Ну конечно же, я не сомневаюсь, что все это очень здорово. Не сомневаюсь, что так и должно быть. Я просто говорю, тихо и скромно: это не для меня. Я остался позади. Возьмем, к примеру, алкоголь. Так его теперь окрестили. Было время, мы называли его бурбоном или джином, и сами эти названия дышали романтикой. Те времена в прошлом.
Теперь бедолага превратился просто в алкоголь, и никто о нем доброго слова не скажет. Не сомневаюсь, так и должно быть. Алкоголь, говорят, если принять его достаточное количество, разрушает внешнюю оболочку диафрагмы. И, насколько мне известно, подвергает надчревную ткань разрушению.
Не стану этого отрицать. А еще говорят, что алкоголь проникает в мозг. Не буду спорить. Он, говорят, превращает передний мозг в полного дебила. Я об этом знаю. Чувствовал не раз. Мне говорят — и я им верю, — что после одной-единственной порции алкоголя… лучше назовем это «виски с содовой», способность человека трудиться снижается примерно на двадцать процентов. Страшное дело. После трех порций, говорят, способность ясно мыслить снижается вдвое. А уж после шестого стаканчика работоспособность падает на все сто процентов. И бедняга просто сидит себе — ну, допустим, в своем любимом кресле в клубе, — а у него не только способность, но и желание работать напрочь пропало, и мыслить он не может ясно. Вот и сидит он, весь такой благостный, в клубах голубоватого сигарного дыма.
Чудовищно, вне всяких сомнений. Алкоголь обречен; он исчезает… да, можно сказать, совсем исчез. И все-таки я как представлю глоток подогретого скотча морозным вечером, «Том Коллинз» летним утром, джин «Рики» рядом с теннисным кортом или глиняную кружку пива в боулинге… Бесспорно, употребление алкоголя следует запретить и начать снова просто пить пиво, джин и виски, как мы делали испокон веку. Только вот все эти вещи, как выяснилось, мешают работе. И им придется исчезнуть.
Впрочем, вернемся к «работе» в более простом и широком смысле слова. В мое время люди ее ненавидели. Рассматривали как естественного врага человека. Теперь весь мир просто обожает работать. Мои приятели, насколько я понимаю, спят на досках и делают дыхательную гимнастику, потому что это помогает им лучше работать. Они отправляются на недельку в Виргинию не чтобы отдохнуть, а потому, что считают, будто по возвращении смогут плодотворнее работать. Я знаю человека, который носит ботинки, которые велики ему на два размера, потому что в них, дескать, ему удобнее работать. Другой носит только мягкие рубашки, так как ему, видите ли, лучше работается в мягких рубашках. Да сейчас полно народу, который и собачью упряжь наденет, лишь бы работать получше! Один парень каждое воскресенье отправляется на прогулку за город. Не то чтобы ему нравились сельские просторы — он и пчелу-то не распознает, попадись она ему, — просто ему кажется, что после воскресной прогулки у него отличная, свежая голова, готовая к работе в понедельник.
Что до самой работы — тут я молчу. Только удивляюсь иногда: неужели я один такой? Единственный в мире человек, который ее ненавидит.
Впрочем, работа это еще не все. Возьмем еду. Я частенько заявляю, что предпочитаю ленч — я имею в виду обычный ленч, не званый обед, — состоящий из двухдюймовой толщины стейка размером в квадратный фут. Над таким, пожалуй, не грех и потрудиться, как говаривали четверть века назад.
Теперь же мои друзья так и норовят прихвастнуть своей скудной пищей. Один утверждает, что не способен съесть ничего, кроме стакана молока с черносливом. Другой уверяет, что галета и стакан воды — предостаточная пища для мозга. Этот обедает белком яйца. Тот потребляет исключительно желток. Я знаю всего двух человек, кто способен съесть целое яйцо за раз.
Все эти люди безумно боятся, что если съедят что-либо посытнее яйца или бисквита, то отяжелеют после ленча. Почему они так против этой самой тяжести — ума не приложу. Лично я ее обожаю. Что может быть лучше, чем сидеть после плотного обеда в компании плотных друзей и покуривать крепкие сигары? Я знаю, что это вредно. Я признаю этот факт и никоим образом не пытаюсь его смягчить.
Но дело не ограничивается ни едой, ни выпивкой, ни работой, ни свежим воздухом. Вместе со всеобщей