- я могу помочь ей и спасти ее.    -- К ней никто не может пройти, -- отвечала старуха, -- греческий врач строго запретил это, поэтому я не могу отвести тебя!    -- Я хочу спасти ее!    -- Сегодня ей и без того лучше, -- продолжала старуха, -- и доктор сказал, что наша госпожа выздоровеет, если только все его предписания будут в точности исполняться.    -- Наша госпожа выздоровеет! -- вскричал старый слуга, радостно всплеснув руками. -- О, слава и благодарение Аллаху!    Это было неожиданным препятствием для Лаццаро...    -- Так ты не хочешь пустить меня к ней? -- еще раз спросил он.    -- Я не могу взять на себя ответственность за это, -- отвечала старуха.    -- Знает ли Сади-паша о том, что сказал доктор? -- спросил Лаццаро.    -- Нет, эта радость еще предстоит ему!    Тогда Лаццаро поспешно удалился.    -- Теперь я понимаю, -- сказал слуга, -- этому дервишу нужен был какой-нибудь подарок, и вот теперь он поспешил на вокзал к нашему господину, чтобы передать ему приятное известие и получить за это бакшиш.    Между тем в это самое время Сади провожал Зору, уезжавшего в этот вечер в Лондон.    -- Мне кажется, -- говорил Зора, -- что и ты недолго останешься в этой неблагодарной стране, которую глупый фанатизм и недостойные правители ведут прямо к гибели. Я уезжаю потому, что мне надоело получать за мою службу одни оскорбления.    -- И ты никогда больше не вернешься? -- спросил Сади своего друга, прощаясь с ним на платформе.    -- Не думаю, Сади, но, несмотря на это, я надеюсь снова увидеться с тобой, -- отвечал Зора. -- Если ты последуешь моему совету, то также уедешь, потому что, мне кажется, ты достаточно испытал на себе неблагодарность, и боюсь, что если ты останешься, то тебе придется еще немало испытать ее. Ты сам рассказывал, что едва избежал смерти, и хотя враги сохранили тебе жизнь, но это только пугает меня, и, мне кажется, Гассан прав, говоря, что ему и тебе предстоит мрачное будущее, если вы не устраните людей, стоящих теперь во главе правления.    -- Я еще не отказался от мысли быть полезным моей родине, Зора, но даю тебе слово, что в тот день, когда я увижу, что мне здесь ничего не остается делать, тогда я с тяжелым сердцем, но все-таки оставлю эту страну, до тех пор я останусь здесь и не остановлюсь ни перед какими жертвами.    -- Да хранит тебя Аллах! -- заключил Зора этот разговор и, дружески простившись с Сади, сел в вагон.    В ту минуту, как Сади хотел выйти из вокзала, к нему подошел нищенствующий дервиш, голова которого была плотно закутана в капюшон.    Сади не любил дервишей, но, подумав о нищете большинства из них, хотел бросить ему несколько мелких монет.    Лаццаро, так как это был он, быстрым взглядом убедился, что он один с Сади. Минута была удобной для выполнения его плана мщения.    -- Одно слово, паша! -- сказал он, когда Сади хотел пройти мимо.    -- Вот тебе! -- отвечал Сади, бросая ему деньги.    -- Благодарю! Я знаю, что ты добр, паша...    Сади хотел пройти дальше.    -- Еще одно слово, паша, -- настойчиво сказал дервиш, подходя ближе.    -- Что тебе еще надо? -- спросил Сади, взглянув на закутанную фигуру дервиша.    Тогда ему показалось, что в глазах дервиша сверкнула молния. Взор Сади остался как бы прикованным, он испытал на себе могущество взгляда Лаццаро.    -- Важное известие, могущественный паша! -- сказал дервиш.    -- Кто ты? Твой взгляд напоминает мне взгляд грека, бывшего слуги принцессы.    -- Что ты говоришь, паша, я бедный дервиш!    Тогда Сади повернулся, чтобы идти дальше...    Но в то мгновение, когда он повернулся, взгляд его невольно упал на зеркало, и он увидел, что сгорбленный дервиш вдруг выпрямился, отбросил капюшон, и в его правой руке сверкнул кинжал...    В своей жажде мщения Лаццаро забыл, что Сади мог видеть в зеркале все его движения.    Сади в одно мгновение обернулся и схватил грека за руку.    -- Подлый предатель! Ты действительно слуга принцессы. Для чего у тебя в руках кинжал? -- спросил Сади, бледный, но спокойный, крепко держа убийцу, который напрасно прилагал все силы, чтобы вырваться...    -- Кинжал этот должен был убить тебя! -- с яростью прошипел грек, снова устремляя на Сади свой гипнотизирующий взгляд. -- Он должен был убить тебя, и то, что не удалось сейчас, удастся в другой раз...    На шум собралось несколько служащих железной дороги. Сади все еще держал Лаццаро за руку, в которой был кинжал.    -- Позовите кавассов! -- приказал он, и несколько человек сейчас же бросились исполнять его приказание.    Грек извивался, как змея, стараясь вырваться.    -- Ты не уйдешь от меня, -- кричал он Сади, -- говорю тебе, что ты погибнешь! Кого Лаццаро поклялся погубить, тот погибнет, не сегодня, так завтра! Ты должен умереть.    В это время явились кавассы, показывая для виду такое усердие, что могли бы обмануть человека неопытного.    Сади передал им Лаццаро с поручением предать его суду как убийцу.    Кавассы схватили грека, и пока паша был тут, усердно стерегли его, но Лаццаро, зная их, не беспокоился.    Передав грека кавассам, Сади вернулся домой и там скоро забыл обо всем случившемся под впечатлением радостного известия о том, что Реции лучше и что появилась надежда на выздоровление.    Между тем кавассы вывели Лаццаро со станции железной дороги, тут их рвение стало уменьшаться.    -- Отведите меня к благородному Гуссейну-Авни-паше! -- сказал грек. -- Мне надо передать ему важное известие.    -- Тебе -- известие? Из-за тебя нам идти в сераскириат? -- вскричали кавассы. -- Ну нет, мы отведем тебя на ближнюю гауптвахту.    -- В таком случае я должен буду там повторить свое требование, и уверяю вас, что вам может порядком достаться, если из-за вас не удастся важное дело, в котором очень заинтересован Гуссейн-Авни-паша! -- сказал Лаццаро.    Кавассы вопросительно переглянулись, в словах грека могла быть правда, потому что зачем ему было требовать, чтобы его отвели в такое время к военному министру.    Тогда они решили выполнить его требование.    Было уже далеко за полночь, когда они пришли в сераскириат.    Здесь они узнали, что Гуссейн-Авни еще не вернулся, и вынуждены были остаться ждать его, что привело кавассов в сильное раздражение.    -- Идите спокойно и оставьте меня здесь, -- сказал им Лаццаро. -- Что вам еще надо? Чего вы ждете? Вы привели меня сюда, этого довольно. Кроме того, разве вы не знаете, что вам передал меня Сади-паша?    -- Да, я узнал его, -- сказал один кавасс.    -- Что вам от него ждать или бояться? -- насмешливо продолжал Лаццаро. -- Ведь он теперь в немилости и скоро совсем исчезнет со сцены. Вот каковы дела Сади-паши!    -- Он прав! -- согласились кавассы.    -- Его владычество скоро кончится, -- продолжал грек. -- И что вы знаете? Может быть, поднимая на пего руку, я действовал ради другого? -- сказал, подмигнув, Лаццаро. -- Может быть, мне было дано такое поручение?    Тогда, посовещавшись немного, кавассы решили последовать совету Лаццаро и уйти, оставив его, так как они решили, что, вероятно, сам Гуссейн-Авни дал греку поручение относительно Сади.    Едва кавассы ушли, как к Лаццаро подошел адъютант, спросив его, тот ли он грек, который требовал, чтобы его провели к министру.    -- Это я, и мое донесение очень важно! -- поспешно отвечал Лаццаро.    -- В таком случае следуй за мной, -- сказал адъютант и повел грека в ту часть дома, где находилась квартира Гуссейна-Авни-паши.    Военный министр только что вернулся из совета.    Войдя, Лаццаро упал на колени, отлично зная всемогущество министра.    -- Что это за сообщение, которое ты хочешь мне сделать? -- спросил Гуссейн-Авни-паша, глядя на грека своим проницательным взглядом.    -- Ты несколько дней ищешь Мансура-эфенди, не так ли? -- сказал Лаццаро.    -- Мне кажется, что я тебя где-то видел, и теперь, когда ты назвал имя мудрого эфенди, я вспомнил, что ты был его слугой, -- сказал Гуссейн-Авни.    -- Точно так, могущественный паша, я был слугой Баба-Мансура. Мудрый Мансур-эфенди исчез...    -- Я ищу его!    -- Я и пришел для того, чтобы просить твоей помощи спасти его, могущественный паша! -- продолжал Лаццаро. -- Тяжелое несчастье обрушилось на Баба-Мансура, но ты можешь спасти его!    -- Значит, ты знаешь, что сталось с эфенди?    -- Да. Золотые Маски схватили Баба-Мансура, чтобы убить его.    -- Золотые Маски? -- мрачно и с удивлением спросил Гуссейн. -- Я слыхал только об одном, разве их много?    -- Это целый союз, кто может назвать их число? Мудрый Баба-Мансур попал им в руки.    -- Ты знаешь, куда они спрятали его?    -- Да, я узнал это, рискуя жизнью. В полночь Золотые Маски собираются в развалинах Семи башен.    -- Значит, сегодня уже не удастся схватить их, чтобы узнать наконец, что это за тайный союз, -- сказал Гуссейн, -- но в следующую ночь я прикажу занять развалины и освободить Мансура-эфенди из-под власти этих людей. Ты останешься здесь и проводишь завтра солдат в развалины.