Султан Луны и Звезд

Она подняла руки и сняла чадру. На этот раз ее лицо не просто менялось время от времени. Оно изменилось окончательно. К добру ли это было, что ложная личина покинула ее? Ката неуверенно глядела на отражение юноши, стоявшего чуть поодаль, позади нее. Он был высок для своего возраста, но ведь, так или иначе, он был совсем мальчик, верно? С ним нетрудно было бы справиться — вот только бы избавиться поскорее от этого дурацкого платья. Ката вступила в борьбу с завязками.

Юноша снял маску и шагнул к ней. Вот тогда-то Ката и увидела на его груди кристалл — вернее, зеленое свечение, проникавшее сквозь одежды. Вот тогда-то внутри нее и вспыхнул ответный жар.

И когда она обернулась, у нее на груди возник Кристалл Короса, который все это время она носила в себе, в той своей части, которая была принцессой Бела Доной. Свет стенных панелей померк. Теперь светились только кристаллы и зеркала, отражавшие их зеленые и лиловые лучи.

— Симонид сказал, что это будет волшебная ночь, — произнес голос, который был так хорошо знаком Кате. — А я и представить себе не мог — насколько она будет волшебная. — Любимые, знакомые руки протянулись к ней. Слезы заволокли ее глаза. — Я столько раз видел тебя во сне! Столько раз ты являлась мне в видениях! Милая Ката, неужели это вправду ты?

Она сделала шаг и упала в его объятия.

— Джем! О Джем, Джем!

Ткань платья зашуршала и с треском порвалась. Рассыпались булавки, покатились по ковру драгоценные камни, но кристаллы остались на своих местах — на груди и Каты, и Джема. Касаясь друг друга, звеня и ярко горя, они будут освещать покои во время всего, что произойдет потом.

Сначала послышался смех, потом — что-то вроде мурлыканья, а потом — долгие негромкие стоны. В ту ночь в сознании наших героев долго жила тревога, подобная кулаку, барабанящему в дверь. Но сейчас все было забыто. Сейчас для них существовало только это мгновение и все, что происходило теперь. Они упали на усыпанное цветочными лепестками ложе, и их руки и ноги переплелись.

Безумное, долго сдерживаемое желание овладело ими, и они поплыли на его волнах.

А потом, растворившись в восторге, они легли рядом, и их тела облепили тысячи лепестков. Чудесное тепло наполняло воздух, а кристаллы все еще горели священным светом.

А потом на их глаза навернулись слезы, потому что они вспомнили о маленькой укромной полянке, усыпанной белыми лепестками — месте их встреч в ту пору, когда Ката была живущей в лесу дикаркой, а Джем — калекой, опиравшимся на костыли. Как им хотелось вновь оказаться в негромко, таинственно шуршащих дебрях леса, где на траве и опавшей листве играли солнечные блики! Джем смотрел в счастливые глаза Каты и вдруг увидел ее смуглой девочкой-оборванкой, которая спасла его, как ему теперь казалось, от одинокой и горькой жизни. А Ката, глядя на Джема, представляла его светловолосым стеснительным мальчиком, который являлся к ней, словно дух любви, из мира, что лежал по другую сторону высокого полуразрушенного забора.

Они поплакали вместе, а потом их рыдания сменились улыбками, и снова не осталось ничего, кроме радости.

Их поцелуи были нежны, ласки легки, и вскоре желание снова переполнило их.

Потом, по прошествии времени, Джем часто будет вспоминать темные занавесы распущенных волос Каты, ее маленькие крепкие груди, ее ласковые руки, нежные губы, сливающиеся с его губами. А Ката будет вспоминать о сладкой боли, которую она испытывала, когда губы Джема целовали ее разбухшие соски, о восторге утоления желания, о том, как они, обессиленные, задыхаясь и дрожа, падали на благоуханные лепестки.

Вновь и вновь в ту ночь они поднимались к высотам экстаза и тонули в волнах всепоглощающей любви.

Светились и светились таинственные, загадочные кристаллы.

Но что могло случиться, когда наступит рассвет?

Глава 70 ДАРЫ ВОЛШЕБСТВА

В ушах Каледа раскатами грома звучал рев Пламени, его свет слепил глаза. Султан пошатнулся, распростерся на полу. Там, перед входом в Святилище, он едва удержался от того, чтобы в гневе не наброситься на сына. Он был готов выхватить ятаган и отрубить юноше голову. Он был готов схватить принцессу и потащить ее, упирающуюся и кричащую, в брачные покои.

Нет. Это было невозможно. В эти страшные мгновения Калед ощутил, как давит на него вера народа, как она лежит на его плечах непосильным бременем. Но дело было не только в вере его подданных, но и в его собственной. Да, он был готов кричать, что он — их султан, что он — выше всех, что никакая власть не может быть выше его власти, но это было бы тщетно. Калед смог только возопить и упасть на колени, и в это мгновение он был подобен самому простому из смертных, которым овладел набожный экстаз.