Сумасбродные сочинения

— Люди, — со вздохом пробормотал Время себе под нос, — сейчас и сами блуждают в трех соснах. — Однако к Санте он обратился преувеличенно бодро: — Ну что же ты, дружище Санта? Не падай духом. Вот, садись сюда, в самое большое кресло, вот сюда, к огню. Давай мы его раскочегарим, подбросим дровишек. Послушай, дружище, как поет ветер за окном — почти настоящий рождественский ветер, а? Озорной и бесшабашный, хоть и повидал много черных дел на белом свете.

Старик Санта устроился в кресле и протянул руки к огню. Что-то от прежнего добродушного весельчака мелькнуло в чертах бродяги, пригревшегося у камина.

— Как хорошо… — пробормотал он. — Я совсем продрог, сэр, промерз до костей. Раньше со мной такого никогда не было. Даже под самым пронизывающим ветром мир окутывал меня теплом. Почему же теперь стало по-другому?

— Видите, — прошептал мне на ухо Время, — как он сломлен и унижен? Неужели вы его не выручите?

— Я бы с радостью. Если смогу.

— Все могут, — ответил старик Время. — Любой из нас.

Санта-Клаус посмотрел на меня вопросительно, однако в его взгляде мелькнул отголосок прежнего задора.

— А у вас не найдется, — застенчиво спросил он, — шнапсу?

— Шнапсу?

— Да-да, шнапсу. Хлопну стаканчик за ваше здоровье, и на сердце авось потеплеет.

— А, — догадался я. — Вы хотите выпить?

— Единственная его слабость, — пояснил вполголоса Время, — если это можно назвать слабостью. Не осуждайте его. Он с ней свыкся за столетия. Лучше действительно угостите, если у вас есть чем.

— Немного есть, держу на случай простуды, — неохотно признался я.

— Вот как, — прицокнул языком старик Время, и на его призрачном лице мелькнула тень лукавой улыбки. — На случай простуды? В древнем Вавилоне то же самое говорили. Давайте я ему налью. Пей, Санта, пей!

Приятно было смотреть, как он причмокивает губами, допив стакан до дна по старому норвежскому обычаю.

И еще приятнее было видеть, как возле жаркого камина от блаженного тепла, разливающегося по всем жилам, светлеет постепенно лицо Санты и возвращается к нему прежняя бодрость духа.

Он оглянулся вокруг с просыпающимся интересом.

— Уютная у вас комната. Лучше не придумаешь, сэр, чем когда снаружи завывает ветер, а внутри пылает огонь.

И тут его взгляд упал на каминную полку, где среди разбросанных книг и курительных трубок затесалась игрушечная лошадка.

— О! — воодушевился Санта. — В доме есть дети!

— Ребенок, — поправил я. — Самый чудесный мальчишка на свете.

— Даже не сомневаюсь! — радостно воскликнул Санта, заливаясь веселым смехом, от которого светлело на душе. — Боже милостивый, они все чудо. Все, кого я видел, все до единого — и абсолютно по праву — самые чудесные ребята в мире. А сколько ему лет? Два с половиной без двух месяцев и недели? Самый замечательный возраст, да? Лучшего и пожелать нельзя? У них у всех так!

И старик затряс седыми кудрями, снова заходясь добродушным хохотом.

— Но погодите-ка! — вдруг заметил он. — Лошадка-то сломана. Ох ты, задняя нога совсем отвалилась. Непорядок.

Он уложил лошадку на колени и принялся чинить. Пальцы его так и мелькали, проворные, несмотря на почтенный возраст.

— Время! — позвал он, и в его голосе послышались властные нотки. — Подайте-ка мне вон тот обрывок бечевки. Да, вот этот. Прижмите пальцем узел. Так! Теперь капельку воска. Что? Нет воска? Как плохо нынче с домашними припасами. Как же, сэр, вы чините игрушки без воска? Ну вот, теперь она хотя бы держится на четырех ногах.

Я принялся робко благодарить.

Но Санта-Клаус отмахнулся.

— Пустяки, не стоит. В этом моя жизнь. Может, мальчугану и книжка пригодится? Они у меня тут, в мешке. Вот, сэр, «Джек и бобовый стебель» — глубочайшая вещь. Сам до сих пор перечитываю. Отсырела-то как… Сэр, умоляю, позвольте мне высушить книги у вашего камина.

— Охотно позволю. Да, истрепались и отсырели они изрядно.

Санта-Клаус, привстав из кресла, принялся рыться в потрепанных свертках и вытаскивать оттуда детские книги, покоробившиеся и размокшие под дождем и ветром.

— Истрепались и промокли … — бормотал он, снова грустнея. — Я носил их с собой все эти три года. Смотрите! Вот эти были для маленьких бельгийцев и сербов. Как думаете, может, еще удастся их вручить?

Время безмолвно покачал головой.

— Но теперь-то, а? Если их подсушить и подремонтировать? Видите, некоторые даже подписаны. Вот здесь, к примеру: «От папы с любовью!» Почему ее так и не вручили? Что это за разводы — дождь или слезы?

Склонившись над книжками, он дрожащими руками перелистывал страницы. А когда поднял глаза, в них заплескался прежний страх.

— Гром гремит! Слышите? Это выстрелы!

— Нет-нет, — успокоил я. — Все хорошо. Это просто машина проехала.

— Слышите? — не унимался он. — Вот опять, плач и крики.

— Нет-нет, ничего такого. Это просто ветер в кронах деревьев.