Сумасшедшая парадигма делает СССР газовой супердержавой

Это надо было видеть! Вся река на всём протяжении до противоположного берега забита стремительно несущейся сплошной массой льдин. Они сталкиваются, лезут, карабкаются и громоздятся друг на друге, образуя торосы и заторы. Льдины несутся впритык к берегу, готовые выпрыгнуть на него и продолжить свой стремительный бег уже по суше. Над рекой стоит страшный гул и треск ломающихся льдин. Весь воздух пропитан энергией несущейся массы льда. И всё это несётся на Север, готовое снести всё на своём последнем пути к Великому Ледовитому Океану. Со мной на берегу – дети, взрослые, пожилые, и мы все стоим и смотрим за этой грандиозной феерией природных сил, развёртывающейся на наших глазах. И на фоне этого гигантского спектакля всё мои повседневные проблемы сразу стали такими незначительными, что с меня как чешуя слетают все накопившиеся за зиму огорчения и недомолвки, и вот уже очищенный от всего этого хлама я возвращаюсь опять в камералку, опять штудировать свои сейсмограммы.                                                              Наконец, весь лед уплыл в Обь, а я получил назначение оператором в Кондинскую речную с/п и еду в поселок Шаим, что в верховья Конды, чтобы собственными руками строгать и тесать боны истории. Нет – не боны истории государства Российского, а боны истории первой Сибирской нефти. Я еду готовить боны для двух партий, для нашей партии и для Шаимской с/п. А сейсмические боны – это 10-ти метровые спаренные брёвна, на которых находиться приёмная линия с приборами в речной сейсморазведке. Начальником Шаимской с/п был назначен Алексей Черепанов, а оператором – Иван Нагорный – будущие первооткрыватели Сибирской нефти. Профиль, отстрелянный Иваном, подсёк структурный перегиб, который оконтурили последующими площадными наземными наблюдениями, потом пробурили скважину, которая в 1961 году дала первую долгожданную Сибирскую нефть. И я строгал, и тесал те самые боны, которыми Иван Нагорный на вечные времена вписал свое имя в летопись Сибирской нефти. Мы с Виктором Вахрушевым, моим напарником по партии, отстреляли ~750 км речного профиля или в два раза больше, чем Ваня, но нам на этот раз не подфартило, в историю мы не записались и никаких лавров, кроме положенной зарплаты, не заработали. Но мы не унывали. Мы знали – наши звездные месторождения – впереди. Ведь мы же были из племени операторов СС, которые сродни детям капитана Гранта с их забавной и замечательной песенкой“ – кто ищет – тот всегда найдет. Да, и о каких персональных лаврах то идет речь?                                                                   Открытие месторождений – это суммарный труд сотни людей. Это труд бурильщиков сейсмоотряда, которые часами бурят взрывную скважину в вечной мерзлоте в заполярной тундре, это труд взрывников, которые заталкивают свои заряды в неподатливые скважины, порой рискуя подорваться на собственных зарядах, это сумасшедший труд трактористов, которые готовы в любое время суток и при любой температуре возиться голыми руками у отживших свой век тракторов, это круглосуточное бдение оператора сейсмостанции, регистрирующего взрыв и руководящего всеми работами на профиле, потом следуют интеллектуальные размышления интерпретаторов или геологов – где заложить скважину, потом следует многомесячный адский труд бурильщиков в заполярной тундре или в таёжной тайге, потом их сменяют карротажники, промысловики и, наконец, фонтан нефти или газа сообщает об открытии месторождения. И за весь этот непомерный, нечеловеческий труд лавры, получают в основном функционеры, сидящие в креслах, некоторые из которых находятся за тысячи километров от месторождений.                                     Много лет спустя, я встретился с Иваном Нагорновым в Хантах, и я никак не мог его уговорить, что я и есть тот самый Марлен Шарафутдинов, который строгал и тесал его звездные боны, и, по большому счету, он был прав. Я был уже Гайрат Махмудходжаев.            Наша партия отстреливала сейсмический профиль от устья Канды до районного центра Нахрачи. Я любил воду, и работа на реке для меня было одно большое удовольствие. Я любил эту таинственную и загадочную для меня стихию с детских лет, несмотря на первый, не совсем удачный опыт знакомства с ней. Помню, нас, детишек дошкольного лагеря, вывезли для купанья на речку. И там была какая-то круча, с которой ребятишки, старше меня, отчаянно прыгали в воду. Я не удержался и прыгнул тоже. Когда я приземлился на дно, я остановился в недоумении – а что же делать дальше, но течение толкало, мня и я начал бодро шагать по дну в полной уверенности, что рано или поздно я выйду на берег, пока, наконец, не почувствовал, что кто-то грубо тащит меня за волосы наверх. Это оказался вожатый, который был поставлен именно для того, чтобы вытаскивать таких как я, любителей острых ощущений.                               Но вот мы начинаем отстреливать первые километры нашего речного профиля. Кругом стена тайги, несущаяся река и воздух – божественный воздух, наполненный ароматом таежных трав, смол, речной влаги… И от всего этого кружится голова и можно просто сойти с ума. И хочется только одного – только слиться со всем этим, превратиться в одно из этих растительных или древесных существ и стоять – стоять вот так – обнявшись, прижавшись к друг другу, переплетясь своими ветвями с красавицей елью, с кедром великаном или с воздушной лиственницей. Или просто превратиться в струящуюся реку и пусть в твоей утробе плавает всякая рыбная живность: серебристая стерлядь, красноперые окуни, желтые лещи и даже длинные зубастые щуки, а ты днем и ночью будешь без устали нести свои воды в стремительный Иртыш. Нет – выдержать эту красоту, эту природу и остаться прежним было просто невозможно. И я почувствовал, как всё это входит в меня и пропитывает меня насквозь до самых кончиков моих пальцев и что теперь, что бы в жизни я ни делал: мыслил, говорил и действовал – все будет нести отпечаток этой божественной красоты – красоты таёжной сибирской природы.