Сумасшедшие 28.03.2008

То же самое - климакс. Опять приливы, опять повышенный интерес к сексу и сексуальности, опять заниженная самооценка и претензии к непонимающему человечеству. Только теперь ты точно знаешь - впереди ничего нет. Каких-то 20-30 лет жизни. Но разве это жизнь?

Тех, кто хотел прочитать здесь про пикантные подробности последней сумасшедшей любви или просто бешенства матки, вынуждена разочаровать. Может, все еще впереди?

Анализантка

Визит к психоаналитику

Евгения Пищикова

I.

– Вы же знаете, Сергей Борисович, что я не вижу никаких таких особенных снов.

– Оля, мы же с вами договорились, что категорию «особенный» из наших разговоров исключаем. Вы говорите о себе: жизнь у меня обычная, не особенная. Я обычная, ничем не особенная. Снов особенных не вижу. Это, Олечка, важное для вас слово, мы должны еще будем поговорить об этом. Это у нас типичненькая персеверация наблюдается.

– Ох, ну хорошо. Но бытовые ведь снятся сны - так, возвращение дневных ситуаций, что-то из воспоминаний. Хорошо, хорошо. Приснилось мне, что я стою в очереди за пирожками в магазине, который раньше был на первом этаже высотки на площади Восстания. Или нет, даже не на первом, а в цокольном. Высотка эта нас, девочек, притягивала своей красой - мы жили поблизости, но в пятиэтажках. В Шмитовском проезде мы жили. Чудесный в цоколе был «Гастроном», и продавались там жареные пирожки с мясом - самые вкусные в Москве. Только очередь приходилось занимать заранее - они всегда очень быстро кончались. Как же я их девчонкой любила! А году в девяносто третьем пирожки пропали - наверное, мясо кончилось.

– А во сне вам удалось купить пирожок?

– Не помню, Сергей Борисович. Кажется, нет.

– Оля, Оля! Давайте-ка вместе разберем, что же именно вам приснилось. Вы увидели высотку, вертикаль, устремленную в небо. Это дом, знаменитый, но недоступный. Он не ваш, он не для всех. Для кого-то он свой, родной, а вам доступен только самый нижний этаж. И где наша высотка расположена? Вслушайтесь - на площади Восстания! И вы стоите со своей скромной пятиэтажкой в самом низу, у подножия этой восставшей вертикали, и боитесь, что вам не достанется чего-то вкусного, горячего, желанного, продолговатого. Того, что у вас в юности отняли. Потому что кончилось мясо, плоть, и это плотское утекло из вашей жизни. Вам понятно, о чем я? Инсайтик случился у нас?

– То есть что мне приснилось?

– Это, Олечка, у вас тоска по могущественному фаллосу.

Да и не только. Еще страх, что фаллосы более доступные, помельче, могут кончиться. И подсознательная уверенность, что за ними нужно стоять в очереди.

– Сергей Борисович, а вот сценка из сказки «Красная шапочка», когда девчушка села на пенек и съела пирожок, это тоже про это?

– Оля, Оля, без переносов, пожалуйста. Вы меня такой простотой не зацепите - к тому же и «Красная шапочка» давно осмеяна. Мы с вами не в «Аншлаг» тут играемся. Вы просто говорите, не пытайтесь мне понравиться. Прошлая сессия на чем у нас кончилась? Кажется, на том, что вы всех ненавидите.

– Да. Я стала замечать, что всех ненавижу. Буквально всех.

По улице иду, и все меня раздражают. Тетки с поджатыми губами, простые, уверенные в себе, набитые здравым смыслом. Силеночкой от них веет, такой мелкой семейной властностью. Молодухи в дешевых ботфортах и в стрингах, вросших в жопу, потому как они сразу после памперсов в стринги влезают. Подруги раздражают. Воплощение житейского пафоса, «полезная» зависть, глухое имущественное соревнование. В «Одноклассниках» одна подписала свою фотографию: «Мы с мужем и дочей жжжжом в Ягепте» - а девицей была веселой, легкой, с какими-никакими мозгами. Няня, мною же ребенку нанятая, раздражает чудовищно - руки трясутся, когда ее вижу. Озорница. Сыплет новомодными поговорками, ребенку моему говорит: «Не ссы в бассейн, пригодится воды напиться». Желания появляются несимпатичные…

– Какие же?

– Хочется, например, полить подсолнечным маслом лестницу в Грибоедовском дворце бракосочетаний или забраться на подиум и дать пинка манекенщице. В самолете всегда хочется сделать стюардессе подножку.

– Вы говорите, говорите…

– Да я уже все сказала.

– Вы про что-нибудь другое говорите. Например, вы в детстве во что играли? В куклы играли?

– Нет, мы в «Трех мушкетеров» играли.

– Устраивайтесь поудобнее и расскажите, как. Хотите, я вам плюшевого мишку дам?

– Зачем?

– Для уюта. Кого же вы в «Трех мушкетерах» изображали?

– Когда как. Чаще всего - Миледи. Ну, не знаю, чего тут рассказывать. Играли на даче, возле пруда. Луг был с лютиками. Однажды ночью, по уговору, выбрались из дачных своих окон, собрались на лугу, разыграли сцену казни Миледи. Ох, как же мама моя кричала! Понимаете, она проснулась, а меня дома нет. Побежала искать. В итоге нашла нашу компанию на пруду, а я уж на коленях стою, голову наклонила, волосы свесила - все как в фильме. Только шея моя в темноте белеет. Рядом, естественно, мальчики наши стоят с палками. Мама как закричит! Ужасным криком. А я испугалась и тоже закричала. Потому что именно в этот момент голову мне и отрубили.

– Дальше, дальше!