Сумасшедшее семя

— Положение все еще не совсем ясное, — сказал отец Шекель. — Нам известно одно: все начинают сильнее пугаться. Это всегда можно сказать. Папа, видно, вернулся в Рим. Я своими глазами видел архиепископа Ливерпульского. Знаете, он, бедняга, работал каменщиком. Как бы там ни было, мы сохранили свет в темные времена. Это было предначертано Церковью. Есть чем гордиться.

— А теперь что будет? — спросила Мевис.

— Мы возвращаемся к своим священническим обязанностям. Снова будем проводить мессу — открыто, легально.

— Слава Богу, — сказал Шонни.

— Ох, не думайте, будто бы Государство хоть сколько-нибудь беспокоится о славе Божией, — сказал отец Шекель. — Государство боится сил, которых не понимает, и все. Руководители Государства страдают от приступов суеверного страха, вот в чем все дело. Ничего хорошего со своей полицией не добились, теперь призывают священников. Церквей никаких сейчас нет, поэтому нам придется ходить по отведенным районам, кормить всех Богом вместо закона. Ох, это все очень умно. Думаю, сублимация — большое слово: не ешь своего соседа, ешь вместо этого Бога. Нас используют, вот что. Но и мы пользуемся, в ином смысле, конечно. Прямо сейчас беремся за главную функцию — за сакраментальную функцию. Одно мы усвоили: церковь может пережить любую ересь или неортодоксальность, в том числе вашу безвредную веру во Второе пришествие, пока крепко держится за основную функцию. — Он фыркнул. — Я слышал, съедено поразительное количество полисменов. Пути Господни неисповедимы. Похоже, бесполая плоть сочнее.

— Какой ужас, — поморщилась Мевис.

— О да, ужас, — усмехнулся отец Шекель. — Слушайте, у меня мало времени, я нынче вечером должен добраться до Аккрингтона, может, пешком придется идти, автобусы вроде не ходят. У вас есть престольные облатки?

— Немного, — сказал Шонни. — Ребятишки, прости их, Боже, отыскали пакет и давай есть, язычники маленькие, богохульники. Все бы сожрали, как волки, если б я их не поймал.

— Потрудитесь немножечко ради крещения, прежде чем уходить, — сказала Мевис.

— Ох, да. — Отца Шекеля повели в сарай, где лежала Беатрис-Джоанна со своей двойней. Выглядела похудевшей, однако румяной. Близнецы спали.

— А после ритуала над новорожденными, — сказал Шонни, — как насчет ритуала над умирающей?

— Это, — представила Мевис, — отец Шекель.

— Я ведь не умираю, правда? — встревожилась Беатрис-Джоанна. — Отлично себя чувствую. Хоть и голодная.

— Умирает бедная старушка Бесси, бедная старая леди, — сказал Шонни. — Я требую для нее тех же прав, что имеются у любой христианской души.

— У свиньи нет души, — сказала Мевис.

— Двойня, а? — сказал отец Шекель. — Поздравляю. Оба мальчики, а? Какие имена вы им выбрали?

— Одно Тристрам, — сразу сказала Беатрис-Джоанна. — Другое Дерек.

— Можете дать мне воды? — спросил отец Шекель Мевис. — И немножечко соли.

Вбежали запыхавшиеся Ллевелин с Димфной.

— Папа, — закричал Ллевелин, — пап, Бесси.

— Скончалась, да? — сказал Шонни. — Бедная верная старушка. Не получила утешения последними ритуалами, да помилует ее Бог.

— Она не умерла, — закричала Димфна. — Она ест.

— Ест? — опешил Шонни.

— Она встала и ест, — сказал Ллевелин. — Мы нашли яйца в курятнике и ей дали.

— Яйца? Яйца? Что, все с ума сошли, в том числе я?

— И те самые печенья, — сказала Димфна. — Круглые белые в шкафчике. Ничего больше найти не смогли.

Отец Шекель рассмеялся. Сел просмеяться на краешек кровати Беатрис-Джоанны. Он смеялся над смешанными эмоциями, отражавшимися на лице Шонни.

— Не имеет значения, — сказал он наконец с придурковатой ухмылкой. — Найду какой-нибудь хлеб по пути в Аккрингтон. Должен же быть там хлеб где-нибудь.

Глава 9

Новым сокамерником Тристрама стал массивный нигериец по имени Чарли Линклейтер. Это был разговорчивый дружелюбный мужчина с таким большим ртом, что было непонятно, как ему удавалось добиться хоть какой-то точности в произношении английских гласных. Тристрам нередко пробовал сосчитать его зубы — собственные, часто сверкавшие как бы из гордости этим фактом — и, похоже, всегда приходил к итогу, превышавшему положенные тридцать два. Это его беспокоило. Чарли Линклейтер отбывал неопределенный срок за неопределенное преступление, связанное, насколько сумел уяснить Тристрам, с производством на свет многочисленного потомства и с избиением серых, приправленным скандалом в вестибюле Правительственного Здания и потреблением мяса в пьяном виде.