Сумасшедшие двадцатые (СИ)

Ладья наравне с ферзем, считается тяжелой фигурой. Ладья считается сильной, но при этом прямолинейной и не очень маневренной фигурой.

Элайджа не может стоять в стороне. Стоять и просто наблюдать за этой кровавой игрой. Одна ошибка может стоить жизни, может пролиться кровь. Это касается их двоих, но Элайджа должен вмешаться.

Страх в глазах.

«Эту фигуру в войне можно сравнить с пушкой. Стреляет сильно и далеко. Ввиду её высокой номинальной стоимости лучше её беречь и держать немного оттянуто, не пуская в гущу событий»

Итак, ладья ходит и бьет по прямой на любые расстояния и во все стороны.

Элайджа здесь и не допустит того, чтобы пролилась кровь. Должен вмешаться, видит страх и в глазах его брата.

— Добро или зло – это тот путь, который мы выбрали, - говорит старший Майклсон.

— Клаус выбрал путь зла, - ухмыляется тот. — Зло бьется в его сердце.

— Ты отнял у меня компанию, взорвал бар Авроры, пожары на складах, что ты еще скрываешь? – держит в руках фигуру « Ладья» — Как все иронично : Я не могу убить тебя, ты не можешь убить. В любом случае тебе придется убить всю мою семью, но после придут наши дети, их дети. Зло не остановить.

— Зло живет в каждом из нас, а какое самое ужасное зло совершил ты? – смотрит прямо в глаза : тяжелым и пронзительным взглядом.

Вспомнить.

Сделать следующей шаг.

Не допустить падение короля.

Не допустить, чтобы королю пришел конец.

Не проиграть партию.

Не допустить « Шах и мат»

— Харрис…

Руди создал эту игру. Рискнул и произнес фамилию в которой кроются все ответы на все вопросы Никлауса Майклсона.

— Нет…

Клаус завершит эту игру.

Нелегко.

Думать. Нельзя убежать. В глазах холод. Готов и нажимает на курок.

Выстрел. Кровь окрашивает шахматную доску.

— Брат!

Испуган, пытается ухватить Клауса за руку, отобрать оружие. Не простит, и его будет терзать чувства вины. Элайджа не простит себе очередной смерти.

Не слишком поздно.

Пошатнулся, прикусил губы. Клаус не просто убивает и проливает кровь. Клаус Майклсон сперва причинит невыносимую боль, насладиться мучениями своему врагу. Выстоит и вновь окажется на вершине.

— Ты уберешься из города до наступления темноты или я убью тебя и всю твою семью.

Смеется даже несмотря на жгучую боль в плече. Он ведь привык терпеть. Терпеть и молчать, боясь навлечь гнев великого Никлауса Майклсона и предстать перед его судом. Но с каких пор Никлаус Майклсон возомнил себя судьей?

Пошатнулся, но не упал со стула. Запах пороха. Смеется. Никлаус Майклсон не желает слушать. Клаус не слушает и решает судьбу с помощью пули в лоб. Ему наплевать, ведь главное показать свою силу и одержать победу. Плевать. Никлаус Майклсон никогда не сожалеет и не проливает слезы.

Необходимое зло.

Элайджи кажется, что он оказался хуже, чем в Аду. Кулаки приведены в боевую готовность, ударяет брата по лицу, надеясь, что хотя бы насилие и боль образумят его. Раз за разом наносит ударив Он готов бить его столько, сколько будет нужно. Его брат заслужил разбитую губу и кровь на лице. Бить по лицу родного брата, ведь Элайджа знает, что только боль сможет вразумить Никлауса. Только так можно спасти его.

Боль пройдет.

Раны затянутся.

— Ты же знаешь, что бесполезно драться со мной, когда я в гневе, брат!

На полу кровь. Элайджа кашляет кровью. Его кровь окрашивает деревянный паркет.

Очередной выстрел. Пуля проходит слишком близко с Элайджей.

Кашляет и не верит, что его брат убьет его, прольет кровь семьи.

— Ты не убьешь меня.

— Убью…

«Сделать ход конем» - в реальной жизни, как известно, так называют какой-то необычный или особо хитрый шаг.

Хитрый шаг Авроры Де Мартель срабатывает.

Конь ходит буквой «Г».

Аврора проникает в главный офис компании, через один из коридоров связывающие главный офис с цех.

Все просто.

Поднимается вверх, выше, нет времени отдыхаться, сердце бешено стучит в груди, она уже вошла в азарт этой игры.

Обстановка накаляется. Аврора понимает, что может опоздать. Аврора обладает мужским характером, редко проявляет покорность и нежность.

Не опоздать.

Тайра не успевает за Авророй, ускоряет шаг.

Не успевает за взрывной Авророй. Не зря же ее называют сумасшедшей.

Спокойно.

Кетрин успокаивается, перестает смотреть на секундную стрелку на своих наручных часах. Секундная стрелка движется вперед, а ей кажется, что время застыло.

Слышит выстрелы, внутри все содрогается. Словно время умерло. Мертвое время.

В этот раз она не может войти и оттого чувства вины мучит ее.

Руки сложены в молитвенном жесте и разве, что Бог может спасти ее.

Спасение. Кетрин Пирс верит в спасение.

Верит и находит спасение в лице вбежавшей Авроры и Тайны. Пирс заключает ее в объятья, даже целует в щеку, готова задушить, вот только Авроре сейчас не до объятий.

Открывает дверь и сама себе дает себе обещание : “ Держать себя в руках. “

— Nemo! – кричит, словно у нее осталось сил только на то, чтобы выкрикнуть это имя.

Добавить огня в пекло.

Из носа вытекает кровь — капля за каплей, но это не пугает Клауса.

Кетрин не боится вида крови, касается лица Элайджи, целует окровавленные костяшки, крепко прижимает его к себе, точно зная, что на черном, не останется следов крови.

— Я рядом, Элайджа.

— Моя Катерина.

Кости ломаются, и внутренности жжет, будто кислотой разъедает. Пуля внутри его плеча. Дырка,которую проделала пуля причиняет невыносимую боль, разъедает.

Теряет силы.

Ранен.

Клаус Майклсон тоже ранен.

— Немо, - не тянет времени, желает быстрее оказаться рядом с мужем, осмотреть его рану.

Темно-алая кровь капает на стол.

Прицелился, сперва, в сердце, затем опустил ствол оружие ниже, к голени Искра.

Клаус Мвйклсон нажал на курок.

Упала, будто по живому режут, когда случается что-то такое...

— Тайра! Нет!

Когда тебе больно, что остается?

Кричать от боли.

У него пальцы дрожат, как у пьяного, а перед глазами плывет и закручивается кругами, спиралями. Перед глазами темнеет и он видет, как упала его жена.

Пахнет кровью.

— Королева берет Короля.

Не хорошо.

Аврорва знает что Клаус, понимает без слов. Или просто чувствует то же. Сейчас все не хорошо.

— Я знаю, но все хорошо, Ник.

Все хорошо. Клаусу хочется рассмеяться, потому что абсурд. Но он только опустит голову и вновь готов выстрелить, не боясь измазаться в крови.

Де Мартель прижимается со спины и пытается отобрать оружие, следит за дулом, чтобы не пострадали другие. Знает, что тот не успокоится и все равно выстрелит.

Одна пуля в стене.

С потолка сыплются частички бетона окрашенного белой краской.

Пыльно и пахнет кровью.

Все хорошо. На самом деле все хорошо, ведь оружие теперь в руках Авроры.

Клаус рычит, хватает ее за плечи, но Аврора не уступит.

— Ты отпустишь их, Ник.

— Только похороненными, на кладбище этого города.

— Нет!

— Катись к черту, Аврора.

Они где-то это уже проходили, и нехорошее предчувствие быстро обращается в тревогу, но Аврора улыбается, потому что... потому что так нужно.

Он не скажет, что любит, потому что не любит Аврору Де Мартель.

— Я сошла с ума из-за любви к тебе, Ник, но ты поступил неправильно со мной. Всегда поступал неправильно. Ты разбил мое сердце, но я здесь, рядом с тобой. Я сражаюсь за тебя. Поступи правильно ради дочери и Керолайн.

Губы с привкусом крови.

Загадка « Nemo.»

И рассудок, что кажется, покидает его.

Доиграть партию и разгадать загадку « Nemo.»

Сфокусированный взгляд на Клаусе. Мужчина и так уже потерял слишком много крови. Готов сойти от этой боли, но ранена его жена и из последних сил тот сползается со стула, ползет к Тайре, чтобы коснуться ее ладони. Коснуться своей окровавленной ладони ее. Быть с ней до конца. Если жизнь игра, то возможно они проиграли.

Опирается на ее плечо, смотрит на Майклсона и даже, если это будут его последние слова, то он скажет.

Перед глазами темнеет.

— Мое имя настоящее Немо Харрис и мне было семнадцать, когда мой дом горел. Я помню, как однажды видел лицо Клауса и тот был зол, потому что мой отец отказался уступать квартиру на нижнем этаже, чтобы ее пере обустроили в закрытый бар. Я видел лицо Клауса и помню, как тот сказал, что мы пожалеем, и огонь уничтожит все, - тихо хрипит мужчина.

— Ты не мог выжить, - дрожащим голосом шепчет Клаус. — Было три обгоревших трупа. Я лично видел тела! Ложь! Ты должен быть похоронен, как и все те, кого я убил!

— Ничто не останется похороненным, - кашляет, кажется, забывает, как дышать. — В ту ночь в моем доме был мой друг, Витор. Третий труп был его, а я выжил, потому что опаздывал и вовремя не вернулся. Я помню, как упал на асфальт и видел, как догорает мой дом, моя жизнь. Ты отнял у меня все, я желал, чтобы в этом мире ты не познал ни минуты счастья. Я вернулся в город с целью уничтожить тебя и твою семью. Я сплотил всех твоих врагов, тех, кто желал тебе смерти. Джордж слепо желал власти, и уговорить его подстроить покушение на Элайджу не составило труда. Роже, желал отомстить за смерть сына. У каждого был мотив. Ты монстр, а я стал таким же. Теперь ты знаешь, что твоя семья принесла в этот мир зло.

Все темно. Перед глазами темно.

— Нет, Немо, - всхлипывает Тайра, прижимает к себе тело мужа, не позволяет упасть. — Если ты меня слышишь, то знай, что ты не монстр. Ты спас меня тогда. Спас от тех мужчин, спас мою честь. Тогда я увидела в тебе хорошее. Тогда я полюбила тебя. Тогда, когда я была напугана, дрожала от страха, а ты усадил меня на скамейку в парке, прижал к себе, а я видела кровь на твоем лице. Тогда я знала, что ты защитишь меня. Я влюбилась в того мужчину и буду любить его вечно.

Тьма и больше нет боли. Ее тело упало рядом с телом мужа.

Там, где тьма нет боли и сейчас Тайра не чувствует ничего.

Nemo. Никого. Ничего.

Милосердие.

Никлаус Майклсон не знает этого слова. Даже не смотрит на тела и кровь.

Стряхивает пыль и побелку со своего пиджака.

Ему наплевать, ведь в этой партии он одержал победу. Он победитель, получил желаемое и может уходить с гордо поднятой головой.

— Никлаус, - грозит Элайджа, протягивая руку вперед, не позволяет ему уйти. — Ты должен поступить правильно.

— Они уже мертвы и им наплевать, - отвечает тот. — Мы можем праздновать победу брат.

— Я не буду праздновать, - пытается повысить тон, но не может ступить вперед, ведь его удерживает Кетрин.

— Твое право, - пожимает плечами Клаус. — Я уходу.

— Никлалаус, мы всегда боролись за семью, защищали друг друга, любыми способами, проливали кровь « во имя семьи» я был монстром, ты видел моего монстра, а я видел твоего монстра брат, - окровавленная ладонь касается светлой ткани пиджака Никлауса. — Пора остановиться и вспомнить о таком слове, как « милосердие.» Пора подумать не только о своей семье. Мы можем спасти этих людей, проявить милосердие. Пора положить этому конец. Настало время искупление. Сделай это ради твоей дочери и женщины, которая верит в то, что в тебе есть свет, верит в твой свет. Я всю жизнь верил в твое искупление, искал его для тебя, верил, в то, что сумею объединить семью, но в какой-то момент я остановился. Остановился, потому что осознал одну вещь : « Чтобы не происходило, как бы далеко мы не находились друг от друга мы остаемся семьей. Семьей, которая всегда сражается бок о бок. В нас бьются сердца Майклсонов. Мы останемся семьей Всегда и навсегда. Мы навсегда останемся семьей даже, если нас будет разделять океан. Мы Майклсоны, семья « Всегда и навсегда.» Наши сердца будут битья в сердцах наших детей и мы должны быть лучше, должны остановиться ради будущего и будущего наших детей.

— Поступай, как знаешь, Элайджа, но место главы компании твое по праву, - Клаус шепчет на ухо, его рука обвивает шею брата. — Поступай, как знаешь брат. Проявляй милосердие, верь в будущее, но сегодня я ухожу. Я окончил эту партию. Моя грязная работа завершена. Сегодня я ухожу.

Один. Дверь закрывается за его спиной.

Шах и мат.

Король сыграл эту партию.

Король может уйти.

На часах 08:21. Солнце восходит над Чикаго.

Это конец дня? Конец Ада? Клаус Майклсон выбрался из Ада?

Нет, только начало.

Начало нового.

Нью-Йорк.

Отвернулся. Марсель отвернулся от нее, пусть и спали они в одной постели. Отвернулся и сейчас они, словно не понимают друг друга. Тишина. Ребекка смотрит в окно, вздыхает и прекрасно знает, что он отвернулся от нее, потому что Ребекка сама спровоцировала это. Знает, что унизила Марселя своим поведением, но Ребекка Майклсон не потеряет свою любовь. А может, она просто играла в любовь?

Разбита и преданна.

Взгляд сфокусирован на окне. Наблюдает, за восходящем солнце. Летнее утро, лучи солнца и голубые облака, белые, словно островки, облака. Раньше, закрывая глаза, Ребекка Майклсон словно витала в облаках. Сейчас она спустилась на Землю, в реальность, в которой она причинила боль тому, кого любит.

Стерва.

Голова кругом. Сейчас она вспоминает, как все начиналось : как Марсель пробирался в ее комнату, как они впервые поцеловались перед тем, как тот ушел на фронт, как он просил ее руки у Клауса, помнит свою свадьбу и то письмо, помнит как тот вернулся и как внутри все ее перевернулась, помнит безумства, помнит, в какой ярости был ее брат и даже попытался отравить. Отравить не только ее, но и всю счастливую жизнь с Марселем, помнит как они выстояли и вернулись.

Они всегда были рядом друг с другом?

Любовь или игра в любовь?

Словно Ребекка Майклсон дошла до края.

Запуталась.

Неужели, все, что они пережили теперь останется в воспоминаниях?

Воспоминания.

Помнит.

Все, как в тумане.

Не желает смотреть на солнца и по зарывается в одеяло.

Темнота.

Не отпускает. Темнота не отпускает.

Не отпускает.

Не скажет, прощай любви.

Сердце не отпускает. Не отпускает Марселя.

Игра в молчание? Остановиться на полпути? Ребекка Майклсон – стерва, которая всегда получает желаемое.

И это называется любовь?

Что она наделала?

Стерва разрушила, разбила сердце ради достижения цели.

У него есть к ней чувства, есть, всегда были. Ребекка Майклсон знает это также хорошо, также хорошо, что она любит его и готова на все ради этой любви.

Сердце разбито. Ребекка не может разделись свое сердце на две части : Семья или любовь. Между этими она не в силах выбрать. Не в силах разорвать свое сердце на две части.

Сердце стервы разбито.

Не отпускает.

Сердце не отпускает.

Нависает над ним, удобно устраивается, сбрасывает с себя одеяло поводит ладонями по обнаженному торсу. Сейчас Ребекка задевает, каждый нерв, клеточку его организма, но забывает как дышать, она словно растворяется в его руках, желает поцеловать.

— Это имеет смысл. Поэтому ты не целуешь меня?

— Я не поцелую тебя, даже если хочу. Но я не хочу. Ты темная Ребекка. Где та, милая и добрая девушка, которой я отдал свое сердце навечно?

— Мм-хмм. Исчезла. Умерла. Мы можем вновь играть в молчанку или ты выслушаешь меня?

— Выслушаю.

— Я скажу тебе глядя в глаза. Мне нужно так многое сказать тебе. Стерва, ты знаешь об этом понятии, возможно, его ввела я. Марсель, ты знаешь, что я сделаю все ради семьи. Даже, когда перед выбором стоит любовь. Ты имеешь права злиться, а я не стану искать оправданий свои поступкам. Я должна была пойти на это, чтобы защитить бизнес, хотя Ника больше волнует другая часть бизнеса, за которую отвечает Стефан. Ты остался со мной до конца, мы были в Аду, вместе спустились в Ад. Мое сердце бьется для тебя, семьи, а сейчас и еще для кое-кого важного. Марсель, зло нельзя победить. Мы будем сражаться со злом всю нашу жизнь и мне плевать на то, что я сама воплощение зла, ради того, чтобы защитить тех, кто мне дорог. Ты знаешь меня лучше всех, Марсель. Знаешь, что я Майклсон и пойду на все, свершу необходимое зло. Ты знаешь… Знаешь, то, что я чувствую к тебе не отпускает мое сердце.

— Ты беременна. Почему ты не сказала мне раньше?

— У нас будет ребенок. Прости, но последние два дня ты только злился, отворачивался от меня и ничего не ел, а сейчас поцелуй меня, мы позавтракаем и ты уедешь в компанию, будешь делать то, что должен делать властный и красивый мужчина : Управлять.

Новый Орлеан.

Лишь утром четвертого дня Фрея Майклсон-Касл осознала, что находится в домике своего мужа, а железные ворота дома ее семьи закрыты. Неужели этот особняк превратится в нечто темное и до жути мрачное. Неужели время возьмет свое и то, что было великим разрушится, останутся обломки, все затянется вьющимися растениями и мхом.

Ее семья покинула город.

Фрея осталась в одиночестве. Связь с семьей вновь оборвана.

Болт и не та боль, которая возникает от повреждения, а ту, которую сложно передать словами, опустошающую боль. Боль, после которой не остается ничего.

Ничего.

Ничего, ведь Фрея Майклсон утратила связь с семьи.

Испытывает самую великую в мире боль. Боль от утраты семьи.

Люсьен, наблюдающие за женой, пришел к выводу, что причина боли его жены - семья.

Внутри нее что-то сломалось.

— Все будет хорошо, я тебе обещаю. Они вернутся, и Майклсоны вернут былое могущества, - Касл был вместе с ней, он пытался ее убедить, но, кажется, она была настроена иначе.

— Они, - хмыкает та. — Моя сестра даже оказалась прощаться. Больно. Ей было больно прощаться и все, что осталось – пустота.

— Они уехали, чтобы вернуть все, - сжимает руки жены.

— Я знаю, любимый. Все мы совершаем ошибки, пришло наше время расплаты, - встает с постели, пытается улыбнуться. — Они уехали, чтобы исправить свои ошибки. — Идем на кухню. Я приготовлю что-нибудь…

— Мистер Касл, - раздается мужской голос после непродолжительного стука в дверь.

— И почему мы не может бежать от людей моего брата и просто побыть вдвоем? – недовольно произносит Фрея, набрасывая на плечи длинный шелковый халат. — Наверное, нас всегда будет троя : Я, ты и твоя сделка с Ником.

— Но, этого того стояло, - легонько касается ее губ. — Идем и узнаем, что произошло.

Он всегда поддерживал Фрею. Он выбрал ее.

Стучавший в дверь человек, сообщает, что привезли коробки, которые сейчас стоят в кухни. Возможно, Фрея решила что-то поменять. Он все узнает и если его жена решила что-то поменять, то это только к лучшему.

— Решила что-то поменять на кухне? – говорит тот, указывая на стоящие коробки.

— Это не я, Люсьен, - удивляется Фрея, берет в руки конверт, лежавший на одной из коробок.

Ребекка. Конечно же, это в стиле ее сестры. Открывает конверт с фамильным гербом и как будто пустота внутри ее заполняется теплом.

" Инженер на кухне- вот в кого должна превратиться женщина. Я ведь уверенна, что даже на такой маленькой кухне ты сумеешь творить. Я знаю, как сильно ты любишь готовить, а я люблю тебя, сестренка и поэтому посылаю тебе этот маленький арсенал приборов. Это заполнит твою пустоту. Будь счастлива, Фрея и в один день мы снова будем вместе. Целую и обнимаю. Твоя любящая сестра, Ребекка. "

Арсенал приборов, призванных избавить от “ домашнего рабства. “ Газовая плита, холодильник, пылесос, электрические мясорубки и миксеры, стеральная машина марки Thor, утюги – с каждым годом домашняя техника становилась все совершеннее , а женщина из бесплатной прислуги превращалась в инженера на кухни, который контролировал работу сложных механизмов и приборов.

Ребекка именно этого хотела для своей сестры и теперь Фрея понимает это. Понимает, что все это облегчит ее домашнюю работу и у нее больше времени останется на себя и другие важные дела.

— Люсьен, ты же сможешь сегодня оставить все дела моего брата и установить эти приборы? Теперь у нас будет больше времени на другие “ важные” дела, – руки обвивают шею, целует в щеку.

— С радостью и в кого же превращается моя жена? – улыбается, охватывает лицо руками.

— Как написала моя любимая сестра” инженер на кухне”, - отвечает и целует, только уже в губы.

Это и вправду облегчит жизнь Фрею, она сможет больше времени проводить с Люсьеном, улыбаться ему и дарить себя ему.

Сегодня воскресенье, в комнате тихо, ведь они не спешат прерывать поцелуй, Люсьен придерживает ее за бедра усаживает на столешницу стола, на пол падают предметы домашней утрови, и хрустальная ваза с еще не увядшими розами, которые Фрея собрала, в саду своей семьи, сбрасывает с нее халат, пока она срывает с него рубашку. Стоит признать, что сегодня Фрея Майклсон живет, по телу мурашки от влажных поцелуев, которые на груди оставляет муж. Сегодня она улыбается, растворяется в его объятьях, проводит руками по оголенной спине. Пытается сделать вздох, и он чувствует это. Они понимают друг друга, возможно, сошли с ума, зависимы друг от друга, просто любят друг друга и это не запрещено. Сегодня она позволяет себе жить, видеть мир в ярких цветах и любить.

Как писала одна из компаний в своей брошюре : “ Как преуспевающей мужчина отдает поручения подчиненным, так и разумная женщина поручает электричеству, все, что способны делать электроприборы. А сама она занимается более важными делами. “

Дом семьи Кеннер.

Потеряна. Пустота. Пустота завладела ее сердцем. Хейли Маршалл- Кеннер. После похорон матери, закрытого на железный замок особняка Майклсонов.

Пустота. Она не знает ради чего жить, что сказать дочери.

Свернулась, обняла руками подушку, отвернулась от солнца. Сердце разбито и ведь Хейли знала, что Майклсоны выберут свою семью, спасут только тех, кто носит фамилию « Майклсон.» Знала, что Майклсоны думают только о себе. Знала, что им плевать на то, кто должен убить ради семьи. Знала, что именно Майклсоны впустили пустоту, и если у нее была такая возможность, Хейли Маршалл перевернула бы свою жизнь, была бы со своими людьми, поддерживала бизнес отца, который был бы в руках человека, которого она любит.

Майклсоны впустили в ее сердце пустоту.

В Аду. Ее жизнь обернулась в Ад и сейчас ее не радует солнце, запах жасмина, смех дочери, который слышится за дверью. Хоуп ведь чувствовала. Чувствовала, что пустота здесь, отражается в глазах тех, кто ее любит.

Пустота. Хейли смотрит в сторону окна.

Она и так уже потеряла все. Все.

Шаг в пустоту.

Она готова сделать этот шаг.

Шлёпаные босых ног. Хейли Маршалл готова, быть слугой пустоты.

Касается железной ручки окна, впускает в комнату ветер и даже улыбается, подставляя лицо под этого ветра. Вздохнуть полной грудью. Вздохнуть последний раз.

Пустота жаждет крови и жертвы. Пустота может получить желаемое. Может получить душу Хейли Маршалл-Кеннер и не рожденного ребенка. Джексон Кеннер не знает, что сегодня может потерять все. Пустота может отнять у его жену и нарождённого ребенка.

Пустота.

Ветер хлещет в лицо, растрепывает шоколадные локоны, пробивается сквозь легкую ткань черного платья.

Этот ветер унесет ее в пустоту.

Забралась на подоконник.

Очередной вздох. Через силу.

Ноги словно онемели от холода. Ледяные.

Сделать шаг вперед. Шагнуть в пустоту.

Пустота.

Ей не страшно, потому что внутри ее пустота. Не страшно лишать себя и еще нарождённого ребенка жизнь. У Хейли Маршалл-Кеннер нет причин жить. Майклсоны внесли в ее жизнь пустоту.

Пустота в ее разуме и жизни.

Зачем проживать пустую и бессмысленную жизнь, если можно шагнуть в пустоту.

Пустота.

Пустота заполнила ее сердце, от которого остались одни очертанию и вакуум.

Пустота отражается в ее глазах.

Пустой бессмысленный взгляд.

Хейли смотрит на солнца, голубые облака,деверья в саду, видит пролетающих мило птиц. Видит, но не замечает всего этого великолепия, того, ради чего стоит жить.

Она видит только пустоту. Пустота заполнила ее. Отчаяние толкнуло ее в пустоту.

Сделать шаг в пустоту.

Пустота.

Хоуп смеется, в одной руке держит рисунки, которые желала показать матери. Маиза крепко сжимает ее за руку, помогает подняться вверх по лестнице, на второй этаж, где находилась комната ее матери и отчима. Женщину радует, что сегодня

Хоуп улыбается и даже не заговорила об отце, не просит рассказать те, сказки, которые рассказывала ей тетя Ребекка. Пустоту в ее сердце не заполнит ничего, но Хоуп ощущает, что она не одна и забывает. Забывает о той боли, кошмаре и пустоте, которую внесли в ее жизнь Майклсоны.

Улыбается, но неожиданно отпускает руку Маизы. Застыла на одном месте, что даже женщина не осознает, что происходит с ребенком, что так напугало ребенка.

Побледнела, выронила рисунки. Ее голос срывается от криков до шёпота, от хрипа до воя, от стона до вопля. Страх въедается глубже, чем боль. Хоуп ведь не знает, что такое страх и боль. Но страх сжимает цепи вокруг ее горла и царствуют тени, страх – монстры, которых дети прячут у себя под кроватью. Страх крутит позвоночник, заставляет прогнуть спину и склонить плечи к земле. Страх страшнее пустоты. Страх заставляет кричать.

Крик, сорвавшейся с уст Хоуп заставляет Джексона вздрогнуть, отбросить документы и выбежать из своего кабинета в коридор.

Пустота. Он видит страх и пустоту в глазах семилетней девочки. Напугана, оцепенела от страха и ей слишком холодно. Видит и Джексон просто будет рядом, прижмет к себе, погладит по спине и волосам, постарается успокоить напуганного ребенка, принять ее страх и боль на себя. Хоуп больше не будет страшно и больно.

Он рядом.

— Я рядом. Тебе не будет страшно, никто не причинит тебе боль. Расскажи, что случилось, Хоуп? Что тебя напугало?

— Нет! Нет! Нет! Она здесь. Пустота. Она здесь.

Пустота она здесь, бьется в их сердцах.

Пустота в этом мире, в их разуме и жизнях. Они одни против пустоты, которая подчиняет себе, делает их своими рабами.

Пустота.

========== Глава 57. Добро пожаловать, в тридцатые. ==========

В конце двадцатых годов происходит крах экономики и наступает период Великой депрессии.

Великая депрессия — это один из важнейших периодов современной истории США. Она началась с мирового экономического кризиса в 1929 году, который сильнее всего затронул именно Соединенные Штаты. Острая фаза кризиса растянулась на три года — с 1929-го по 1932-й, начало 1933 года.

Все 1930-е годы, вплоть до 1939-го, экономика не могла до конца выйти из кризиса и восстановиться. Поэтому весь этот период получил название Великой депрессии — из-за своей продолжительности и тяжелых последствий для общества.

Новый Орлеан.

Обратно в депрессию.

Напуганная женщина прижимает к своей груди семилетнюю девочку, тяжело дышит, на ее глазах слезы только при мысли, сколько еще всего придется пережить этой малышки, только потому, что, ее фамилия Майклсон. Но Хоуп – Майклсон, а значит стойкая и выдержит все испытания, которые ей уготовит судьба.

Выдержит и станет сильнее.

Таков закон жизни.

Слабые могут стать сильными.

Пустота. Стекло в дребезге.

Джексон Кеннер не мог допустить, чтобы пустота отняла у него все, чтобы она разбилась, и птицы унесли ее душу, душу их не рождённого ребенка. Не мог позволить и поэтому не мог опоздать. Момент, когда его увидел жену, стоявшую на подоконники, готовой сделать шаг в пустоту. Теперь он понимает, что так напугало Хоуп.

Пусто ведь и вправду здесь, в наших сердцах. Он сделает все, чтобы пустота отняла у него любовь и счастье. Ее еще не поздно спасти, он успел подхватить ее на руки, снять с окна, усадить на постель, накрыть ее плечи одеялом, прижать к себе. Как она могла решиться на подобное? Как позволила пустоте завладеть ее сердцем? Как впустила ветер и пустоту в их дом?

Он не позволил бы пустоте отнять ее у него, не позволил птицам унести их души?

Плевать, что она расцарапала лицо, когда тот пытался снять ее с окна. Плевать, потому что ему повезло и она жива. Кеннер целует лицо жены, заключает в свои объятья и не отпустит, больше он не позволит пустоте проникнуть в ее сердце.

— Хейли, я рядом и всегда буду защищать нашу семью. Как ты впустила пустоту в свое сердце? Ты понимаешь, я мог потерять вас : тебя и нашего ребенка? Я бы не простил себе этого…

— Не нужно было спасать меня, Джек… Я не стою этого…

— Ты стоишь всего самого дорогого, что есть в этом мире и я люблю тебя и буду любить до конца своих дней. Мы будем счастливы.

— Пока смерть не разлучит нас… Майклсоны причинили мне боль, принесли в мою жизнь только слезы, смерть и несчастья. Я не могу быть счастливой. Ты хороший, Джек. Но пустоту в мое сердце впустили Майклсоны. Они виноваты во всем, всех смертях, пролитой крови. Я не хотела жить… Думала, что легкая смерть – это выход. Именно эта семья всегда ставили свою семью выше других и не думают о других. Они впустили пустоту и разрушили жизни других, ставя семью превыше всего. Поверь мне, Джексон эта семья дорого заплатят за свое : « Семья превыше всего. » Они заплатят за все! Затратят за то, что решили меня семьи, смысла жизни. Они ответят за смерть моей матери.Пусть лучше не возвращаются сюда, и Хоуп будет лучше без них. Я не позволю Майклсономи разрушить, впустить пустоту в жизнь Хоуп. Не позволю, - страшное выражение в глазах, которое так пугает Кеннера.

— Тяготы и невзгоды вместе, Хейли, думай о нашем ребенке ради него и Хоуп мы можем стать лучше, потому что дети – наше продолжение, - заключает жену в свои объятья, несмотря на ее сопротивления.

Чикаго .

Обратно в депрессию.

На ее глазах уже высохли слезы. Она привыкла все терять. Потеряла все : бизнес, брата, девушек, которых называла своей семьей. Потеряла даже доверие и любовь мужа. Да, и семья мужа никогда не примет ее. Аврора выбрала власть и на ее голове кровавая корона приступного мира Чикаго. Де Мартель забралась на капот автомобиля, болтает ногами, ожидая, пока Клаус что-нибудь скажет.

На его глазах еще не высохли слезы, отпивает из горла бутылки виски, который обжигает горло, захлебывается, смотри на Аврору, которая кажется совершенно спокойной, да, бутылка виски самое то. И как она могла догадаться, что именно это поможет ему прийти в себя.

Одинаковые. Словно король и королева на шахматной доске. Распивают алкоголь средь бела дня, и плевать на запреты. Кто посмеет арестовать Короля Нового Орлеана и Рыжеволосую Дьяволицу.

Протягивает Авроре бутылку алкоголя, видит ее грустную ухмылку.

Улыбаться через силу и прятать все эмоции, обжигать горло алкоголем – именно так и поступает Аврора.

— За моих девочек, ушедших, но незабытых. Я отпустила тех, кто выжил и устрою достойные похороны ушедшим навечно.

— И что будет делать безумная Аврора Де Мартель?

— Вернусь в депрессию. Я обещала Тодду быть в приюте, в три. Мы берем под опеку того мальчика и видимо это единственный хороший поступок. Когда вернется моя племянница и Ирма? Из-за тебя я даже не обняла Рози. Ты такой же монстр, как и я. Сейчас ты оставишь все на меня и брата, а сам уедешь развлекаться с этой блондиночкой?

— Когда Тристан исправит свою ошибку. Слишком много раз, ваше семья пыталась пойти против моей, и скажи спасибо, что я не убил Тристана на глазах Ирмы. Керолайн видит во мне свет и если я вернуть к ней, то только после депрессии. Я уеду путешествовать по Европе и переживать личную депрессию. Мы не хорошие, нас не изменить, но мы можем казаться лучше, для тех, кто любит нас, и кого любим мы. Мы можем скрывать монстров ради них.

— Что ж, удачи тебе и прощай, Ник.

Спрыгивает, толкает Майклсона, передавая ему бутылку виски. Лучше ведь скрыть чувства, чем сказать, что ты чувствуешь. Лучше промолчать, чем разочароваться или проститься.

Прощаться тяжело, но все их поступки привели именно к прощанию.

Они ведь не слабые, чтобы показать, что чувствуют. Они одинаковые, жестокие и не знают милосердия и никогда не показывают эмоции.

Они никогда не попросят остаться. Бессмысленно.

Молчит, но заключает в свои объятья. Крепко обнимает и это прощальное объятье.

Выпивка и веселье объединила их.

Выпивка и депрессия поставила точку во всей этой истории.

“ — Твои странности - это твое очарование.” – слышит Аврора напоследок.

Слышит, прежде чем Никлаус Майклсон сядет в ее автомобиль, и водитель нажмет на педаль газа. Клаус Майклсон скрывается. Скрывается ото всех, кроме “ Великой депрессии. “ Не скроется ни от Мирового экономического кризиса. Не скроется от депрессии, которая заполнила его сердце пустотой.

Никлаус Майклсон может уехать, скрыться от всего мира, но он не скроется от себя, не скроется от депрессии.

Обратно в депрессию.

Сказать “ Прощай. “

Обратно в депрессию.

Плотно перебинтовывает руку мужа, легонько касается губами влажной кожи. Пока их никто не видит, они могут позволить себе быть предельно откровенными друг с другом, поговорить о том, что ждет их впереди. Она касается его и ему легко. Легко, как никогда прежде. Легко и любовь предает Элайджи Майклсону силы.

Силы сражаться, не оставить все и не впасть в депрессию.

Чтобы выстоять и пережить депрессию, разлуку с семьей, разруху и смуту в компании Элайджа Майклсон должен озвереть.

Озвереть, ведь сейчас он раненый зверь. Ранен в самое сердце, рана кровоточит, упал, но когда Элайджа Майклсон встанет и все увидяь его монстра, то упадут уже они.

Майклсонам всегда удавалось удержаться на самой вершине.

Жгучая боль, а Кетрин завязывает бинт на узел. Больно, но она ведь знает, что он выдержит, а она будет рядом. Будет с ним до конца. Будет поддерживать и любить, будет обнимать и стряхивать слезы с его глаз, когда наступят самые темные времена. Будет рядом, чтобы после тьмы наступил свет и тот, кого она любит, увидел этот свет вместе с ней.

— Элайджа, посмотри на меня и послушай, нас уже поздно спасать, - руки охватывают его лицо и Кетрин заставляет его посмотреть на него.

— Я всю жизнь, мечтал найти любовь и любить одну, и я нашел тебя, - наклоняет голову, чтобы их лбы соприкоснулись. — А сейчас я вступаю на путь, с которого мечтал сойти. Я не хотел возвращаться… Возвращаться в депрессию.

— Мы вернулись туда, куда не желали возвращаться, вернусь туда, где все началось и где все закончится. Мы вернулись в Чикаго. Больше не будет беззаботной жизни, праздников с алкоголем, больше не будет веселья, и ты, вступил на трудный путь, всё всегда против тебя,ты вернешься обратно в депрессию. Вернешься, чтобы потом выти из депрессии. Нас уже поздно спасать или лечить, и мы не станем лучше. Делай все вопреки, и переверни весь мир, чтобы наша семья устояла. Если нужно озверей. Я знаю, что ты не оставишь компанию и пойдешь на все. Ты сделаешь все, как и я. Знаешь, если мы монстры, то мне наплевать. Наплевать, что нужно будет сделать, чтобы выжить.

— Наплевать? – приподнимает бровь, смотрит в ее глаза.

— Наплевать, потому что наши дети будут лучше нас, - на ее лице проскальзывает еле заметная улыбка.

— Я сделаю все, что нужно, - обещает он.

Вернуться туда, куда не желали возвращаться.

Они ведь не изменяться, и в этом Кетрин права. Права, что по закону жизнь сменяется смертью. На их место придут дети. Когда они умрут на их места придут их дети.

Закон жизни и смерти.

Медленно открывает глаза и повезло ли ей, что она жива. Боль, расплывчатый силуэт в белом.

Умерла?

Все еще жива, потому что доказательства этому боль и бьющееся сердце.

Боль.

Медсестра спешит подбежать к ней, удержать, чтобы она не сделала глупостей. Она еще слаба, потеряла, не мала крови во время жизни.

— Где я? Я умерла?

— Вы в госпитале, у вас в ноге была пуля. Вам пока нельзя ходить. У вас крепкий организм ,если ребенок выдержал такое.

— Где мой муж? Немо…

— Вашего мужа не стало… Мне жаль, но внутри вас осталась часть его, и вы должны быть сильной.

Вдребезги.

Если твоя родственная душа умирает, то лучше не станет : ни через день, ни через год.

Кричит, срывая голос.

Потеряла любовь. Потеряла и поэтому Тайре кажется, что на ее голову обрушались небеса.

Его не стало и поэтому она кричит, стучит кулаками по пастели, которая из-за железной сетки издает весьма неприятный звук. Звук, который давит на уши, что медсестре хочется закрыть ладонями свои уши.

Только бы не слышать.

Не слышать крик женщины, которая потеряла мужа, любимого, будущего отца ее ребенка.

Внутри, где-то под ребрами, становится до невозможности больно. Словно железным прутом насквозь или так, что не вдохнуть. Задыхается и идет ко дну. Задыхается и захлебывается свлими слезами.

Медсестра спешит покинуть палату, принести воды и успокоительное, ведь ее работа - спасать жизни.

Спасти.

Она делает шаг вперед – резкий, необдуманный – и опускает взгляд. Кетрин решилась сама прийти к ней и рассказать все. Рассказать всю правду. Она же поклялась тому, кого любит, что сама скажет Тайре о его решении и рассказать правду. Она не хорошая, ведь ее руки полакать испачканы кровью. Кетрин Пирс не хорошая, но может попытаться быть лучше.

Облачена в черное. Взгляд опущен, ведь она не может посмотреть в глаза Тайре. Не может посмотреть в глаза той, которая потеря все из-за Майклсонов, потеря мужи из-за Кетрин.

— Она права, и тебе нужно думать о ребенке.

Тайра не скрывает антипатию к женщине, вошедшей в палату, от ее вида становится тошно: не по сценарию, нет, прекрати. Тошно. Словно эти стены давят на ее виски.

— Ты жена Элайджи… Мой муж мертв… Боже, Немо мертв!

— Месть погубила его. Став частью семьи Майклсон я поняла, что если ты не Майклсон, то ты пушечное мясо. Они могут ссориться, ненавидеть, причинять друг другу невыносимую боль, но в важный момент ты можешь увидеть, как один Майклсон защищает другого. Я убила твоего отца желая защитить Элайджу. Я убивала много раз и легче мне не стало.

— Говоришь все это, чтобы сделать больнее!? Думаете, вам все позволено?! Майклсоны всегда ставят свою семью превыше всего!

— Нет, тебя спасли потому что врач спросил : « Спасать мужчину или беременную женщину.» Элайджа проявил милосердие и приказал спасти тебя. Он отпустит вас. Вы покинете город и никогда не вернетесь. Попрощаться с мужем, тебе не позволено. Вы уедите завтра.

— Это Майклсоны называют « милосердием. »

— Поверь, судьба та еще сучка, и я тоже расплачусь за все. Возможно, у меня никогда не будет детей. Твой ребенок спас тебе жизнь и мы должны сделать лучшее для наших детей.

— Проследи, чтобы на могильной плите было настоящее имя моего мужа. Я желаю этого.

— Думаю, я смогу сделать это.

Сердце сжалось, когда Кетрин закрыла за собой дверь.

Она потеря все, но осталась жива. Вопреки всему она осталась жива. Но внутри ее осталась часть ее мужа. Часть, ради которой она должа попытаться быть лучше.

Часть, которая заполнит не пустоту.

Она никогда не простит.

Никогда.

Но одна часть сможет заполнить пустоту.

Таков закон жизни : Смерть меняется жизнью. Когда одного не становится на его места приходит другой.

Октябрь 1927.

Наступает осень.

Ему кажется, что он уже давно пошел на дно. Тристан Де Мартель опустился на дно,

кто бы мог подумать.

Его не починить.

Его места занял другой. Молодой и талантливый Кристиан, а Де Мартель теперь значился личным помощником Элвйджи Майклсона, словом теперь он был никем и приходил в Ford Motor Company словно это привычка. Привычка, выработанная годами. Привычка рушить все. Привычка идти на дно, тонуть. Он тонет, уже какой час, день, месяц, год. Идет на дно выпивая бутылку односолотого виски сидя на кухне. Идет на дно видя, как Кристиан преуспевает, смог расположить к себе новый совет управления, в котором, кстати, пустовала одно место. Место уж точно предназначенное для него. Идет ко дну, уже какой день и какую ночь.

Достал пятками до дна и вряд ли что-то может спасти его.

Он не пьет, а отмечает. Отмечает каждый день. Отмечает свой провал. Отмечает то, как скучает по жене и дочери.

Идет на дно, каждый день.

Слезы. Больно.

Мужчины ведь не плачет?

Плачет потому что потерял все.

Загнан в капкан : выпивка и слезы.

Шутит и празднует каждый день.

Уже который день и которую ночь.

Словно птица с поломанным крыльцом, которая разбилась оземь.

Отмечает каждый день.

На его глазах слезы, каждый раз, когда он переступает порог детской. Смотрит на колыбель, которую, увы, он не раскачает, кладя спать свою дочь, смотрит на стекляшки висящие над колыбелью, рассматривает сложенную детскую одежду, фарфоровую куклу, статуэтку балерины, рисунки сложные в кожаную папку.

Нить оборвалась.

Вечно на дне, вечно пьяный и если бы у него был пистолет, то палец уж точно бы соскочил с курка. Нажал бы на курок и выше б себе мозги. Это лучше, чем то, что выносит его мозг. Но оружие у него нет, потому что его сестра позаботилась об этом и каждый вечер следила за ним. Следила до прихода кого-то из знакомых или Мохаммеда, но ее брат не слушал и мусульманина.

Он ведь в ответе за то, что произошло.

Нить оборвалась.

Громить. Кричать.

Дерево трещит, ломает колыбель.

В щепке. Вдребезги.

Вещи разбросаны по комнате, осколки фарфоровой куклы, которую он запустил в стену. Осколки статуэток, разбросанные листки с рисунками.

Достаточно.

Это не кончится.

Не кончится этот хаос и разгромленная комната.

Он посреди этого хаоса. Сидит на полу, отпивает из бутылки виски и ему не больно.

Сейчас не ему не больно.

Врывается в комнату, ужасается, хотя Аврора ведь слышала все. Слышала его крики и то, как ее брат громит детскую. Слышала, а теперь она рядом с ним, обнимает за плечи.

Это никогда не кончится, ведь Майклсонам похоже удалось испортить не одну жизнь, а Тристан не знает, как выйти из этого наркоза, выйти на мель.

Ушел на дно и не знает, как выплыть.

Аврора ведь нашла свою жизнь : у нее семья, приемный сын, которого они сумеют воспитать вместе с Тоддом, и кажется она наладила отношения с родителями мужа. Его сестра счастлива и он рад за нее. Раз, что Аврора выбралась со всего этого.

— Тристан! – выхватывает бутылку из его рук. — Прекрати! Прошу. Ты сидишь среди осколков.

— Это так и есть, сестра, - берет в руки один из рисунков, стряхивает осколки фарфора.

— Прекращай или умрешь раньше, чем воссоединишься с семьей, - вздыхает, выхватывает рисунок. — У тебя просто откажет печень, дорогой братец.

— Плевать, - отмахивается от нее.

— Черт! Говорила же я Ирме, что не стоит рисовать это! В нашей семье двое одержимых этих чертежами и машинами, лучше бы рисовала пейзажи, солнышки, облачка, море, дома - бред, похожий на тот, что рисует Клаус, - недовольна, и возвращает чертеж брату.

— Ирма рисовала это? – спрашивает Тристан.

— Будучи беременной, у твоей жены было очень много свободного времени, хотя я предупреждала ее, - отвечает та.

Тристан молчит, словно и вправду одержим рассматривая чертежи жены. Одержим всем этим, так же Ирма, которая ради должности инженер пошла на многое и измелена всю свою жизнь.

Сейчас Тристсн может изменить их жизни. В его руках незаконченные чертежи и он закончит их.

Закончит то, что не закончила его жена.

Выйдет на мель.

Выплыть.

Теперь он знает, как вернуть его жизнь.

Теперь в его руках шанс. Шанс в виде новой модели, ведь после восемнадцати лет

Генри Форд дал согласие на разработку новой модели и у Кристиана уже были чертежи модели с кузовом. Модель, которая молодой инженер гордо называл моделью А. Модель A , которая должна сменить Модель Т.

Сидит на полу. Сидит на осколках. Сидит среди разбросанных набросков и чертежей, который он обязан завершить до наступление рассвета, ведь правда в том , что Мистер Форд завтра утвердит новую модель.

Тристан Де Мартель знает, как выбраться.

В руках карандаш, который принесла ему Аврора, и пожелала ему удачи, прежде, чем уйти.

Она ведь знает, что в таком состоянии он и вправду похож на одержимого.

Одержимого идеей .

Одержим, проводит карандашом по бумаге. Одержим, прикрыл глаза, а внутри, словно все взорвалось, вышел из под наркоза, выплыл, поднялся со дна.

Глубокие вдохи, жадно хватает кислород.

Тристан Де Мартель поставит точку.

Поставит точку и завершит начатое.

Завершит. Внутри его, в области живота тепло. Неописуемое тепло, словно взорвался вулкан, и лава наполнила его вены. Плевать на все, ведь в его глазах словно напилены Дьявольским огоньком, который заполняет всю радужку. Плевать на все. Плевать если прямо сейчас он во власти неведомого и неописуемого чувства. Ведом неописуемом чувством. Чувства, которое невозможно описать. Тепло, которое разрывает изнутри. Чувства, что ты теряешься во времени, наплевать на все и словно мир остановился. Все остановилось, и ты сосредоточен только на цели. Цели завершить все, даже если вокруг тебя все будет гореть огнем. Довести до конца. Плевать на все, ведь существует только дело, которое ты должен завершить. Чувства, которое направляет тебя, направляет графит карандаша по бумаге. Тепло, которое распространяется по всему телу, до кончиков пальцев, до покалывание, словно разряд электротока, круговорот мыслей, который затихает и в его голове всплывает образ. До последнего штриха графитом.

До конца.

Надавливает на карандаш и графит оставляет жирный след.

Тристан Де Мартель искал и нашел это чувства, свободу внутри себя, огонь, чувства, которое направляет его. Чувства, благодаря которому он может взлететь.

Чувства, которое не отпустит, пока ты не завершишь начатое.

Завершить.

Вырвать душу и взлететь.

Завершил рисунок ,на котором изображен чертеж автомобиль.

Карандаш падает на пол, руку свела судорога, боль, но он не остановится.

Не остановится. Не упадет. Не опоздает.

Компания Майклсонов.

Забралась на его рабочий стол, отбросила голову назад, обняла руками свои колени. Стрижка по последней моде, короткие вьющиеся волосы. Краситься – не грех. Глаза накрашены тушью, губы красной помадой, пудра предается блеск ее лицу блеск, белоснежные зубы, ведь теперь она пользуется отбеливающей пастой ,и ее муж все же одержал победу в этом. Элайджа убедил ее отказаться от этой пагубной привычки.

Несмотря на холод, она облачена в платье-тунику, со скромным геометрическим вырезом в области декольте. Ткань платья поднята до неприличия, оголенные ноги. На руке массивный серебряный браслет, на ногах замшевые туфли на вызывающее высоком каблуке, но с скромной застежкой.

Прикрывает глаза, когда слышит, как открывается входная дверь. Слышит ее запах и поэтому закрывает дверь на ключ.

На лице улыбка, когда та улавливает сладковатый запах его одеколона.

За это время они заучили запах друг друга наизусть.

Заперты в кабине.

Заперты в любовь.

Тик-так…

Не спешит открывать глаза, считает шаги. Ровно сорок девять шагов до его рабочего стала и Элайджа Майклсон не спешит пройти эти шаги. Прикусывает губу медленно идет вперед, приближается к ней, ее медленный яд убивает его. Его любовь убивает ее не меньше, чем курение, вот только сейчас курение и никотин не убьют ее. Он запретил ей курить, но е запретил любить его.

— Катерина, разве я не сказал, чтобы ты оставалась дома, - строго произносит Майклсон, опуская руки на столешницу.

— Я никого не слушаю, Элайджа, - медленно произносит та. — Я пришла извиниться за прошлый раз, и поддержать тебя, ведь сегодня трудный день. Генри Форд будет выбирать новую модель, от которой зависит дальнейшая судьба компании.

— В прошлый раз, я только на утро обнаружил царапины, - довольно ухмыляется тот.

— Это доказывает, насколько сильно я люблю тебя, - открывает глаза, притягивает к себе.

Кетрин просто взяла его лицо в свои холодные руки, поцеловала. Недолгий поцелуй был лучше тысячи слов.

Поцелуй и сбитое дыхание – разжигают огонь страсти.

Он ее, все, как она хотела, и они счастливы.

Он ее, как она и хотела, поэтому она может позволить себе снять с его пиджак, усадить его в кресла, устроится на его коленях, целовать его губы, медленно растягивать пуговицы его жилетки, пока тот придерживает ее за талию, его руки скользят по ее плечам, опускают шлейку ее платье.

Охватил ее талию рукой. Сильно, но каким бы сильный он не был, ее нежность все

равно сильнее.

Сильнее желание сильно любить его, кусать, царапать все его тело и только утром замечать все эти царапины.

Любить сильно.

Любить сладко.

Она ведь сама хочет этого, считая, что такой способ поможет ему отвлечься от всего и расслабиться, слишком многое произошло за последнее время.

Кусать. Царапать все его тело и любить.

Любить так сильно, как может она.

Элайджа ведь знает, как она может любить его. Любить и умереть ради этой любви. Умереть, только бы его губы целовали ее, только бы быть только с ним взлетать,

Прерывает поцелуй, подсаживает на стол, сбрасывает стоящие на нем предметы : железный сундучок, декоративную колону, папки с бумагами, карандаши, книги.

Поднимает ее, крепко удерживает, чтобы она не упала на стол. Удерживает ведь она его. Его Ад и Рай, счастье, больше страсти. Только с ней он испытывает подобное.

Тянет друг к другу.

Поддаться чувству и быть свободными, чтобы в огне сгорели двое человек.

Сгореть в огне сгореть.

Он ее, а она обвивает ногами его бедра, тянет к себе, что вновь и вновь касаться его губ.

Проводит рукой по телу, что Кетрин прикрывает глаза, из ее губ вырывается тихий стон.

Либо взлететь, либо упасть.

Любить сильно и страстно.

Тянет на себя, желает лечь на стол, чтобы он оказался верху и сгореть в этом огне вместе с ним.

Любить сильно и сладко.

Падает на стол, прикрывает глаза.

Уловить момент и не упустить, провести по всему ее телу рукой. Нависнуть сверху, в расстёгнутой рубашке, чтобы закончить начатое.

Прекратить не сможет никто ведь слишком жарко и они заперты в кабинете.

Заперты в эту любовь

Он ее- Кетрин сама ведь хотела этого, хотела любить его и быть любимой только им.

Его любимая. Единственная женщина в его жизни, которая одним лишь поцелуем могла отправить его в Рай или Яд.

Он только ее.

Незаметно летит время

Тик-так. Тик-так.

Настойчивый стук в дверь. Дергает дверную ручку.

Стук, который выводит из себя Кетрин, ведь она вынуждена оторваться от губ мужа. Она больше не целует его, не прикусывает его губу и не наслаждается этим чувствам. Падает со стола, что болит все тело.

— Мистер Майклсон, Мистер Форд просил доложить о его приезде и ваш ждут в кабинете совещаний, поторопитесь, - сообщает секретарша, стоявшая за дверью.

— Я буду через пять минут, Мисс Фонтана, - говорит громко, поспешно застегивая пуговицы рубашки, поднимая с пола бумаги.

Опять в депрессию.

В руках чертежи и Тристан Де Мартель не остановится. Бежит, поднимается вверх по лестнице. Бежит прямо к кабинету Элайджи, открывается дверь приемной. Сегодня он не в лучшем виде и видя его такого Мисс Фонтана только разочаровано вздыхает. Распахнутое пальто цвета стали, помятые брюки, пиджак, и на его голове нет мягкой шляпы. Пропах алкоголем, что женщине кажется, что Тристан здесь, только потому, что желает устроить скандал и уйти окончательно. У каждого есть предел терпения и предел терпения Тристана Де Мартеля должен был закончится.

Всему приходит конец.

— Где Мистер Майклсон? Мне нужно его видеть и поговорить, - как-то отчаянно срывается с губ Тристана.

— Да что с вами, Мистер Де Мартель? Вы пьяны? - она непонятливо пялится на него, ищет в его теплых радужках хотя бы намек на адекватность.

Шумно дышит, и она слышит и чувствует на своем лице это тяжелое дыхание и запах алкоголя.

— Возможно, я и пьян, но мне нужно показать ему чертежи, - шепчет он. — Просто скажите, где он. Скажите…

— В кабинете для совещаний, - закрывает глаза, желает отвернуться. — Они с Мистером Фордом обсуждают утверждение новой модели, которая сменит Ford Model T.

— Спасибо, - целует в щеку, несмотря на то, что та противиться.

Молчит, ведь он теперь знает, куда нужно идти. Даже если он опоздает, то все равно использует свой шанс. Шанс быть значимым и признанным. Шанс сделать что-то стоящее.

Шанс сделать хоть что-то для воссоединения с семьей.

Шанс.

Бежать.

Врывается в кабинет совещаний.

Он знает, как все изменить. Бросает папку на стол и сейчас Тристан Де Мартель не боится, что его выгонят. Он должен все изменить и даже не зная, что будет дальше, но он будет бороться.

Мистер Форд рассматривал чертежи Кристиана, и, кажется, был доволен предложенным вариантом модели А. Использован рядный четырёхцилиндровый двигатель Ford, кузов, механизмы управления были полностью механическими.

Подходящая модель для компании. Грузовой автомобиль то, что в эти времена. Компания должна устоять и не погрузиться в депрессию и новая модель должна была помочь в этом.

Решение принято, как думает молодой блондин, ведь из всех предложенных вариантов именно его заинтересовал автомобильного магната.

— Мистер Форд, - набравшись смелости, говорит Тристан.

Молчит, смотрит на мужчину, от которого пахнет алкоголем, неопрятный вид и взъерошены волосы. Он ведь думал, что Тристан ушел после того письма. Ушел и теперь вернулся. Это ведь их общая компания, которой Тристан Де Мартель не мог позволить упасть, а Ирма семья Тристана и она не могла допустить его падения.

В начале двадцатых годов Ford Motor Company доминировал на автомобильном рынке с моделью Ford Model T. Тем не менее, в середине двадцатых годов это доминирование на рынке массовых автомобилей быстрее сокращалось из-за таких конкурентов, как General Motors. Падение продаж модели Т заставили Генри Форда дать согласие начать разработку новой модели.

— Посмотрите, в этой модели 4-цилиндровый двигатель жидкостного охлаждения рабочим объёмом 3,28 и кузов « бизнес-купе » Она заменит модель Т своим компактным строением, - показывает один из чертежей.

— Я думаю, Мистер Де Мартель опоздал, потому что решение принято, - вмешивается Кристиан. — У компании уже есть модель А соответствующая всем параметрам и требованием. Модель предложенная Мистером Де Мартелем слишком вычурная и не подходит для массового конвейера.

— Кузов можно заменить на пикап, такси, а механические тормоза на все колеса – это огромный плюс и безопасность покупателей, можно подумать о безопасных стеклах, а детали ведь схожи и много времени не уйдет, чтобы заменить конвейер для массового производства, - голос тверд, не уступает, опускает сжатые в кулаки на стол.

— Что скажите, Мистер Майклсон, - рассматривает чертежи, передавая их в руки Элайджи.

— Мы не можем позволить компании вернуться в депрессию, - отвечает Элайджа, рассматривает чертеж автомобиля и понимает, что модель и вправду менее громоздкая нежели Т, нижняя часть в которой есть место отведенное вместо ступени и вряд ли бы мужчина смог продумать такую деталь : кусок железо непрерывно связывающий переднее и заднее колесо. — Я предпочту, чтобы именно вы приняли решение.

— И, я думаю, вы согласитесь с моим решением, и тем, что я ценю чужой труд, - берет в руки карандаш.

На столе два чертежа и решение принято, ведь лично Мистер Генри Форд выводит в правом нижнем углу чертежа принесенного Тристаном Де Мартелем : Ford Model A.

Один должен был проиграть, а другой одержать победу. Таков закон жизни.

Отшатывается ,видя, как Генри Форд лично подписал ему приговор. Словно под наркозам, желает, чтобы его глаза соврали ее и этот дурной сон закончился.

Тристан Де Мартель вышел из под наркоза, улыбается, пожимает руку сперва Мистеру Форду, а затем Элайджи.

Тристан Де Мартель не пошел на дно, но и Кристиан не пойдет на дно, ведь Генри Форд дописывает одну букву на чертеже молодого конструктора и это останавливает его, заставляет обернуться и удивленно посмотреть на управляющего компанией . Шутка?

Генри Форд ответственен за сотрудников своей компании. Нет, Кристиан не окажется на дне, не пойдет на дно и его не затянет, ведь на его чертеже дописана одна буква и поставлена точка : Ford Model AA.

— Поздравляю вас, Мистер Де Мартель и Мистер Хейл. Три месяца и на рынке появятся новые модели. Ввиду схожести конструкции, элементов кабины, двигателей компания заменит конвеер на две достойные модели, которые сметят Т.

Новые, усовершенствованные модели : Ford Model A и Ford Model AA-грузовой автомобиль компании Ford.

Когда Ford ТТ и Ford Т стали нуждаться в замене, Генри Форд в 1926 году начал создание новых моделей А и АA. После разработки конструкции и общего стиля изготовление кузовов (кабин) было передано различным сторонним производителям, в том числе Бриггс и Мюррей. По своей конструкции грузовик имел много общих частей с моделью А, в частности, элементы кабины, двигатель и интерьер (модель АА обычно получала интерьеры попроще, как у недорогих версий модели А). Модели Ford AA модернизировались одновременно с Ford A, но часто с задержкой от трёх до девяти месяцев.

Точка поставлена.

Первый Ford A был изготовлен 20 октября 1927 года, но продажи начались только 2 декабря 1927 года. Он заменил на конвейере почтенный Ford Model T, который выпускался в течение 18 лет.

В дополнение к США, Ford производил модель на заводах в Аргентине, Канаде, Франции, Германии и Великобритании. В Европе, где автомобили облагались налогом в соответствии с рабочим объемом двигателя, Ford оборудовал модель А двигателем 2033 куб. см. Тем не менее, объем двигателя был еще достаточно велик и привлекал ежегодные налоговые сборы с автомобиля в размере lb24 в Великобритании и аналогичные налоги на других основных европейских рынках, в результате чего автомобиль был не в состоянии конкурировать в секторе недорогих массовых автомобилей. Модель была к тому же и слишком сырой, чтобы выступать в качестве предметов роскоши.

Ноябрь. 1927.

Обратно в депрессию.

Любовь до гроба. Прекрасная, и ему все еще важно видеть блеск в ее глазах.

Они ведь долго шли к тому, чтобы быть друг с другом, создать свою семью.

Сегодня праздник, любимый месяц Ребекки Майклсон и она чувствует себя прекраснее, чем когда-либо. Улыбается, поглаживая округлившейся животик. Она станет матерью, и это ведь было ее мечтой, как и мечтой любой другой женщины.

Она ведь мечтала о том, о чем мечтают и другие женщины : дом, семья, дети и

любимый мужчина рядом.

Сегодня праздник, ведь Ребекка Жерар-Майклсон воплотила в жизнь свою мечту. Теперь это на вечность. Теперь у нее есть любящей муж, который подарит ей все, что она пожелает, но главное, они дарят друг другу взаимную любовь.

— Марсель, - зовет мужа блондинка, ставя на кухонный стол чашку с кофе, вдыхает запах свежей выпечки, ведь она лично готовила пироги.

— Я здесь, любимая жена, - произносит, пристраивается сзади, руки скользят по талии, губы касаются шеи, от чего Ребекка прикрывает глаза.

— Теперь ты можешь меня так называть, дорогой муж, - хихикает, оборачивается к нему и целует в губы.

— Нужно завтракать и ехать к Сальваторе, потом нужно заехать в офис компании, вскоре запускают выпуск новой модели и у меня много работы, - вздыхает тот.

— Хорошо, что совет управляющих послушал меня тогда и выпуск новой модели А поможет продержаться. Сегодня свадьба сразу двух братьев, вот уж и вправду событие, - присаживается за стол. — Помимо подарков я приготовила и пирог. Я рада, что Лилит поправилась.

— И когда это вы успели стать подругами? Вы же не переносили друг друга? – интересуется тот.

— У женщин есть свои маленькие секреты, о которых вам, мужчинам не нужно знать, - говорит блондинка.

— Хорошо, я не сую нос в ваши грязные, маленькие женские тайны, - отмахивается Жерар. — Лучше попробую пирог.

— Да, так лучше, любимый, - кивает Ребекка.

Брызги.

На кофейном столике стоит бокал недопитого виски.

Особый и важный день только для двоих. Момент, которые разделяют двое влюбленных. Если Деймон волновался перед собственной свадьбой, поправлял младшему брату галстук, как и полагается заботливому младшему брату, то Стефан выглядит угрюмым, словно не рад предсущему бракосочетанию. Деймон ведь знает, что его брат расстроен из их отца, который приехав на свадьбу сыновей повторял одну и туже фразу : « Мы не жертвы. Такое не прощается, сын и ты должен пролить кровь мужчины, который посмел оскорбить тебя. Месть превыше всего.»

Джузеппе Сальваторе не стерпел бы победное и только сейчас в его голове всплыл образ окровавленного тела Джулиан – мужчины, который был одним из людей его отца и имел неосторожность влюбиться в Лили, пусть и знал, что та не ответит ему взаимностей, ведь ее сердце закрыто для всех, кроме мужа. Влюбленный мужчина расплатился своей жизнью. Стефан помнит кровь, хотя тогда ему было одиннадцать.

Кровь.

Джузеппе Сальваторе появляется на пороге комнаты вместе с женой, которая спешит обнять и поцеловать сыновей.

Пора.

Елена не спала ночь, и ей казалось, что она не доживет до рассвета, ведь именно сегодня она соединится с человеком, которого любит больше всего в этом мире. Человеком, ради которого она была готова пойти против семьи и всего мира. Все это позади и даже знаю правду ее брат, и тетя вынуждены принять Сальваторе, ведь он – путь Елены Гилберт, именно он приведет ее к счастью, именно к нему несется Елена. Стоит смириться если сын самого влиятельного гангстера Италии. Смириться, если ей спокойна, в его объятьях. Спокойно, когда по прибытию в собор и произнесению клятв, обмена клятвами она может нежно поцеловать его. Поцеловать его на глазах у всех, а не как прежде прижимаясь к стене госпиталя. Елена боялась обжечься. Он ведь ее обжег, но не сильно. Обжег пусть и любил ее. Любил пусть его касания и обжигали. Он ведь сдался ей, сдался в плен любви и теперь они будут вместе, и неизвестно, что их ждет в Италии.

Камнем с души, когда она заглядывает в серо-зеленые глаза. Человек ведь не может быть одинок и Вероника не могла оставить его одного, она даже не могла опомниться, когда Стефан делал ей предложение.

Не нужно было Стефану Сальваторе обманываться пустотой, есть гораздо больше места для счастья. Счастья, которое он обретет вместе с Валери. Ведь с ней он не замечает ничего, она утешает его, была рядом, когда ему было плохо. Он заметил ее. Она его утешение.

Он наблюдал, как она медленно направлялась к алтарю и отец Киран соединяет их руки.

Видимо она и вправду счастлива, если на ее глазах слезы, а мать Вероники – Элиза сильно прижимает ее к себе, поздравляет дочь, которая после прочтения клятв и обмена кольцами теперь Валери Сальваторе. Отец Вероники, Приам пожимает руку Стефану, а затем уже отцу Сальваторе, который даже в собор прибыл в окружении своих людей, которые прятали под пальто реглан оружие . Он ведь привык все решать устраняя проблему с помощью пули в лоб. Если его любимый сын оказался слабым, то он не забудет это оскорбление и дал четкий приказ стрелять. Его люди должны убить Марлеля Жерара,как только он даст приказ. Ему ведь не легко, понять сына, который проявил слабость.

Стефан же был вынужден признать, что сам удивлялся, тому,что ему спокойно. Он покинул дом, родную Италию, желая построить новый дом, создать семью вместе с Ребеккой, но очевидно, что она не любит его и понятно, что легче было отпустить ее и позволить ей быть счастливой. Ребекка Майклсон разбила его сердце.

Желтая листва вперемешку с лепестками роз, которыми подружки невесты осыпали молодоженов.

Стоит признать, что на этом празднике они не желательные гости. Ребекка чувствует это и поэтому прижимается к мужу. Облачена : в пальто, бежевое платье украшенное бисером и вышивкой в виде цветов с длинными рукавами можно рассмотреть, потому что Майклсон не застегнула пуговицы пальто. Губы скрывает алая помада, в ушах бриллиантовые серьги. Ребекка должна улыбаться, когда делает шаг, вперед вручает пирог Лили, целует Стефана в щеку и обнимает Стефана, но еще Ребекка видит, как на нее смотрит отец ее бывшего мужа.

Никто не виноват.

Ребекка старается не смотреть на него, а он смотрит на ее алые губы. Наплевать, ведь ее губы окрашены красной и она все же добилась своей цели.

Красный цвет, прежде всего, ассоциируется с кровью и огнем. Его символические значения очень многообразны и противоречивы. Красное, символизирует радость, красоту, любовь и полноту жизни, а с другой стороны вражду, месть, войну, связывается с агрессивностью и плотскими желаниями.

Красный.

— Поздравляю, Вероника, тебе повезло с ним, - шепчет, оставляя на ее щеке след от алой помады.

— Сколькими способами ты еще разобьёшь ему сердце? Он ведь был готов на все ради тебя, а ты играла в любовь, - сегодня она не растеряется и выскажет ей все в лицо. — По-моему даже есть такое понятие…

— Порой мне кажется, что это понятие придумала я, - не отпускает, смотрит в глаза. — Стерва…

Красный.

Ребекка оставляет красный след на коже Валери, ведь Ребекка Майклсон никогда не уступает.

Стефан Сальваторе вручает ей красную розу. Одинокая красная роза - символ преданности и любви на всю жизнь. Цветок обозначает чувство, которое не меняется со временем и не затухает.

Не затухло.

Вздрагивает, пытается что-то сказать, но Лили прекрасно видит, что та растеряна и лучше уж она объяснит все.

— Их пригласила я, - делает заявление женщина. — Я сделала этого, потому что не желаю, чтобы эта земля окрасилась кровью. Каждый из вас боролся за свое счастье и обрел его. Вы живете в городе, который сейчас называете своим домом. Вы не сможете до конца ваших дней ненавидеть друг друга или таит в сердце обиду. Ваши пути разошлись, и каждый из вас идет своей дорогой. Но вы должны общаться, поддерживать друг друга. Общаться даже после той боли, что вы причинили друг другу. Я всегда мечтала, что однажды прижму к груди внуков, как когда-то прижимала своих детей. Вы должны сохранить хорошие отношения и показать правильный пример вашим будущим детям. Пообещайте мне это.

Молчание.

Лилит отходит в сторону мужа, прижимается к его груди, а он стоял и, наблюдая за всем. Он посмотрел на Стефана и Марселя, которые пожимали руки друг другу, на

Ребекку, которая обнимала руками округлившийся живот.

Что-то произошло в этот момент. Именно в этот момент он понял, что могла пролиться кровь, что ради мести он сделал бы несчастными нескольких людей, включая своего сына и еще не рожденного ребенка. Он мог оставить ребенка без отца, а если бы все закончилось еще трагичнее : потеряй ребенка или бы обезумевшая от горя Ребекка убила бы себя и ребенка. У этой истории мог быть ужасный и кровавый финал, ведь Джузеппе Сальваторе считал милосердие слабостью, но именно в этот момент что-то произошло и он осознал, то, что всегда знал его любимый младший сын : « Милосердие – это прощение.» Стефан простил Ребекку и отпустил, не желая видеть ее несчастной. Он проявил милосердие, и сейчас Джузеппе Сальваторе поступает так же, смотря в сторону своих людей и отрицательно кивая. Он сумел остановить это и пролитая кровь не уйдет в землю. Кровь не прольется Он уже подарил им жизнь, а вместе с этим впервые проявил, то, что называл слабостью. Он проявил свое милосердие и в этот день это превыше всего, ведь каждый нуждается в милосердии.

Красный.

Кровь не уйдет в землю. На земле останутся лежать только алые лепестки роз.

Этот праздник уже ничего не сможет омрачить.

Март 1928 год. Техас.

Столько времени Кол Майклсон не брал в зубы сигареты, но не сейчас. Сейчас он взволнован и сидит на холодном крыльце. Сейчас ему совершенно наплевать на холод и сигаретный дым. Наплевать, что старший брат запретил ему курить. Запреты. Ему тяжело было потерять и отказаться от всего, вырваться из своей повседневной жизни. Уйти и променять все на жизнь в глуши, жизнь на ферме в окружении животных и грязи. Променял свою праздную жизнь ради нее. Ради того, чтобы не быть одиноким и иметь возможность любить. За свои более, чем двадцать лет жизни он выбрал любовь. Он порвал со своей прошлой жизнью и теперь, еще полжизни будет привыкать к своей новой жизни. Дефне нравилась такая спокойная и размеренная жизнь рядом с любимым мужем и считала, что чистый воздух гораздо лучшее повлияет на ребенка, нежели загрязненный воздух города. Дефне и вправду считала, что их переезд к лучшему, только вот Кол долго привыкал к новой жизни и наверное случай, когда он чинил забор вместе с братом и ударил себе по пальцам Кол Майклсон будет помнить всю оставшуюся жизнь. Еще он будет помнить смех жены, когда та бинтовала ему руку. Он точно не одинок, ведь с ним Дефне. Именно эта женщина стала смыслом жизни, а сейчас он может утратить смысл свой жизни.

Желает оглохнуть, только бы не слышать ее крик и сигаретный дым не успокаивает.

Не понятый, топчется на месте и лучше уж ему не думать, но одна мысль сменяет другую.

Ему кажется, что его никто не поймет.

Поймет. Его поймет старший брат, который прекрасно видит все его волнения, садится на ступеньку и закуривает сигарету, которую взял из портсигара брата. Он ведь знает, что тот не послушает его и не выбросит сигареты. Выпускает сигаретный дым и даже не кашляет.

— Успокойся, всему свое время и стрелки на часах не подведутся из-за твоего волнения.

— Она так кричит, что я готов сойти с ума.

— Говорят это больно. Но нервируя себя ,ты нервируешь и ее. Присядь и успокойся. Все будет хорошо, и женщины знают, что делать.

Невозможно подвести стрелки на часах.

Мучается. Кричит. Страдает.

Сейдж говорит, что все будет хорошо, беспокоится о благе Дефне, а женщины ведь знают, что делать.

Кричит, потому что больно. Роды ведь болезненный процесс.

— Он родился.

Говорит Сейдж, как только затихает крик роженицы и слышан крик младенца. Закутывает ребенка в простынь, а измучанная Дефне окидывает голову на подушку. Еще немного и она уже ничего не помнит, теряет сознание и погружается во тьму.

— Он родился, - сообщает сидящем на крыльце дяде и отцу выбежавший из дома Питер.

— Родился, - срывается с места, обнимается племянника.

— Слава Богу, - с облегчением вздыхает Финн, выбрасывает окурок и хлопает Коула по плечу. — Идем брат.

Кол Майклсон всего лишь не желал быть одиноким, искал смысл жизни и любовь. Он был не понят, а сейчас обнимая брата младший чувствует себя частью чего-то важного, частью семью и он видит свет, когда приоткрывается дверь спальни. Он слышит детский плачь, желает увидеть жену и ребенка, но Сейдж даже не думает о том, чтобы пропустить мужчин в комнату.

— Это мальчик, - с улыбкой на лице произносит женщина, руки которой испачканы кровью.

— Я могу их увидеть? – шепчет Майклсон, пытается вырваться вперед.

— Нет, Финн, - обращается Сейдж к мужу. — Сейчас же принести крапиву и настой тысячелистника.

— Что? Что случилось? Говори! Что происходит? – сжимает свои руки на ее плечах, трясет, так, что она ударяется головой об деревянную дверь.

— Успокойся, брат, - оттаскивает брата от жены.

— Я знаю, что делать, - откашлявшись, говорит женщина.

Вновь опускается на пол, закрывает лицо руками, когда на Сейдж скрывается за дверью вместе с травами, принесёнными ее мужем. Она знает, что делать и возможно спасет жизни. А если человек, который всего лишь желал не быть одиноким и найти смысл жизнь может потерять его. Может утратить один смысл и обрести другой. Может вновь погрузился в депрессию.

Март 1928 год. Париж.

Над Парижем нависли одинокие тучи.

Поселившись в парижской квартире Керолайн Майклсон осознала, куда Майклсоны тратят свои деньги. Распоряжаются деньгами в свое удовольствие.

Лампа искриться желтым светом. Керолайн Квартира пропитана запахом дорогих духов.

Керолайн ступает аккуратно, стараясь не разбудить Ирму с дочерью.Она знает, что не так уж и хорошо разбудить мать, которая устает посвящая себя заботе о ребёнке и ребёнка, который целый день был занят тем, что выматывал мать. когда рядом нет его – Никлауса Майклсона.

В темном небе летят одинокие птицы.

Поговаривают, что великий король Нового Орлеана пал, погрузился в депрессию и никто не знает, где в Европе в следующий раз проявиться кровавый след Никлауса Майклсона.В последний раз его след был замечен в маленьком германском городе, где тот убил одного из тех, кто был в сговоре против его. Убил Ральфа.

Страх.

Клаус Майклсон не страшился, ведь его страх сменился гневом. В гневе Никлаус

Майклсон не управляем.

Словно в нем живет Демон.

Неуправляемый демон. Даже если он желает взлететь, то демон внутри его не позволяет ему оторваться от земли, коснуться облаков.

Что-то мешает ему оторваться от земли.

Демон внутри его мешает ему подняться.

Клаус Майклсон не мог понять, что с ним происходит, пока не столкнулся с

Демоном живущим внутри его.

Демон, который боится света и живет в темноте.

Сменить страх на гнев.

Клаус Майклсон не знает, какую сторону ему выбрать.

Решиться.

Решиться дать бой Демону, чтобы не расстаться с мечтой.

Расстаться с белокурым Ангелом по имени Керолайн.

Нельзя.

Клаус Майклсон желает летать, но не может взлететь.

Нельзя.

Нельзя расставаться с мечтой.

За мечтой нужно идти. Идти не страшась.

Демон сказал ему : — Нет, стой! Такой Демон, как ты не нужен Ангелу.

Тогда-то Клаус и понял, что жить нельзя.

Тогда-то Клаус Майклсон и сменил свой страх на гнев.

Нельзя жить отказавшись от мечты.

Мечты быть с возлюбленной, создать семью, возможность растить своего рыжеволосого ангела по имени Хоуп. Именно Хоуп и Керолайн установили в его сердце власть любви.

Клаус Майклсон не позволит этому Демону захватить его.

Клаус Майклсон столкнется с Демоном лицом к лицу, даст ему бой.

Он не страшиться. Он даст Демону и тот сдадится, умрет.

Клаус Майклсон пойдет за своей мечтой, как только демон живущей внутри его растает, умрет.

Демон умрет, как только руки Керолайн коснуться его лица.

Демон умрет.

Керолайн хмурит брови, когда запирает дверь на ключ, садиться за стол и открывает заклеенный конверт с письмом. Он ей пишет письма на обратной стороне рисунков. Грусные письма, строчки которых наполнены болью.В этот раз Никлаус Майклсон нарисовал для нее пейзаж или, если точнее описать рисунок, то это вид с балкона : маленькие впереди, величественные старинные здания сзади, в верхнем правом углу изображена клетка с скворцами. Пение этих Никлаус Майклсон слышал, каждую весну и именно этих птиц так любила его мать. На рисунке изображена легкая ткань штор, железная лейка, отчетливо выведены железные перила балкона, цветы стоящие на подоконник, даже вазон с орхидеей и железная лейка, для полива цветов.

Форбс поднимает глаза и видит все тоже, что изображено на рисунке. Видит и ужасается, ведь он помнит даже такие мельчайшие детали, как розовый цветы орхидеи. Она же желает увидеть его улыбку, о которой мечтает уже столько долгих месяцев. Он ведь не может расстаться с ней. Он должен вернуться. Он даст бой врагам и приедет к ней. Она желает верить в это, вот только день изо дня вера в ней гаснет, ей кажется, что тот проиграет эту схватку, не одолеет Демона внутри себя и пойдет ко дну. А может такая жизнь не по ней? Жизнь, словно она скворец заточенный в клетку?

Сейчас она желает разгромить всю комнату, кричать, что есть силы.

Ее уже затянуло, что Керолайн и не заметила того, что стала бояться света.

Стерпеть, ведь ее раны никто не залечит.

Слезинка капает на столешницу стола. Она читает очередное письмо.

Только слезы и грустные письма.

« Керолайн, я знаю, что у тебя есть вопросы, но я не могу дать тебе ответы пока… Я не могу бороться с собой и если бы знала, как я мечтаю коснуться твоих губ, заключить в свои объятья дочь. Я не могу найти себя и вернуться к тебя. Бурное время величия завершается и грядет что-то страшное… Если рухнут биржи, то мы можем потерять все. Даже темная сторона бизнеса не поможет. Я контролирую все, но грядет то, что даже я не смогу контролировать и остановить. Я чувствую приближение тьмы. Нас ждет крах, и я совершил один поступок, который ты оценишь, любовь моя. Я перевел некоторую сумму в пьют под покровительством Камиллы О ' Кеннел. Я изменю ради тебя или сделаю тебя, такой же темной. Какая разница, если я люблю тебя и вернуть с тебе. Вернусь даже если весь мир погрузиться в депрессию. Я так сильно люблю тебя. Твой Клаус.»

Он сделает ее равной себе, если не сможет принять ее яркий свет. Керолайн потушит свой свет, чтобы позволить его тьме завладеть ее сердцем. Их мечты сбываются только в ее снах. Только он и она против всех. Они так далеки, но вступили на трудный путь. Он вернется к ней, а пока Керолайн вернулась в депрессию.

Они обратно возвращаются в депрессию.

========== Глава 58. Время - расставит все на свои места. ==========

Чикаго. Декабрь. 1933 год.

Запрет на алкоголь был отменён после ратификации Двадцать первой поправки, которая отменила Восемнадцатую поправку; она была принята 5 декабря 1933 года.

Жить — значит бороться.

Каждый день словно новая роль и новая жизнь.

Обнулить.

Начать с самого начала и бороться.

Бороться вдыхая каждый раз полной грудью. В каждом вздохе борьба.

Как обойти закон вместо того, чтобы его выполнять его?

Всегда.

Аврора Де Мартель еще более отчаянна, чем могли бы подумать.

Нормальность — скучность.

Она продолжала жить, отпустила выживших девушек, после похорон умерших Авроре казалось, что она уже не сможет начать заново. Аврора Де Мартель не смогла бы начать заново. Аврора Норвуд начала жить по-новому ведь Тодд приложил к этому все усилия.

Семья, дом, любовь.

Аврора приложила все усилия, чтобы отстроить бар заново: камень за камнем.

Потребовалось много времени, чтобы восстановить бар, семью и начать жить заново.

Она не могла жить в депрессии, ведь она привыкла к тому, что вечеринка никогда не закончится.

Она не могла вступить в новую жизнь зная, что дверь в старую все еще закрыта.

Она не могла вернуться в депрессию.

Не вернется.

Бороться.

Бороться с законом, ведь у нее есть последователи. Есть те, кто верен ей. Есть бутлегеры и гангстеры, которым она, как их королева дала слова, что доведёт до конца начатое и больше не будет запретов.

Абсолютно никаких запретов.

У нее ушло ровно год, чтобы уговорить Саида принять ее позицию и то, что Сухой закон, не то, что плохо, просто он бесполезен, если привел к широкому распространению попрания этого закона. Отсутствие твёрдого и общепризнанного консенсуса в отношении запрета на алкоголь привело к огромному росту числа преступных организаций, в том числе современной американской мафиии различных других криминальных группировок, занимавшихся контрабандой и нелегальным производством и распространением спиртных напитков —бутлегерством. Массовое пренебрежение к закону также генерировало безудержную коррупцию среди политиков и в рядах полиции.

Она привыкла подкупать и склонять людей на свою сторону.

Подкупила и Саида, который пройдя в кабинет замечает сидящую в его кресле рыжеволосую женщину, которая сидит в его кресле, забросила ноги на стол, накручивает на палец ярко-рыжий локон волос.

— Аврора.

— Привет, Саид.Скучал?

— Тебе лучше уйти, потому новенькие не знают, что на твои руки нужно одеть наручники.

— Так попробуй сделать это. Но ты не можешь сделать этого, Саид. Я нужна тебе. Ты мог арестовать Аврору Де Мартель, но ты не можешь арестовать примерную жену и мать — Аврору Норвуд.

— Ты на стороне тьмы. Ты глава приступного мира города.

— Я, как и ты, не на стороне тьмы или света. Мы просто запутались и не знаем, как быть дальше. Ник все еще ждет твоей благодарности, ведь именно он убил того маленького шпиона, Элиона.

— Я поблагодарю.

— Лично, потому что он сегодня возвращается в Чикаго.Он желает провести Рождество в кругу семьи.

— Уходи, Аврора, пока я не передумал.

— Уходить, потому что я победила? Да и твои разговоры, в кругу полиции, о бесполезности закона дали положительный эффект?

— Сегодня, я получил бумагу и принята двадцать первая поправка, которая полностью отменяет восемнадцатую.

— Я победила! Вечеринка в честь открытие моего бара, не отменяется и ты должен быть там! Жду тебя в восемь, и не опаздывай, в последнее время это стало дурной привычкой шерифа полиции Чикаго.

Целует в щеку, после того, как поднимает с пола зимнее пальто.

Как вышло так, что женщина добивается всего, чего пожелает? Просто Аврора Де Мартель всегда желала большего и получала этого. Враги боялись женщину, которая умела мстить, давать сдачи.

Падала, но находила в себе силы вставать.

Просто, Аврора Де Мартель сама писала сценарий своей жизни.

Просто, добившись своей цели она уходила, закрывая за собой дверь, чтобы открыть следующую и вновь добиться желаемого.

Просто в мире закрытых дверей тот, у кого есть ключ, — король.

Просто, в руках Авроры были ключи от всех дверей.

Просто Аврора Де Мартель королева приступного мира Чикаго, и ее стоит бояться.

Маленькая вечеринка еще никого не убивала, ведь так?

Аврора Де Мартель занимается все тем же, вот только с сегодняшнего дня совершенно легально.

К сожалению, время невозможно обернуть назад, но сейчас все именно так, как должно было быть еще тогда. Тогда, когда только наступала эпоха джаза и безумие. Тогда, когда наступила эпоха « Сумасшедших двадцатых.»

Тогда, около десяти лет назад, когда в погоне за успехом, деньгами и собственном благополучием они совершали ошибки и только оступались, не замечали других и проливали кровь.

Тогда, когда только начиналось новое десятилетие и блеск бриллиантов, возможность наживы затмевал рассудок.

Сумасшедшие дни.

Сумасшедшие десятилетие, на смену которому пришло новое.

На смену бурным двадцатым пришло время « Великой депрессии.»

Кажется и Аврора Де Мартель погрузилась в депрессию смотря на всех этих собравшихся людей, прикрывает глаза, как только слышит знакомую мелодию, которую играет один из приглашенных музыкантов, на трубе. Импровизирует. Играет ритмичную мелодию, ведь освоение чего-то нового и вправду хорошо отразилась на композиторах и уличных музыкантах.

Что-то старое и что-то новое…

Время оставило свой след и на Авроре Де Мартель, вот только увидят ли это присутствующие? Увидят ли новые морщинки и усталость на ее лице, увидят ли то, что она словно износилась? Увидят ли то, что она словно опустела, попрощалась с прошлым, в которое готова вернуться, хоть тысячу раз. Опустела, потому теперь она думает, о другом и рядом с ней мужчина, который стерпит ее любой каприз и будет любить до конца своих дней. Мужчина, который, даже, когда ей будет сорок будет видеть в ней не взрослую женщину, а капризного ребенка и будет выполнять все ее капризы.

Опустела, потому что изменила свое мировоззрение и не желает возвращаться к началу.

Вернуться к началу.

Как теперь на нее посмотрят? Хотя, когда это волновало рыжеволосую.

Стук каблуков, знакомая мелодия и Аврора Де Мартель словно вернулась в прошлое.

Вернулась, сжимает в руках старый добрый Colt, который недавал осечек на протяжении стольких лет.

Снова сойти с ума.

Сойти с ума — то, что любит Аврора Де Мартель.

Вот только она изменилась и ее былую уже не вернуть.

Сегодня она другая.

Все тоже, только она иная и прошло уже слишком много времени.

В баре играет музыка, симпатичные девушки-офицантки разносят алкоголь, за последними столиками сидели представители местного отделения полиции во главе с Саидом, те оплачиваемых осведомителей, которые помогали избегать неожиданных проверок и нежелательных проблем.

Все, как прежде.

За стойкой крутился молодой парень, разливая по бокалам алкоголь, ставил на подносы, которые спешили забирать девушки. Одет в приталенный двубортный полосатый пиджак, брюки, белоснежная рубашка, узкий галстук, завязанный виндзорским узлом, и коричневые туфли.

Владелица бара наблюдала за ним с плохо скрываемым любопытством и восхищением. Она ведь превела его с улицы, просто не могла позволить себе позволить ему и его семье умереть с голода.

В сердце боль. Все как прежде, только им не нужно скрываться.

Аврору невозможно сломить.

Многие красавицы из числа ее новых танцовщиц пытались привлечь к себе внимание гостей. Впрочем, эффектные, но в большинстве своем не очень умные девушки дули пухлые губы, накрашенные алой помадой, и возвращались на сцену, чтобы избежать недовольно взгляда брюнетки с вьющимеся волосами длинной до плеч и теперь Кетрин Пирс выглядела именно так: на ней одето сиреневое платье. Тон изделия спокойные, не вызыающее, длинной до колена и скрывающее зону декольте, и если что, могло привлечь внимание в этом наряде — композизии из биссера и камней, в тон платья или немного темнее, которые придают цвет этому платью.Кареглазая брюнетка прижимается к груди мужа, затястье правой руки украшают часы Cartier. Тяжало вздыхает глядя: то на Элайджу, то на танцовщиц. Ее губы не скрывает алая помада, потому что жена одно из богатейших людей Чикаго, совладельца Ford Motor не может выглядить вульгарно и вызывпющее. Не позволено, да и Кетрин понимала, что лучшая из худших, шлюха выполняющая любые приказы осталась в прошлом. В прошлом осталнсь то, что она одним взглядом могла остановить мужчину, поставить его на колени и заставить делать все, что она пожелает. Все это осталось в прошлом, ведь любовь изменила все и сейчас рядом с ней тот, кто заменил ей все это, тот кто стал ее всем. Ей хватает это и главное, что рядом друг с дугом их тепло.

Тепло на двоих. Амфетамин и не тот, что принято называть наркотическим веществом вызывающем привыкание. Амфетамин любви, разрушительный яд любви. Как оказось, химия любви проста и разрушительна. Другие не согреют их, ведь их уже давно затянуло.

Теперь она не такая, как все те глыпышки, что сейчас танцуют на сцене. Раньше она была такой, оставила имя « Кетрин.» Видимо, чтобы не так стыдно было раздеваться перед тем, с кем прикажет быть Аврора. Рыжеволосая Дьяволица позволяла Пирс гораздо большее, чем остальным, ведь знала, что она могла свести с ума мужчину только лишь обнажив тонкую полоску бедра приподняв ткань платья. Ведь ей было позволено все, она привыкла, к тому, что ее капризы выполняются немедленно.

Теперь, когда она решилась быть только его: верной и любящей. Решилась быть счастливой и не сожалеет, о том что теперь защищает своего мужчину и семью, ведь под тканью платья по-прежнему скрывается Colt и если кто-либо попытается нарушить их покой и мир в их семье, то у них будет один выбор: она позволит выбрать им калибр пули, которой она убьет их. Не сожалеет, что готова убить любого, кто пожелает потревожить их. Не сожалеет, что выбрала любовь. Не сожалеет, что выбрала быть с ним до конца.

Суровый и сдержанный, но когда она целует его внутри все переворачивается и тело наполняется теплом. Не представляет своей жизни без нее, ведь он спас ее, и она его семья. Обратной дороги нет и Элайджа не допустит, чтобы чужие руки коснулись ее. Не позволит, чтобы их мир разрушили.

Сейчас они рядом друг с другом, не позволят нарушить царствующий в их мире любовь и покой, если что-то и случиться, то они будут едины. Они одна семья и так будет: сегодня, завтра и на вечность.

Теперь они знают, что любовь это — химия и чувства.

Хозяйка бара могла сидеть за особым столиком, который предназначен только для « короля». Столик сидя за котором, можно было видеть весь бар. Аврора стремилась взять от жизни все, что она только могла предложить. Аврора могла сидеть за этим особым столиком на стуле обитым красным бархатом. Про нее распускали много разных слухов, что она многое себе позволяет, для женщины, что она не устает и беды обходят ее стороной. Аврора ведь ходит по земле, как и все те люди, устает, злится, рыдает, переживает, а главное желает быть счастливой. В Чикаго еще долго будут рассказывать легенды, о ее приключениях странной и пугающей Рыжей Дьяволицы.

Блондинка стоявшая с зеленоглазым мужчиной облаченным темно-коричневый костюм и теперь не сводила, с одной пары, пристального взгляда. Она смотрела на Элайджу и Кетрин.

— Себастьян, это же они, Майклсоны, я рассказывала тебе, — дергает за рукав пиджака. — Мы обязаны лично познакомиться с ними. Я ведь верила в то, что это красивая легенда, которую рассказывают девушки Авроры.

— Некоторые легенды становиться явью, моя дорогая Бетта, — притягивает к себе, целует в лоб. — Мы ведь уже решили, что завтра покидаем город. Я исполнил твою просьбу, и мы постоим свой дом на твоей Родине. Думаю, в Германии мы найдем свой дом. Я не сожалею, что отказываюсь от всего и открыл свое сердце для тебя.

— Я помню твой взгляд, когда ты вернулся и увидел меня готовящей еду на кухне, квартира убрана, вещи аккуратно сложены, ведь именно для этого и нужна женщина, и любить не так уж сложно, быть рядом, в горе и радости, — хихикает, прикрывает глаза.

— Тогда я понял, что пришло время менять все, понял, что нужно жить дальше и обзавестись настоящей семьей, — отвечает тот. — Я никогда не отпущу тебя. Идем к Майклсонам. Пришло наше время.

— Ich Liebe dich*, — выражается на германском целуя его в щеку.

Устроить шоу у всех на виду — это так свойственно Авроре Де Мартель.

— Дорогие собравшиеся, сегодня мы собрались здесь по особому поводу. Глупый и бессмысленный закон отменен, и то, что мы делали в тайне, сейчас мы делаем в открытую. Наши желания открыты и иногда, стоит позволять темной стороне взять верх.

Сейчас все смотрят на нее и та, наверняка уже пожалела, что решилась на это, но ей ведь наплевать. Натянула улыбку и подняла руку, сжимая на курке.

— Здесь я нашла последнее убежища, потому что я была: одинока, потеряна, отчаянна, не любима. Здесь всегда найдется места для тех, кого преследуют. Последнее место. Когда все полетит к чертям, в Чикаго, останется одно место, где вас выслушаю и заполнят пустоту. Я восстановила это место из пустоты, чтобы здесь всегда горел свет, разливали алкоголь и вечеринка никогда не закончилась. Но самое главное, чтобы это место стало убежищем для всех. Место, в которое я всегда буду возвращаться. Место, где я буду сидеть за столиком, с бокалом односолодового виски и рассуждать, о жизни. Место, в котором я всегда была и буду. Это место — часть меня, моего сердца. Сердца, которое я похоронила в этом месте. Сейчас выпьем за нас, за нашу победу!

Взгляд изменился. Аврора помнит, как все начиналось и знает, как все должно закончится. Знает, что все закончится выстрелом в стену.

Взгляд в одну точку. Нажимает на спусковой курок. Выстрелы. Дым.

Аврора Де Мартель всегда попадает в цель.

Попасть в цель — это значит сдуть дым с пистолета и тут же наметить себе новую. Это значит забыть про пораженную только что цель. А для достижения новой, скорее всего, придется поменять и методы ее достижения.

Аврора поменяет все, и теперь на ее лице улыбка. Искренняя, без притворства и фальши.

Улыбается, с сдувает дым с дула. Гости замерли, когда услышали звуки стрельбы и комнату затянуло серым дымом. Замерли, не ожидали такого смелого поступка.Замерли, но кто-то из гостей позволил себе захлопать в ладоши, и позже все овации были только для Авроры Де Мартель. Сегодня

Аврора плакала и пыталась заглушить боль, пританцовывая в объятьях мужа, ведь только рядом с ним она может быть самой собой, точно зная, что своей любовью Тодд спасает их обоих. Спасет, крепко держа ее в своих объятьях и вытирая со щеки слезу. Она нашла в нем свое утешение.

Сегодня Авроре позволено плакать, ведь она вернула себе то, что потеряла. Вернула, но как прежде уже никогда не будет, ведь время летит вперед.

Когда за хозяйкой бара захлопнулась входная дверь, бар вернулся к обычной жизни: клиенты продолжили пить, веселиться и общаться друг с другом, громко смеяться, танцовщицы плавно двигались под музыку.

Он стоял и смотрел, как она научилась жить, плачет и смеется прижимаясь к мужу. Сегодня ей позволено плакать, ведь лучшие годы ее прошли именно в стенах этого бара. Бар — часть ее жизни и сердца. Сегодня она словно вернулась в тот день, когда ей было двадцать лет. Бар ей подарили в девятнадцать, но Де Мартель потратила целый год на реставрацию и ремонт.

Словно она пережила все тоже, что и день открытия своего бара, только сейчас она плачет и сейчас больнее.

На отчаяние в ее голосе, на залитое слезами красивое лицо и ее слова о том, что она готова на все что угодно, чтобы вернуть прошлое пожалуй обратили внимание только Пирс и Тодд и еще один мужчины, чья тень скрывалась выглядывала из-за здания. Тень виднелась благодаря лунному свету и настало время выйти из тени.

Идет им на встречу, картинно поправил свой галстук и достал из нагрудного кармана старинные часы на золотой цепочке. Механизм не работал, а сами часы когда-то принадлежали его отцу — Майклу Майклсону, но никто не знал об этом кроме хозяина часов и его брата. Возможно остановившиеся часы говорят о том, что время вышло и ничего уже не вернуть.

— Прошу меня извинить, — улыбнулся, подошел впритык.

Клаус щелкнул пальцами, привлекая внимание стоявших перед ним людей.

Каким ветром его занесло сюда?

Элайджа по-прежнему стоял и смотрел на брата, нахмурив брови, не понимая, почему его младший брат поступил так и прошло уже столько лет. Элайджа злиться и Клаус знает, что его брат имеет права на это. Ведь Элайджа столько долгих лет убивал свою мечту, отказывался от счастья ради спасение души брата. Но его не нужно было спасать, и об этом не нужно говорить сейчас, и его брату не нужно знать всей правды. Главное, что тот вернулся и плевать если Элайджа злиться, готов бить его по лицу, кричать до тех пор на глазах брата не появится скупая мужская слеза отражающая всю боль, пока тот не осознает всего ужаса своего поступка.

Нельзя забыть.

На глазах Клауса слеза.

Элайджа задержал дыхание, двинулся к брату, прежде, чем на его глазах выступили слезы, ведь он думал, что никогда не уведет своего брата. Столько лет он не видел его, не мог понять и забыть поступка брата. Пытается что-то сказать, но проще заключить брата в свои объятья и согреть сердце, в котором были только куски льда.

Сильный ветер трепал его укладку, да и Элайджа растрепал волосы брата.

Его брат вернулся и теперь обнимает его в ответ.

— Я скучал, брат… Прости… Ты нужен мне…

— Семья превыше всего.Всегда и навсегда.

Не спешит отпускать брата, смотрит на него, смотрит в глаза полные слез и льда. Клаус ведь никогда не подпускал к себе, защищался выстраивая ледяную стену, но только не сейчас.

Не забыть. Сколько раз Никлаус причинял боль брату, не знал пощады и милосердия, не прислушивался к нему, убивал его мечтк, а Элайджа всегда прощал. Простит и сейчас. Всегда прощал.

Клаус вернулся после стольких лет, после того, как пересек океан, повидав города, не зная, что искал, и собирая свое сердце из кусков льда. Шел собирая льдины и вот сейчас, собрав свое ледяное сердце он вернулся.

Вернулся после стольких лет, просто, чтобы брат согрел это ледяное сердце и направил на путь истины, сказал, как быть и помог вернуться к дочери. Помог, чтобы тот почувствовал, что семья все еще на его стороне и сражается за его. Они ведь одна семья. Простил и помог вернуть все. Помог удержаться и не потерять все вновь. Элайджа простит и поможет, Никлаус знает это, слишком хорошо знает своего старшего брата.

Тихие слезы. Тусклый свет фонарей.

Утраченная связь восстановлена и после стольких лет, обнимая брата, Клаус знает, что тот все еще сражается, а значит и тот будет сражаться.

Слезы говорят о боли.

Мужчины не знают боли и слез. Но сейчас иной случай.

Сейчас все иначе.

Мужчины тоже знают, что такое боль и слезы.

Знают, только не позволяют себя эту слабость, в отличие от женщин.

Мужчины сильные, их слез не видят окружающее, но правда в том, что и мужчины испытывают боль. Вправду мужская боль иная. Мужская боль храниться в сердце и редко проявляется в виде слез.

Его путь лежал на вокзал, после того, как сестра сказала, что после стольких лет он воссоединиться с семьей. После стольких лет он улыбнулся и позабыл обо всем и решил идти пешком. Именно пешком, ветер в лицо, а в голове столько мыслей. Что он скажет при встрече? Скажет: « Здравствуй, как дела? Как Рози? Я скучал и мне было тяжело без вас.» — наверное так он и начнет. Пока на его глазах слезы, и вовсе не от ветра. Слезы, который идущей рядом с юноша предпочитает не видеть. Кристофера не остановила, ни мать, ни отец, ведь узнав от Тристана, который пришел в их дом, чтобы сообщит о приезде их дочери и внучке. Он помнит впечатление и разбитую тарелку, которую выронила из рук Лейси. Возможно, это к счастью. Счастью, которое по его же вине он утратил и не видел, как его счастье начинает говорить, бегает босиком по полу. Они могли быть втроем, если бы не его ошибка. У каждого есть болезненное прошлое, которое Тристан Де Мартель не желал ни с кем делить. Лучше все сдержать в себе нежели его жена узнает о той тьме, в которую он погрузился. Ей лучше знать, что благодаря ей, ее любви он выплыл из дна и увидел свет. Лучше он расскажет об этом. Лучше пусть она знает об этом, а дочь гордится отцом. Растягивает пуговицы пальто. Сегодня он выбрал костюм тройку и черные лаковые туфли.

Ждет. В эту ночь исполнятся его мечты. Он плачет и смотрит.

Дойдя до места, он стоял и смотрел на прививающие поезда, наблюдал, со стороны за людьми.

Тристан простоял так какое-то время, безуспешно пытаясь переварить все накопившиеся мысли и сдержать слезы, голова кругом. А потом, когда услышал гудок поезда и яркий свет фар прибывающего поезда.

Расстояние — оно не вечно, и все, ему нужно было — дождаться встречи с ней.

Он отдал бы всё, лишь бы слышать рядом, ее дыхание и быть рядом с ней, вновь держать ее руку в своей.

Смотрит, как из вагона, сперва выходят мужчины, которые выгружают чемоданы с вещами, завернутые в плотную ткань полотна, а затем он видит силуэт женщины. Блондинка, облачена в пальто, которое ниже длинны платья. Перчатки с манжетами. Поправляет сумочку на цепочке, заглядывает, касается пальцами содержимого и окружающем могло бы показаться, что женщина ищет пудреницу или зеркало, но Керолайн Майклсон скрывает в своей сумочке оружие подаренное ее мужем. Она опасна, только потому, что жена самого Никлауса Майклсона. Распрямляет плечи, гордо приподнимает подбородок, ведь за столько лет она прекрасно научилась пользоваться своим статусом. Научилась строить глазки и попадать прямо в цель. Поняла, что любой, кто посмеет коснуться ее -обречен. Ее муж убьет любого, кто посмеет причинить боль этому белокурому ангелу. Все изменилось, когда она появилась в его жизни и установила в его сердце иную власть. Власть любви.

Помнит, как ждала очередного письма на обратной стороне рисунка, но вместо этого он появился на пороге парижской квартиры и тогда в их жизнях все изменилось.

Помнит.

Теперь она не страшится, убирает свою руку от мужчины, довольно ухмыляется смотря в его глаза, что даже один из самых приближенных людей Никлауса опускает свою голову, робеет перед ней. Она любила играть на нервах своих охранников, избавляться от тех, кто посмел перейти ей дорогу с помощью мужа. Она плакала на его груди и точно знала, что все будет так, как она пожелает, а мужчины, просто не понимали, против кого играют.

Опасно играть с ней, ведь она всегда получала всего, чего желала.

— Миссис Майклсон, — откашлявшись начинает мужчина, касаясь короба с оружием закрепленного на ремне брюк.

— Поосторожнее с картинами, — проводит пальчиком по его груди, что тому не по себе, желает провалиться сквозь землю, если она бросит на него свой взгляд. — Вы знаете, что бывает, когда мой любимый муж не в настроении. Кстати, он уже встретился с братом? Надеюсь, они помириться и тогда мне станет спокойнее.

— Машина ждет, — переводит разговор на другую тему, уступает ей дорогу.

— Ах, да, и правильно делаешь, что боишься меня, — смотрит в глаза, прежде, чем отойти от него.

— Дьяволица достойная сидеть на троне рядом с Дьяволом, — шепчет тихо, чтобы она не услышала, ведь знает, к каким последствием это может привести.

Сапоги высоком каблуке. Она размеренно шагает в сторону черного автомобиля с идеальной прямой осанкой. Она оборачивается, окидывает презрительным взглядом следующих за ней охранников и ее ярко-красные губы растягиваются в самодовольной улыбке, как только шёпот за ее спиной затихает. Прекратили обсуждать жену Никлауса Майклслсона, как только та бросила свой взгляд в их сторону, и теперь они стараясь спрятаться, только бы снова не столкнуться с ней взглядом. Она несет страх и ее определенно стоит бояться.

Мужчина помогает сойти на перрон пятилетней малышке. Розамунд облачена в светлое пальто, детская шляпа в тон, на ногах колготки и черно-коричневые лаковые сапожки, на шнурках. У нее его глаза. Глаза, которые отражают спокойствие. Голубые, глаза моря или шторма. Глаза, в которых желаешь тонуть, чтобы этот шторм, буря поглотили тебя или просто смотреть в эти глаза. Глаза, которые даруют покой. Малышка смеется, снимает шляпу и Тристан теперь может видеть, что волосы у его дочери матери — светло-русые, вьющееся. кружиться. Она кружится, пытается поймать снежинку.

Пока начинается снегопад, а он стоит и смотрит.

— Рози, что мамочка говорила о том, как нужно вести себя. Ты можешь заболеть, прошу, будь осторожна и одень шапку, — он слышит ее голос и прикрывает глаза.

Ирма не протягивает свою руку стоявшему рядом мужчине. Она ведь всегда была сильной и справлялась со всем сама. Спускается на перрон.

Поправеет воротник пальто, отделанный мехом и улыбается. Улыбается, чтобы не заплакать, когда она увидела его. Пока она смотрела на его и видела всю боль отражавшуюся в его глазах. Смотрела понимая, что несмотря на столько лет разлуки, Тристан не постарел ни на день.Она ведь знает, что ему было тяжело, и как желая исправить все, он совершил очередную ошибку. Ошибку за которую расплатился сполна.

Расплатился болью и разлукой.

Жестокая реальность, в которой он расплатился. Теперь его глаза отражают спокойствие. Теперь он изменился, сдержан, контролирует свои эмоции и не совершит очередную ошибку. Он сделал себя под стать Элайджи Майклсону, который за эти годы был не только его лучшим другом, но и учителем.Научился не совершать ошибок, научился тому, что добро и зло взаимосвязаны, и научился даже совершать зло имя добра. Тристан Де Мартель усвоил свой урок.

Радость и грусть.

На глазах слезы, но Де Мартель сдержан, вышел из темноты и сделал шаг на встречу жене, протянул руку.

Ирма Де Мартель слушает свое сердце. Теперь он рядом, и она может быть слабой.

Большая любовь. Вместе до конца.

Он выглядит таким настоящим и теперь Ирма может вдыхать его запах: такой родной и знакомый. Но Тристан кажется ей не настоящим, словно отказался от эмоций, как и Элайджа Майклсон.

У него ведь есть что-то за идеальными серо-голубыми радужками. Что-то ощутимое, пульсирующее, бьющееся, будто рвущееся наружу. Будто у него в груди действительно есть простое человеческое сердце. Сердце, которое может любить и чувствовать.

Ирма ненавидит быть слабой, а чувствовать себя сильной куда выгоднее. Сейчас она слабая, заключила его в свои объятья и только он может видеть ее слезы.

Ему идет быть сдержанным, как замечает Ирма. Но Тристану неожиданно становится немного теплее, когда она целует его в губы. Тепло рядом с ней, ведь он так ждал и надеялся на эту большую и настоящую любовь.

Meu Grand Amor.

Они одна семья и когда ее губы касаются его Тристан забывает обо всем, что желал сказать ей. Он просто знает, что она останется с ним до конца, они едины, связаны большой любовью. Они семья и теперь все будет, как они и мечтали: Он сидит рядом с ней на кухне, а она заваривает ему чай, и они вместе, рядом их дети, — это главное.

Взволнован, спрашивает о дочери, когда разрывает поцелуй, а шатенка, качает головой и смотрит на него, касается его руки и подводит к дочери, пусть тот сперва и сопротивляется.

— Не бойся, я рассказывала нашей дочери о тебе. Она должна была знать, об отце.

Ирма ведь знает, что тот одинок. По-настоящему он никому не открывается, он прячет себя глубоко внутри и строит стены, натягивает маски одну за другой.

В этом они похожи, ведь Ирма была готова на все, чтобы добиться своей цели, выстоять в мире сильных мужчин.

Но сейчас всё иначе. Сейчас он живой, а она слишком вымотана за столько лет, чтобы быть сильной, и поэтому влюблённые взгляды не получается не замечать. Не получается не придавать им значения. Не получается скрывать улыбку, когда она отпускает его руку, и он опускается на колени перед дочерью, вздрогнул, прежде, чем коснуться ее нежной кожи, а та боится, смотрит на мать, произносит тихо: — Мамочка, мне страшно… Можно, я пойду?

Он замирает, смотрит на землю. Что может их спасти? Неужели его ребенок боится ее. Боится, считает его чужим. Считает его чужим человеком, а не родным отцом. Что нужно сделать, чтобы спасти их? Что нужно сделать, чтобы спасти семью и любовь?

Поднимает на неё взгляд, прижимает к себе. Прижимает сильно, чтобы она знала, что она здесь, что ее отец рядом с ней и не нужно бояться.

— Я знаю, что ты сильная, просто, пока не знаешь об этом. Ты будешь взраслеть и твоя сила будет возрастать тоже. Твое имя Розамунд Лейси Де Мартель. Ты моя дочь. Твои предки знатные аристократы из Англии. Ты часть моей души и знай, что я буду всегда защищать тебя. Я буду защищать тебя, даже если ты будешь сильнее. Рядом со мной тебе не нужно бояться, договорились?

Отец — защита дочери. Теперь не нужно бояться, раздражаться или дрожать от страха. Он никогда не откажется от нее, от семьи. Он защитит ее от любых бед. Защитит от всего мира. Защитит своего ребенка, даст ей уверенность, не позволит, чтобы кто-то посмел угрожать их семье, счастью, покою.

Покой.

Малышка не дрожит, улыбается, целует в щеку. Ему нравится смотреть, как его дочь улыбается. Она полюбит ее, только нужно время, чтобы восстановить эту связь. Связь восстановится, когда они будут на одной волне, плыть только вперёд, только вместе. Они будут счастливы только вместе.

— Скажи отцу, кем ты мечтаешь стать, — говорит Ирма подходя к ним, касается руки дочери.

— Смелым капитаном корабля, — отвечает она, прикасается к руки, зная, что отец не отпустит ее нежные руки. — У меня ведь будет свой корабль, да папа? У меня будет своя комната?

— Твоя сумасшедшая тетушка Аврора все подготовила, — улыбается ей. — Она так ждет встречи с тобой и вы подружитесь.

— Она рисует неумело, гоняет голубей, часто простуживается и мечтает стать капитаном корабля, — объясняет Ирма.

— Теперь у нас есть вечность, чтобы стать счастливыми, я верю, что теперь сбудется все, о чем мечтали? Ты все еще веришь в нас? — спрашивает он, глядит в ее глаза.

— Ты подарил мне своё сердце до старости, я буду с тобой, и в печали, и в радости, — уверенно и твердо произносит она. — Идем домой.

— Meu Grand Amor*. Я закончил твои чертежи и эта модель A была признана по всему миру, ты спасла нас, и пусть совет управляющих был против, но я, с помощью Элайджи, убедил их, что ты достойна места в совете компании. Ты достойна этого, — говорит, после тяжелого вздоха, ведь только после этого ему слало так легко.

— Ты сделал это ради меня, — смотрит на него, дышит, пытается принять, то, что он сказал.

— Мы ведь одна семья и любой труд должен был оценен, пора тебе выйти из тени, — одобрительно кивает. — Я позволю тебе работать и заниматься любимым делом. Пора, что-то менять и становиться лучше. Любовь меняет все.

— Мы ведь тоже семья, сестренка, — слышится мужской голос.

Он стоял около фонаря и наблюдал за сестрой. Кристофер думал, что после стольких лет она не узнает в подтянутом, мускулистом юноше, того двенадцатилетнего мальчишку, который рисовал с ней, был нетерпелив и кажется, не знал усталости, как и все дети, но помнит ее. Помнит свою сестру: ее слезы и радости Сейчас он изменился и улыбается, когда та обнимает его. Она не могла не узнать своего родного брата. Они все же встретились, но почему в груди боль? Обнимают друг друга, невохможно сжечь, вырвать прожитые годы и от этого в душе пусто. Пусто, ведь смотря на брата, гладя его волосы, всхлипывая, словно не веря, что он так изменился, возмужал. Ирма только сейчас осознала, что прошло слишком много времени. Стишком много лет прожито. Слишком много совершено ошибок. Слишком много пролито слез и осталась только надежда. Надежда на лучшее.

— Мы навсегда останемся семьей, брат, — рыдает, пытается улыбнуться. — Ты так изменился, Крис.

— А вот ты не изменилась, осталось бунтаркой, — взъерошивает, в ответ, ее идеальную укладку. — Идем, здесь слишком холодно.

Только они. Обратной дороги нет и Ирма возвращается к мужу и дочери, сжимает маленькую ладошку в своей. Рядом с ними их продолжение, которое тянет к ним руки и Ирма одевает на ее голову шапку. Они понимают, что ради этого стоит жить. Они нашли то, что порой люди ищут всю свою жизнь. Они нашли друг друга, нашли взаимную любовь, сумели сохранить ее и создать семью.

Они одна семья. Готовы пойти на все ради друг друга, а главное, что они любят друг друга и сражаются то, что принято называть семьей.

И, пожалуй, на этом стоит поставить точку.

Весна. Чикаго. 1933 год.

Время — словно опиум: ослабляет боль, но никогда не вылечит.

Опиум.

Великая депрессия.

Великий экономический кризис.

Кетрин верила, что из этого поможет выйти только время. Время — расставит все на свои места.

Сейчас, когда прошло столько времени, она бы повторила все. Повторила бы, пережила: всю радость и боль, только бы быть сейчас с ним.

Мир погружен в великую депрессию и Кетрин ведь знает как сейчас тяжело Элайджи. Тяжело было выживать, ведь за только лет своей беззаботной жизни Элайджа Майклсон увидел все то, что видела она, как только приехала в Чикаго, в начале двадцатых. Он увидел, как людей оставляют без средств существования, и они остаются без средств существования, не могут содержать свои семьи и это конец. Видит, как мир погрузился в депрессию. Элайджа не понимает, как жить дальше, не может видеть, как страдают другие, когда тот имеет возможность содержать свою семью.

Уровень промышленного производства был отброшен к уровню начала XX века, в индустриальных странах с развитой рыночной экономикой насчитывалось около тридцати миллиона безработных, ухудшилось положение фермеров, мелких торговцев, представителей среднего класса. Многие оказались за чертой бедности. Кажется, что мир оказался за чертой. Кажется, что мир не выберется из этого краха, не сумеет выйти из депрессии. Компания продержалась благодаря выпуску Ford Model B — автомобиль, который был обновлённой версией А.

Они сумели выстоять, только, сколько сил им потребовалась на это сил, времени и терпения.

Нельзя начать жизнь сначала, но ее можно продолжить по-другому.

По-другому.

С момента их переезда в Чикаго все было по-другому.

Сколько ушло времени с тех пор, как они были счастливы? Кажется, они были счастливы вечность назад. Элайджа занятый компанией и тем, чтобы «депрессия» не поглотила Ford Motor Company. Спал по четыре или, если повезет, пять часов в день, видел жену и Надю только по утрам, когда они встречались на кухне и завтракали. Элайджа всегда находит время, чтобы поцеловать жену и покружить на руках Надю, если та, уже просыпалась, к его уходу. Уходит, закрывал за собой дверь и впускал сквозняк. А вдруг она больше не увидит его? Переживала. Теперь Кетрин Пирс должна была посвятить себя семье: заботе о муже и дочери. Она ведь не привыкла к такой жизни, а сейчас увидела, как может измениться жизнь, когда посвящаешь себя заботе о семье и домашним хлопотам. Ее жизнь изменилась. Она не спала, ждала его возвращение, чтобы увидеть его лицо, обнять, успокоится и только тогда могла уснуть вместе с ним. Уснуть в одной постели, но прежде Элайджа заходил в комнату Нади, чтобы поцеловать ее или просто наблюдать за тем, как она спит. Спит, не зная о проблемах, которые так расстраивают и беспокоят взрослых. Они держались за руки наблюдая за их маленьким спящим ангелом, даже не подозревая, что иногда Надя видела их и улыбалась, зная, что они счастливы.

Сколько они пережили, чтобы сейчас иметь возможность побыть наедине друг с другом, не думая о проблемах. Провести время ужиная в беседки, после того, как Надя уснула, правда в этот раз малышка потребовала рассказать две сказки. Капризна и требовательна — явно унаследовала эту черту характера от матери.

Провести время в деревянной беседки окрашенный в белоснежный цвет.

Беседка, в которой Элайджа зажег свечи и подготовил все для ужина, разлил шампанское по бокалам и теперь ждал только ее появление. Готов ждать вечность.

Не спроста, ведь она появилась в его жизни? Появилась, чтобы заставить его поверить в любовь. Поверить во что-то большее.

Не проста. Улыбается, несмотря на то, что оступилась, на высоких каблуках, и конечно же на ней длинное темно-зеленое платье выполненное из бархатной ткани с открытой спиной.

Переступает порог беседки, поправляет кудри длинна, которых теперь опускается до плеч. У нее ведь от природы вьющееся волосы и это пожалуй единственное, что она пожелала вернуть из своей прошлой жизни.

— Прости, меня задержали.

— С возрастом, наша дочь стала более требовательна.

— Возраст и капризы. Не заснула, пока я не дочитала книгу, а ведь к этому ее приучил именно ты, дорогой. Ты ее балуешь, Элайджа.

— Я просто люблю ее, также сильно, как и ее мать.

— Я скучала по тебе. Твоя работа отняла тебя у меня.

— Нам нужно выживать, Катерина.

Вообще, они справляются неплохо.

Лоб касается лба. Скользнуть кончиком носа по носу, распаляя желание и передавая друг другу жар. Ее ресницы вздрагивают, а потом опускаются, и чуть раскрываются губы.

Поцелуй — простое прикосновение Легкий, прохладный и согревающий одновременно. Майклсон обнимает жену осторожно, трепетно. Будто не верит до конца.

— Моя, Катерина.

Неважно.

Все неважно ведь в тишине он шепчет ее имя. Настоящее им, и она настоящая рядом с ним. Только он может произносить ее имя так, что ее сердце быстрее стучит в груди.

Он может часами смотреть в этот взгляд, видеть, как расширяются зрачки, как радужка чернеет, что говорит о той самой знаменитой химии чувств — выброс гормоном приравненный к дозе наркотика.

— Шампанское и ужин, — вспоминает вдруг Элайджа останавливает сам себя, отстраняется от ее губ и подходит к деревянному столику.

Вот только его жена молчит, даже не пытаясь ответить. Она не сможет сейчас, быть спокойной. Кетрин нужно сказать ему нечто важное, то, что изменит их жизнь навсегда.

Кончики пальцев замирают на чувствительных точках, а Элайджа вздрагивает следом за ней, как если бы нервные окончания одного передавали импульсы в тело другого. Почему она не присаживается за стол? Что с ней происходит? Почему она ведет себя так странно? Почему она замерла и не делает шаг в его сторону? Почему она молчит?

— Я хочу закончить весь этот цирк, Элайджа.

Конечно. Конечно, сейчас ее муж согласится на что угодно, чтобы только она сказала ему правду.

— Я слушаю тебя…

— Потому что Элайджа и ложь — хуже, чем измена или предательство. Неправильно так, что мешает спать ночью, постоянно грызет где-то внутри, выедая, высасывая последние нервы.

— Катерина…

— Знаю, будет скандал. Знаю… Но мог бы ты полюбить еще кого-то? Не отвечай, потому что я знаю, что ты скажешь: « Нет.» Но ты будешь вынужден полюбить еще кого-то…

Элайджа чуть отстраняется и недоуменно моргает. Улыбка Пирс — это как исполнившееся желание, как детская мечта, что вдруг стала реальной, как чувство, что крылья растут за спиной.

— Серьезный разговор, все такое…

— Боишься? Что ты боишься сказать мне, Катерина? Мне страшно даже подумать… Я не знаю, о чем ты думаешь…

— Я боюсь только проснуться однажды и понять, что тебя нет рядом или существовать в мире, где нет тебя…

Смеется, конечно, и сжимает руками лицо, чтобы целовать было удобнее. Смеется, но там, где не увидит никто не другой, разбирает и неуверенность, и тревогу Элайджи.

— Я беременна, Элайджа. Уже второй месяц.

— Повтори.

— У нас будет ребенок. Ты станешь отцом.

— И это ты боялась мне сказать? Это самая лучшая новость за последние пять лет!

— Я боялась твоей реакции… Ты был занят работой… Сперва, и я не поверила в это. Я не верила, что травяной чай поможет. Я просто не верила, но Мохаммед убедил меня в том, что вера внутри меня должа быть сильнее. Я послала к Дьяволу все свои страхи. Любовь должна быть сильнее и я поверила в это. Поверила в то, что я сильнее своих страхов, сильнее всего мира. Я поверила в себя, и сегодня была с Авророй у доктора, который подтвердил, то, что вскоре мы станем матерями.

— Уверенна, Тодд так же счастлив, как и я. Они заслужили это. После шторма наступает покой.

Сегодня они еще здесь, только вдвоем.

— Думаешь, мы будем хорошими родителями для нашего ребенка?

— Уверен, мы будем лучше для него. Мы будем любить его и однажды расскажем всю нашу историю любви и он будет восхищен, а после расскажет и своим детям.

Потому они любят друг друга.

Потому что в этом мире нет ничего сильнее настоящей и взаимной любви.

Тихий смешок и легкий поцелуй в висок. Пальцы, поглаживающие затылок. И снова ее взгляд близко-близко. Наклонился чуть сильней, и уже не удержался, чтобы подхватить жену на руки и закружить ее. Не удержался, а та хохочет, крепко удерживает руки на его шеи.

— Осторожнее, я ведь беременна…

— Я стану отцом!

Буквально выкрикивает, ведь если раньше Элайджа был сдержан, замкнут, то сейчас, рядом с ней, он может раскрепоститься, поддаться эмоциям и выразить свою радость. Сейчас он может проявить эмоции, кружить ее на своих руках, целовать в губы. Сейчас он не скрывает, то, что счастлив. Сейчас не нужно скрывать чувства. Сейчас он получил, все, что желал. Сейчас они есть друг у друга.

Поточу что, любовь лечит душу…

Потому что, любовь лечит все…

Потому что, рано еще ставить точку.

Комментарий к Глава 58. Время - расставит все на свои места. Ich Liebe dich* - Я люблю тебя. ( немецкий. )

Meu Grand Amor.* - Моя большая любовь. ( французский. )

========== Глава 59. Финал. Часть I. Добро пожаловать, в вечность. ==========

Время не может быть потерянным, всё для чего-то служит, к чему-то ведёт, чему-то учит. © Время.

Техас. 1928 год.

Навсегда: дождь или солнце.

— Ты в порядке?

Кол Майклсон помнит, как шептал эти слова несколько лет назад, когда она была прикована к постели. Он ведь был рядом, не покидал ее, пусть и устал. Устал от жизни и душераздирающей детский плач. Если она не откроет глаза, не увидит свет? Он обезумеет.

Он потеряет смысл жизни, но у него останется ребенок.

Рядом.

Не забыть.

У Дефне пальцы подрагивают, и она все сильнее сжимает его ладонь.

Не потеряет.

Пытается открыть глаза и увидеть свет, ведь все, что хотел Кол Майклсон — это, чтобы его возлюбленная видела свет.

Свет.

Она слаба, бледная, но Дефне открыла глаза и теперь пытается понять, где она находится и что произошло? Что случилось с ребенком?

Смотрит в его глаза полные слез, что случилось?

Белые-белые блики, как мертвый потусторонний свет, как туманная мгла из мира уже ушедших блики.

Свет.

Она молчит и только кусает белые губы. А потом опускает ресницы, вслушиваясь в далекий-далекий детский крик. Значит, ее ребенок жив. Значит, она все еще жива.

Жива.

Жива, пусть и не помнит, что произошло.

Поняла, что жива.

Просто жива и видит, как он плачет.

Просто она открыла свои глаза и все, то время, что она была без сознания, Кол был во тьме. Не выдержал бы, если бы она не увидела свет.

Просто слушать дыхание друг друга, чувствовать тепло чужого, такого родного плеча, протянуть руку, накрывая ладонь, сплетая пальцы с пальцами в крепкий замок.

Крепкий замок.

Крепкая семья.

«Ты будешь счастлив, братишка» — думает Финн, наблюдая за Коулом и его женой.

На его руках новорожденный ребенок, пусть Финн мужчина и мало разбирается в детях, но не может не улыбнуться, держа на своих руках новорожденного племянника. Словно Финн Майклсон оказался в том дне, когда впервые взял на руки своих детей. Помнит, как волновался и дрожал беря на руки маленький комок.

Помнит, но это было в прошлом.

Ей не страшно. Вот только что-то скребет в груди, ноет и стонет, когда та понимает, что слезы на его глазах из-за нее. Он думал, что она могла покинуть этот мир, оставить его с ребенком. Он думает, что она могла умереть, не сказала о своей болезни и подвергла себя опасности.

Она не сказала ничего, взяла всю ответственность на себя и теперь он имеет права злиться на него.

Неизбежность.

Сама все испортила.

Сожалеет.

«Мы будем жить долго-долго, Коул», — первая мысль, которая посещает голову Дефне.

— Коул, скажи что-нибудь…

Нащупывает ее пульс. Ее пульс. Ее бурлящая кровь в веках. Его жизнь.

Жена и ребенок — его жизнь.

— Ты же знаешь, что я отдам за тебя все в этом мире? Я была готова отдать свою жизнь за тебя.

— Ты готова была умереть за меня, уже трижды, Дефне, почему, ты ничего не сказала о своей болезни? Я твой муж и должен был знать! Черт, если бы Сейдж не удалось остановить кровь. Мне даже подумать страшно…

«Больше ни о чем не прошу. Просто живи, хорошо? Живи для нас, ради нас», — тяжело дышит, не отпускает ее руку.

— Это не болезнь, Кол, а так устроен организм. Я знала, что ты не будешь знать покоя, если узнаешь.

— Молчать. Не нужно было молчать, Дефне. Больше никаких тайн. Одна семья. Одна жизнь.

— Конечно, только я желаю обнять и прижать к груди нашего ребенка.

Краем глаза, сквозь открытую дверь, Финн видит, что помогает жене поднять голову, а значит, он может войти и передать ребенка на руки Дефне, которая протянула руки, посмотрела на сына, не сдержалась, чтобы не заплакать, когда впервые прижимает к груди своего ребенка. Это их сын, часть их сердца.

Связь.

Крепкая и неразрывная.

Связь матери и ребенка.

Теперь все. Теперь наступил их день. И сладости, и игрушки, и проказы, и предчувствия, и слезы.

Теперь они испытают все это.

Теперь она успокоилась.

— Поздравляю, братишка и как ты назовешь сына? — спрашивает Финн, хлопая брата по плечу.

— Принадлежащий Богу — Лемми, — отвечает женщина, целуя сына в лобик, поправляя пеленку.

— Это хорошее имя и надеюсь, что теперь прошлое не потревожит вас, потому что в ваших руках — будущее — ваш сын, — улыбается уголками губ, смотрит на них.

Сколько раз его брат мог утратить это счастье и не может без слез смотреть на жену и сына.

Что им осталось?

О чем они мечтали?

Они мечтали о собственном доме, о семье, о том, что не будет боли и они будут счастливы?

Что им осталось?

Осколки?

Любовь?

Дефне запомнила, как тот шептал, задыхаясь, что они всегда будут вместе, что они всегда будут семьей, а больше ей и не нужно. Помнит, как клялся на крови, их детьми: рожденным и будущими, если позволит судьба. Клялся, что больше им никто не причинит боли.

Клялся, ведь его семья сейчас важнее всего в этом мире, то, что он не позволит никому отнять.

Они столько еще не успели.

Они еще не видели много.

Не видели первую улыбку их ребенка, первые шаги, первые слова.

Они еще многое должны увидеть.

— Кол, ты дрожишь.

— Я так люблю тебя и Лемми.

— Мы справимся, слышишь? Только держи мою руку и не отпускай.

— Я никогда вас не отпущу.

Чикаго. 1934 год.

Этот мальчик — солнце: яркое, светлое, такое тёплое, осветившее тёмную, мрачную жизнь Авроры Де Мартель. Она ведь и не знала, что можно так любить и бороться.

Бороться за семью. Тодд ведь полюбил и Дьявола скрывающего внутри ее. Теперь каждое утро она прижимается к нему. Теперь, когда она вскоре станет матерью и у нее станет больше тем для обсуждения со своей лучшей подругой — Кетрин. Что Аврора могла знать о материнстве, если у нее не было матери. Она даже и не знает, как относится к материнству. Не знала, пока внутри ее не зародилась новая жизнь.

Жизнь, с которой она связана. Жизнь, которая заставит ее посмотреть на мир другими глазами и не спать ночами. Они ведь столько всего пережили: взлеты и падения, ссоры и откровенные дружеские признания. Слишком много они пережили вместе, а теперь Кетрин живет с ней в одном городе, свободна и счастлива рядом с мужем.

Мальчик улыбается так тепло и ласково, что Авроре кажется, будто эта улыбка — в целый гигаватт, способная осветить без малого весь Мир. От этой непосредственной детской улыбки, такой лихой и задорной, будто обдает кипятком. Эта улыбка согревает. Будто она была там всегда, будто эти глаза всегда смотрели нее.

Сегодня Аврора Де Мартель не спешит покидать постель и наблюдает за играющем названным сыном.

— Мама, Рори, — говорит малыш, оборачиваясь к ней.

— Да, любовь моя, — отвечает она.

Подойти не решается: этот мальчишка «слишком» боялся, столько молчал. Молчал до встречи с Тоддом, который увидел в нем свет. Скрытый свет. Слишком яркий, неординарный, и такой притягивающий взгляд. Аврора все это видела тоже и поэтому решение сражаться за этого замкнутого и молчаливого мальчика. Сражаться, ведь они одна семья. Сражаться, пусть тот и не мог выговорить, такое сложное для него имя « Аврора.» и называл ее « Рори.» что со временем рыжеволосая привыкла и даже считала это милым.

— Бабах!

Аврора вздрагивает, когда малыш направляет дуло ее же револьвера.

Приоткрывает рот и понимает, что оружие он взял на ее туалетном столике. В мыслях она уже миллионный раз проклинает себя, за то, что вчера оставила настоящее оружие на столе. Малыш ведь не понимает, что это не игрушка, а настоящее оружие. Аврора боится закричать, испугать и тот ведь может убеждать, а что еще хуже — выстрелить. Спрыгивает с постели, словно зверь, готовый в следующую секунду сорваться и броситься на свою жертву, уволочь, в своё логово. Мальчик закроет глаза, когда та обнимет его и заберет оружие из его рук.

Он — особенный.

Он — их свет. Этот слабый свет не должен угаснуть.

— Поиграешь позже, а сейчас нужно завтракать, встретить твоих, бабушку Ариэль и дедушку Грега? И главное, отцу не говори, хорошо? Я принесу тебе другое оружие.

— Да, мама.

— Вот и славно. Беги к папе.

Он не отвечает, а просто целует ее в щеку и покидает комнату.

Де Мартель сходит с ума. Буквально. Вздыхает с облегчением и не хочет знать, как все могло обернуться. Не желает думать и просто прячет оружие в свою сумочку, там, где его уж точно не найдут. Теперь она может успокоится, ведь ее беспокойства и тревогу чувствует и будущей ребенок. Теперь она может одеться и выйти в кухню.

Он думает о ней даже тогда, когда ее нет рядом. Тодд Норвуд думает о своей жене двадцать четыре часа в сутки, даже, когда ее нет рядом. Думает и переживает: о ней, об их будущем ребенке. Переживает, потому что любит.

Зеленые глаза с хитринкой, пряди цвета манго, упавшие на красивый лоб, улыбка, тронувшая уголки губ. Он торопился после работы домой, а ведь сейчас новая должность и он не простой рабочей в цеху, по сборке деталей.

Замирает на пару мгновений, смотрит, как та поправляет локоны волос.

Замирает на пару мгновений, смотрит, как тот кружит на своих руках мальчика.

Видимо Тодд Норвуд сошел с ума вслед за сумасшедшей Авророй Де Мартель.

Сумасшедшая, как считали все, вот только вот в реальности она плевала на все ограничения и рамки и всего лишь нуждалась в заботе и понимании. Нуждалась в любви, которую ей даровал Тодд. Она ведь думала, что ее невозможно любить, а он любил, именно его крепкие руки сейчас обнимают ее за талию, притягивает к себе и целует в лоб.

Невозможно забыть, потому что любит.

Свет падает на худое мальчишеское лицо, который уселся за обеденный стол, после того, как Норвуд отпустил его и переключился на вошедшую жену. Глупо хлопает ресницами, сглатывая комок, застрявший в горле, ведь завтрак приготовил он, а ведь это ее, женская работа.

— Завтракать будешь?

— Да, мне же теперь нужно кушать не только ради себя. Только у меня на сегодня есть не женская работа.

— Думаешь, я отпущу свою беременную жену в логово преступности?

— Нет, но я все равно пойду. Я не под арестом.

— Ты не под арестом. Но я волнуюсь, и ты обещала оставить все это, Аврора.

— И я сумею защитить себя. Нас. Прекрасно Тогда, у меня остается примерно семь месяцев и две недели на завершение всех своих грязных дел. А теперь скажи, когда именно ты полюбил меня?

— Я полюбил тебя пьяную, со всеми твоими недостатками.

— И я тоже люблю тебя, Тодд.

Аврора даже думает, что так им значительно лучше. Она бунтарь, а он спокойный.

Мальчишка замирает, удивлённый, медленно поднимает брови, смотрит на тарелку с перловой кашей.

Аврора же сжимает в руках чашку с чаем, пусть она и ненавидела пить чай по утрам и предпочитала кофе, но сейчас все изменилось.

— Солнце, — выдыхает вдруг Аврора.

— Что? — пытается сказать та, отпивая горячий напиток.

— Ты. Моё. Солнце, — по словам ясно, что она говорит искренне.

— Нет, я Тодд Норвуд, — смеется он. — И я опаздываю на работу.

— А я Аврора Норвуд, и мне нужно, заниматься темными и грязными делами, — хохочет та.

— А я Сирил Норвуд, и я люблю вас, — улыбается мальчик, когда Тодд взъерошивает его волосы.

— Я знаю, что ты любишь нас, сынок, — произносит, берет в руки столовые приборы.

И улыбается. Ярко, тепло, обжигающе, заставляя лёд, наросший вокруг сердца Авроры тронуться, покрыться трещинами.

Тодд — персональное солнце для Авроры и его она никогда не потеряет. Не позволит угаснуть.

К моменту, когда Де Мартель должна была покинуть квартиру в ней собралась родители Тодда, к которым бросился Сирил, верная служанка Мелика, которая столько пережила с Авророй, но главное для нее — брат, который целует в щеку.

Тристан счастлив рядом с женой и дочерью, а это главное. Главное, что после стольких лет она смогла обнять племянницу, которая нашла в ней родственную душу и друга. Именно сейчас Рози обнимает свою тетю, которая смотрит на улыбающуюся Ирму. Видимо их мечты сбылись. Встает на ноги, пропускает племянницу, которая спешит скрыться в дверях кухни, когда Аврора говорит о медовом печенье и какао.

— Она считает тебя другом и не одинока, — вздыхает Поллет. — Столько времени прошло, а она Де Мартель, значит такая безумная, как и ты. Ей нужна была семья.

— Меня невозможно любить, я была одиноко и это так въелось в меня, я росла без матери, и Рози была оторвана от семьи, так что она чувствовала тоже, что и я, — говорит, смотря в пол, да и Ирма прекрасно понимает насколько тяжело сейчас Авроре.

— Нет, Аврора и твой сложный характер то, за что я люблю тебя, так что все в порядке, к тому же ты вскоре сама станешь матерью, а у меня уже есть опыт, — обнимает, прежде, чем женщина покидает квартиру.

Ирма должна была сказать. Аврора должна была услышать, то, что она не одна и теперь ей не стоит бояться или скрываться за маской хладнокровия и безразличия. Аврора должна знать, что у нее есть семья, которая любит, не отречётся от нее и будет сражаться за нее. Теперь они стали той самой семьей, которая сражается друг за друга и не никакому злу разрушить двери их дома, их счастья. Они будут сражаться до конца. Теперь это так. С этой самой секунды и до конца. Они будут помнить, что прежде всего они обычная семья.

Кровавое Чикаго.

Королева кровавого Чикаго должна завершить все свои дела, чтобы быть рядом с семьей.

Нью-Йорк. 1934.

Ребекка Жерар-Майклсон понимает, что невозможно вернуть то, что прожито, но она словно лодка, которую относит в прошлое.

Прошлое не вернуть.

Марлин — шестилетний малыш, ради которого она была готова на все.

Его хочется оберегать. Он достоин большего, чем думает. Пока он единственный и любимый сын своего отца и матери.

Малыш с черными глазами, светло-тёмный цветом кожи. Малыш рожденный от смешанного брака, но вряд ли Ребекку волновало, когда на нее оборачивались на улице, а когда тот подрос, то она наняла для своего любимого сына лучших преподавателей Нью-Йорка. Ей было наплевать, ведь это одна из черт ее характера. Наплевать, что многие голодают, а на их столе всегда есть еда и свежий хлеб. У нее сердца Майклсон — жестокое, готовой пойти на что угодно, только чтобы защитить семью. Ребекка сделает все, чтобы защитить любимого сына и мужа. Слишком дорогую цену она заплатила за свое счастье, правда, в последнее время ей опротивел даже Нью-Йорк. По правде говоря, она пошла на многое, чтобы защитить семью. Она погрязла во лжи и липком чувстве вины, и, может, поэтому ей так тяжело, а сердце покрылось льдом.

Не нужно думать, как объяснить свои ночные кошмары и дрожь, потому что Марсель прижмет ее к своей груди и успокоит. Не нужно утопать в жалости к себе. Не нужно притворяться будучи рядом с ним. Только вот если Марсель узнает обо всем, о том, что она втайне от него собирает совет компании и управляет. Он ведь думает, что это его решения помогают удерживать компанию на плаву. Никлаус доволен им, он держит все под контролем, властный мужчина, который управляет в этом море бизнеса и убивает, тех акул, которые готовый отнять, то, что принадлежит ему и Майклсонам.

Марсель не знает, что в этом море он бы утонул, не будь там лодки — Ребекка

Майклсон. Спасительной лодки.

Блондинка так устала бороться с невидимыми демонами. Её карьера домохозяйки летит к чертям, по спирали мчась вниз, потому что вокруг хаос, осколки разбитой посуды, а она ещё не научилась справляться с этим в одиночку и просто нанимает себе служанку. Выбирает верную и надежную, ту, что не будет болтать.

Марсель надёжный.

Он готовит чай с ромашкой в два часа ночи, когда та просыпается от очередного ночного кошмара или бессонница дает о себе знать. Раньше она успокаивала себя сигаретным дымом. Она сидит на кровати, поджав под себя ноги, и улыбается устало, наблюдая, как он подает ей горячий чай и после целует в лоб.

— Ещё есть печенья с шоколадной крошкой, остатки яблочного пирога, — он ставит перед ней поднос, и хочется растаять в его заботе, остаться тут навеки.

— Иди ко мне, — тянет его на себя, чувствуя улыбку и расслабляясь. — Печенья подождут. Все подождет.

Ребекка незаменима.

Она почти не вспоминает семью. Научилась обходиться без постоянных взглядов на почтовый ящик или ожидание телефонного звонка из Нового Орлеана, Чикаго или Техаса. Она старается быть лучше для себя, для Марлина, Марселя, потому что все стало прошлым, а они ее будущее и семья. У них не было шансов с самого начала, но Ребекка слишком привыкла идти наперекор, и теперь расплачивается. Она делает глубокий вдох и расправляет плечи, помогает мужу застегнуть жилетку, ведь сегодня он выбрал костюм тройку. Марсель понимает. Он не спрашивает лишнего и не ревнует, только укрывает собой от невзгод и целует каждый миллиметр тела, словно доказывая свою значимость. Значимость любви.

Среди осколков, страхов, сомнений им осталась — любовь.

Ребекка почти научилась отпускать.

«Почти» не значит «совсем».

Она отпускает прошлое, но не врагов и перед ее глазами каждый раз всплывает картина, когда будучи на шестом месяце беременности выстрелила в того, кто вздумал предать их семью и компанию ради, личной выгоде. В ее руках был дымящейся Colt, но ей было не страшно, потому что она Майклсон. Ее не тошнило, не выворачивало наизнанку, ей не противно от вида крови, и она могла спокойно смотреть в стеклянные, мертвые глаза жертвы. Она не жалеет, потому его она жн стерва и должна защищать свою семью отбросив все страхи и сомнения. Глоток свежего воздуха и она пришла в порядок, словно и не пролила кровь врагов. Роль врагов всегда прописана и увы, всегда все заканчивается смертью, в особенности, если ты идешь против семьи Майклсонов.

У них есть история.

Кровавая и болезненная, наполненная отчаянием и ворохом неправильных решений, но она их. Никому не отнять долгих вечеров в объятиях друг друга и тот момент, когда они впервые взяли на руки их сына. Измучанная тяжелыми родами даже не потеряла сознание. Держалась и Марсель всегда знал, что она сильная. Никому не понять чувства страха потерять все. Потерять любовь, которая только и осталась им.

— О чем думаешь? , — губы Жерара оказываются у её уха, и та вздрагивает, чтобы потом взглянуть ему прямо в глаза, продолжая оставаться в кольце его рук. Марсель смотрит открыто и доверчиво, словно она — вся его вселенная.

— Обещай, что никуда не уйдешь, чтобы не произошло, — берет обещание с его, уткнувшись в его плечо.

— Мое сердце будет рядом с тобой даже в могиле, — касается ее губ, чтобы она запомнила и знала, что не одна.

Она запомнит их, их поцелуй в отражении зеркала.

Запомнит, с какой любовью он смотрит на нее.

Запомнит даже обиду и боль.

Запомнит лица.

Запомнит все, потому что ей осталась только Марсель и любовь, и этот поцелуй сквозь слезы.

Их отвлек вбежавший в комнату сын. Замерли смотря на малыша, который бросился обнимать родителей и смотря в их глаза, в глаза которые отражали нежность и любовь, а больше ему и ничего не нужно было.

— Мама, а я сегодня поиграю с Стюартом? — спрашивает мальчик целуя мать в щеку.

— Конечно же, радость моя, сегодня мы поедим к дяде Стефану, чтобы поздравить его и тетю Веронику с рождением дочери, — объесняет Ребекка касаясь щеки сына.

— У них теперь двое детей, а я один, — с огорчением вздыхает Марлин.

— Значит так суждено, сынок, вмешивается Марсель.

— Мы тебя любим, больше всего в этой Вселенной, — улыбается Ребекка. — У тебя есть друзья, учителя, мы. Ты не один, Марлин и никогда не будешь один, прошу, запомни это. Хорошо?

— Хорошо, — кивает, в знак согласия с матерью.

— Не ходи туда, Ребекка, жена Стефана недолюбливает тебя, — опустив руку на его плечо, пробормотала она. — Справятся без тебя и обойдутся без поздравлений от нашей семьи.

— Снова… — усмехнулась она. — Я обещала Лилит, что наши семьи будут связаны не только бизнесом, кстати, правильно Стефан решил вложить свои деньги, которые были у нее с самого приезда в Америку в ресторанный бизнес и промышленность, а часть бизнена вернул брату, который смерти матери уехал в Италию, чтобы поддерживать отца и пережить с ним горе. Елена поддержала эту идею. В день похорон Лили я впервые видела слезы на глазах такого мужчины, как Джкзеппе Сальваторе. Жаль, что она так и не вернулась в Италию. Не суждено. Я куплю цветы и заеду на кладбище, чтобы почтить ее память. Не злись.

— Я и не злюсь, — успокаивает ее Жерар, вновь заключая в свои объятья.

Без Марселя Жерара ей не выжить.

Без Ребекки Майклсон и ее любви, ему нет места в этом мире.

Машина останавливается рядом со входом на кладбище. Ребекка целует сына и берет с него обнщание не ходить за ней, а остаться с водителем, ведь так лучше.

Она желает сохранять его невинность столько, сколько это будет возможно. В руках единственная кроваво-алая роза.

Толпа людей в черном, преграждает ей путь. Явно недавно прошла церемонная прощания, а так как Майклсон не желает расстраиваться и плакать, то просто не смотрит в их глаза. В воспоминаниях мелькает все то, что она помнит, когда умерла Лили. Она так и не дождалась появления внуков, но Ребекка верит, что теперь она наблюдает за Стюартом и новорожденной внучкой. Она помнит день похорон, как в замедленной съемке. Видимо плохо Ребекка знала Лилит Сальваторе, если в итоге между ними оказалась много чего общего.

Память Стефана в тот день вырисовывала портрет мертвой матери, ведь именно он нашел тело матери на паркете. Запомнил, неестественную позу марети и разбитый стакан, наверное, желала выпить воды, что ему самому хотелось разбиться вдребезги, как тот несчастный стакан. Лежать рядом с матерью в могиле. Хотелось напиться до того состояния, в котором ты уже ничего не помнишь. Ничего.

Стефан не стоял на ногах.

— Мои соболезнования, жаль вашу мать, она была сильной женщиной, — только и слышал тот от незнакомых людей, которые пытались утешить его или без остановки рыдающего Джузеппе, который сжимал в руках бокал виски, а ведь уже завтра они должны были уезжать в Италию, вернуться домой. Его жена никогда не вернется домой.

Вот оно какое, отчаяние и стоящая в углу квартиры Ребекка прекрасно понимала это, ведь она тоже потеряла родных. Отчаяние, стоишь на краю могилы, осознавая, что больше никогда не сможешь обнять близкого человека, что ты не спас и не сохранил, а главное так многое не сказал. Ребекка пережила все это.

Никогда« дробит душу на части. Ее душа раздроблена на части, но она обещала Лили заставить Стефана поверить в то, что наступит рассвет.

Тогда Стефан оставил на могиле одну-единственную кроваво-алую розу, и ничего не смог сказать. Просто молчал.

Ему определенно нужно напиться, чтобы забыться и не винить себя в том, что не спас.

Ребекка подошла к одной из могил.

— Здравствуйте, Миссис Сальваторе, — нагнулась, положила цветы. — Прости, что не уберегла тебя, да и себя тоже как видишь. Я сломалась и только кажусь сильной. Стефан до сих пор винит себя во всём, что случилось с вами. Ты была права, когда говорила, чтобы я не скрывала свои чувства, чтобы я всё рассказала, а я не послушалась и вот к чему это привело. Я несчастна даже с тем, кого люблю всем сердцем. У. Меня любящий муж, ребенок, но что произошло? Когда мы утратили свое счастье? Я не знаю… Говорят, что друзья делают нашу жизнь радостней, помогают, так оно и есть. Я никому не доверяла кроме тебя, ты знала все мои секреты, а теперь мне даже поговорить не с кем и от этого мне ещё парившие. Я уже привыкла к тому, что я одна, к тому, что всех кого я люблю, у меня забирают. Но свою семью разрушить я не позволю. Я убью любого, кто попытается разрушить и так хрупкое счастье. Ты ведь всегда хотела для сыновей только лучшего, теперь я тебя понимаю. Все, что чувствую теперь — это боль и хочется плакать. Ты была права, не чувствовать невозможно. Я всегда чувствовала боль, просто умело её скрывала, чтобы выжить. Я справлюсь и выживу даже сейчас. Я выживу. Спасибо, что выслушала меня Лили, и признаюсь, что не ожидала, что между нами может оказаться столько общего, не считая ужасного и своенравного характера. Ты была своенравной, но доброй, как и я….Спасибо…

— Совесть замучила или как? — Ребекка слышит мужской голос, но только тяжало вздыхает, когда тот кладет цветы на могилу.

— Я знаю, это больно потерять друга, Жозель, вашего звали Дерик? — спрашивает она.

— Потерять всех, кого любишь, так внезапно, — самое тяжелое, что может быть в жизни! — он так говорил, а теперь я потерял и его, — опускает голову. -Кладбище не лучшее место для встреч, Миссис Жерар.

— Я знаю, но вы всегда поддерживали нашу семью, не предали, не бросили компанию, когда мир погрузился в великую депрессию, — подходит вплотную, касается плеча.

— Ваш нрав неисправим, — пытается улыбнуться, вытирает слезы с ее лица.— В моих волосах седина, но я не оставлю семью Майклсонов, потому что поклялся вашему отцу, что всегда буду защищать вас. Возможно, вы делаете все правильно и не сожалейте. Вы делаете все возможное ради тех, кого любите. Даже, если ваш муж и узнает о тайном совете, то простит вас, потому что любит, поймет, что вы защите и проливаете кровь по-своему. Марсель — лидер, к нему прислушиваются и уважают. Без вашего вмешательства это бы не произошло, его бы не вы, ваше вмешательства. У вас сердце Майклсон.

Покидая могилу Лилит Сальветоре на которой выбито » Верная жена и любящая мать. Сейчас прибывает в Раю.« Ребекка понимает, что появилась здесь, чтобы в последний раз убедиться в простой истине: их семья разрушена. Половину разворовали, что пытались удержать ее братья мало и уже не сравниться с бриллиантами и роскошью, автомобилями, особняками, о которых ходили легенды. Словно богатства оказалось вымышленным, а роскошный особняк уже сколько лет закрыт на замок. Они ведь непобедимы.

Они Майклсоны.

Каждый из них любил ходить по острию ножа, и было удивительно, что они до сих пор не перерезали друг другу глотки, не застрелили друг друга.

Сложно было назвать всех этих людей одной семьей. Они ненавидели, презирали, лгали, кричали — все, что угодно, но только не любили.

Любовь — то чувство, которое было чуждо каждому из них. Или же они могут любить?

Любить ненавидя.

Кто из вытащит из этого омута?

Их нет.

Нет непобедимых Майклсонов.

Больше нет любящего и заботливого Ника, который рисует с дочерью, прятал от нее окровавленные руки, чтобы та не знала о крови и жестокости. Нет Клауса, который отвергая любовь полюбил и Керолайн стала его спасением.

Нет вечно улыбающегося Кола, и кажется, пьяного в обнимку с какой-нибудь симпатичной девушкой. Сейчас он отец, в его голове больше нет того ветра и Дефне остепенила его, исправила нрав. Невозможно было даже предположить, что тот станет таким примерным отцом. Он понимал свою жену, заботился и переживал, узнал о ее состоянии здоровья. Лучше бы она рассказала сразу, но теперь он знает, и будет беречь ее. Дефне — его жизнь и все же любовь меняет человека. Так меняет, что вы и не узнаете его.

Нет строгого и занудного Финна — спустя столько лет глупо было надеяться, когда-нибудь вернуться к привычной жизни. У Кола подрастает сын, Финн же изо всех сил старается поддерживать не только младшего брата, но и каждого члена семьи и похоже Сейдж смирась. Смирилась, потому что любит его. Смирилась, ведь женщина должна позволить себя убить, или смиренно оплакивать того, кого любит. Она и оплакивала Финна Майклсона, которого когда-то полюбила, а сейчас отдав ему все: сердце, молодость, подарила детей. Что она получила в замен? Мнимое счастье? Финн понимал это и чаще старался быть рядом, спрашивать, как она себя чувствует, они готовят вместе и этого ей хватает. Это проявление его любви и заботы.

Нет больше Элайджи — старшего брата, который взял на себя обязанности главы семьи, когда ушел Финн. Нет того, кто готов на все, только, чтобы защитить семью, того Элайджи взгляда которого так боялись враги. Нет, потому что впервые он выбрал любовь, а не семью. Выбрал любовь, которую искал столько лет. Искал среди стольких душ родственную, и нашел. Нашел в лице Катерины и сейчас, после стольких лет они ожидают появление первенца.

Не было Ребекки Майклсон, которая с детства мечтала об огромном в доме, взаимной любви и детях. Она стоит на кухне, будет готовить ужин на всю семью, ее муж, который пристроился сзади целует ее в шею, а иногда ругаясь на мешающегося под ногами сына.

Все так и было, вот только почему Ребекка Майклсон не счастлива?

Она не счастлива, потому что трава не станет зеленее, а облака они ведь серые, а не голубые. Серый мир, в котором реальность была страшнее и проливалась кровь. Мир серый. Время остановилось. Забыть. Она все оставила в детских фантазиях.

Вернувшись в автомобиль, она прижалась к сыну, утыкаясь лицом, вдыхая запах. С ним было спокойнее. С ним было не так страшно терять себя и признавать суровую жестокость настоящего серого мира.

Сжимает смуглую руку своей сына своей белой, и на ее глазах слезы.

Она ведь не одна. Она знает это, как и то, сколько душ она бесследно спалила, дотла, бросила в огонь или отправила в Ад.

Красное в огонь. Бросить в огонь навсегда.

Белой ладонью сжимать руку сына и не отпускать.

Ей кажется, что сегодня она сожгла последний мост, соединяющий ее с семьей, с братьями и сестрой, которые уже давно выбрали свой путь, также, как и она.Они остались где-то там, позади, в кровавом Чикаго, где блеск затмил людям глаза и обесценил жизнь. Они остались в Новом Орлеане, где порт и земля, на которой они родились и выросли, где их дом, где осталась их счастье и надежда. Они остались в Техасе, где могли жить, так как пожелают, жить обычной жизнью и растить детей и быть абсолютно счастливыми. Остались в Нью-Йорке, где сконцентрировался самый крупный промышленный центр, и было столько людей, которые стремились к лучшей жизни, но если бы они посмотрели в глаза Ребекки Майклсон, то осознали бы, что нет никакой лучшей жизни и они слепы. Слепы и глупы, ведь все уже осталось в прошлом и хорошо, что ее сын не смотрит в напиленные слезами глаза матери.

Красный, как огонь.

Белый, как вода.

Любив вещи с огнем, Ребекка Майклсон сгорела, спалила свою душу и перегорела. Перегорела сейчас, чтобы словно птица феникс, возродиться из пепла и жить дальше. Жить ради ее собственной семьи.

Новый Орлеан. 1934 год.

Я здесь останусь ждать тебя,

Корабли уходят, чтоб вернуться.

Дмитрий Колдун - Корабли.

Многие жители Нового Орлеана сейчас считают, что Хейли Кеннер-Маршалл являлась одной из самых богатых, счастливых женщин города. Она имела все: красоту, молодость, любящего супруга, двое прекрасных детей. Дочь, от самого Никлауса Майклсона — Хоуп и сын от Джексона — Остин. Хейли очаровывала взглядом орехово-карих глаз, кудри спускались ниже плеч. Она являлась обладательницей той опасной и притягательной красоты, которая сводит с ума мужчин. Женщины завидовали ей, когда та с мужем и детьми шла по улицам города или парку, появлялась в доках. Джексон укрепил свои позиции в бизнесе и Никлаус Майклсон научил его одной важной вещи — проявлять жестокость, когда это необходимо. Теперь он так и поступает. Джексон счастлив, что рядом с ним жена, у них есть собственный дом, у него подрастает наследник, которого он желает достойно воспитать.

Джексон не знает и не видит пустоты скрывавшейся внутри его жены. Ведь мечтая о любви, от судьбы она получила в подарок — разбитую вдребезги мечту и неразделенную любовь к Элайджи Майклсону.

Джексон знал это, когда женился на ней. Знал, что она не будет любить его также сильно, как он любит ее. Знал.

Она знала, что никогда не будет свободной и от этого хотелось кричать, нечеловеческим криком. Она кричала каждый день неслышно. Ее не должны были слышать, ведь для всех она счастливая жена и примерная мать.

Внутренняя свобода стала ее мечтой, но она никогда не будет свободна от Майклсонов и не сможет, даже если каждый раз сжигает письма, которые Клаус присылал дочери.Хейли забирала только деньги, не отвечала на звонки из Нью-Йорка, и даже, в один день, не пусти Фрею на порог дома, когда та пришла вместе с дочерью - Тианой, Люсьеном. Хейли сослалась на то, что Хоуп больна и сейчас ей нужно побыть в одиночестве, набраться сил. Хейли не сможет заново возродиться для жизни, для любви, для счастья.

Не сможет освободиться от оков, которыми она связана с Майклсонами.

Но время шло.

Год сменялся годом.

Хейли никогда не будет свободной.

Хейли начала винить во всем Майклсонов. Винить за свою сломанную жизнь.

Обвинять во всех бедах Клауса было бы глупо, как и только ее. Ни один из них не был виновен в том, что они оказались слишком расчетливы, слишком холодны и думали только о себе не почувствовал себя семьей, которой их мечтали видеть их матери. Даже рождение дочери не повлияло, хотя стоит признать, что в их были счастливые моменты и Хоуп вправду удалось объединить семью, стать надеждой для Майклсонов.

Слишком эгоистична была и холодна Хейли к Джексону, который готов был на все, готов был бросить весь мир к ее ногам, его, в отличии Клауса, не держал с ней с ней ребёнок в утробе или деньги. Джексон просто любил ее. Для него она не была красивой куклой или развлечением на ночь, как для Клауса.

Джексон верил в свет. Верил, что в этом жестоком и темном мире есть свет. Верил в то, что она может стать свободной и Хейли обязательно будет свободна. Она чувствует себя свободной каждый раз, когда ступает на палубу корабля своего отца.

Сейчас она свободна, а ее трехлетний сын прижимается к ее груди, ведь Хейли держит его на своих руках.

Ветер растрепывает вьющееся локоны и она улыбается смотря на дочь, которая крепко удерживается за канат.

Сейчас Хоуп свободна.

Ей тринадцать и она подросток полный сомнений. Она не знает, кому доверять, закрылась от всего мира злясь на отца и мать, а она ведь помнит тот день, когда ее мать желала убить себя и еще не рожденного ребенка, тем самым впустила в их дом пустоту. Впустила пустоту, когда открыла настежь окно.

Холодный, леденящий душу ветер и пустоту. Тогда Хоуп чувствовала тревогу, которая завладела ее с головы до ног. Она дрожала от страха. Ее мать спасли и непоправимого не произошло. Тогда Хоуп впервые испугалась, ее руки дрожали. Она боялась, что настанет тот день, когда Хоуп Майклсон потеряет всех и останется в этом мире одна. Хоуп боялась одиночества и от этого ее тело дрожало и покрывалось мурашками. После того дня Хоуп Майклсон изменилась: она мало ела, плохо спала по ночам, много рисовала и порой отказывалась от уроков танцев или каких-либо других уроков, сбегала из дому в госпиталь к тети или же могла забраться на крышу, чтобы наблюдать за звездами. Хейли злилась, но с возрастом ее дочь становилась все больше на своего отца. Устала бороться с выходками Хоуп, но состояние дочери ее волновало. Хоуп могла взорваться, кричать и доказывать матери свою правоту.

Хоуп преподаст матери еще много уроков.

У Хоуп мятежная душа, такая же, как у матери, которую, впрочем, можно было назвать флэппером. Хоуп такая же как и она, даже не подозревает, чего в реальности биться ее мать. Хейли боится, что когда Надя вырастит она будет „богатой“ наследницей, и у нее не просто неё будут деньги или амбиции в будущее. В неё Элайджа вложит всё достояние Майклсонов. И снова Хейли думает, что Надя и ее мать, которая отняла у нее любовь, получает большее, чем Хоуп. Возможно, так оно и есть. Но Хоуп это не волнует. У неё есть весь Новый Орлеан. Она любит этот город, так же сильно, как и отец, которого она ждет. Ждет уже столько лет.

Хоуп бунтарка. Хоуп прежде всего — Майклсон и не подчиняется никаким правилам.

Хоуп флэппер, пусть сейчас это понятие уходит в прошлое, но глядя на дочь сердце Хейли сжимается и старые раны кровоточат.

Флэппер в переносном смысле — молодая, „расправляющую крылья“ девушка либо девочку-подростка, которая ещё не носит высокую причёску, так что собранные в конский хвост волосы „шлёпают“ её по спине.

Флэппер — это юная леди, которая в силу возраста еще не носит длинных платьев и не убирает волосы в высокую причёску», то есть юная девушка-подросток или только-только вышедшая из подросткового возраста.

Ещё шире оно употребляется в годы Первой мировой войны, когда участие женщин в общественной жизни заметно увеличилось из-за массового отбытия мужчин на фронт; вероятно, в этот период и происходит трансформация смысла этого слова, «флэппер» превращается из условной «девочки-подростка» в современную и независимую девушку. Уже в самом начале 1920-х годов слово «флэппер» однозначно ассоциировалось с определенным имиджем и стилем жизни.

Флэпперов можно было увидеть не только ночью на дансингах и вечеринках, но днем — во время морских прогулок под парусов, еще одно крайне модное развлечения « золотой молодёжи». Хейли ведь помнит, как в свои шестнадцать забиралась под парус, сжимала канат, подставляла волосы потоку теплого ветра и чувствовала себя свободной.

Характерный стиль одежды флэпперов повлияла быстро развивающаяся новая французская мода, в особенности Коко Шанель, а также рост популярности джаза и джазовых танцевальных вечеринок. Флэпперский идеал красоты ассоциировался с юностью и энергичностью, в моде были короткие стрижки, худощавое, мальчишеское сложение, юбки до колена. Флэпперы отказались от корсетов и предпочитали платья с прямым силуэтом и заниженной талией. В то же время, среди них была распространена мода на высокие каблуки и яркий макияж в стиле Полер с акцентом на глаза и губы. При флэпперах вошли в моду шляпки-клош и кепки-восьмиклинки.

Девушка-флэппер была противоположностью идеала викторианской женщины — скромной, трудолюбивой и набожной. Флэпперы изображались как мятежные и бесшабашные любительницы развлечений, завсегдатайки джазовых клубов, которые танцуют такие «новомодные» и «малопристойные» танцы, как чарльстон и шимми, без смущения употребляют алкоголь и курят сигареты, занимаются спортом, ездят на велосипедах и водят автомобили и свободно встречаются с мужчинами. У флэпперов был свой сленг, многие слова из которого по сей день остаются в употреблении. Флэппере не боялись жить, любить и чувствовать.

На лице горькая улыбка, ведь прошлого не вернуть, но Хейли словно вернулась в свою юность благодаря своей дочери. Ее дочь, та, кто открывает ее душу, та, кто придает ей силы, благодаря которой она не забывает прошлое и в Хоуп видит свое отражение. Видит отражение в рыжеволосой девочки, волосы который прикрывают шею, да и Хоуп сама не желала носить длинные волосы. Для времяпровождения на корабле требовался более удобный и спортивный наряд: белое-зеленое легкое платье, колготки в том и двухцветные туфли, на маленьком каблуке и завязках.

Хейли видит в дочери себя.

Хейли чувствует себя свободной, ведь рядом с дочерью оживает ее прошлое, юность, все это оживает, когда Кеннер — Маршалл закрывает глаза и представляет себя на месте дочери. Она ведь была такой же живой бунтаркой, которая плевала на все ограничение.

Хоуп придает ей силы и держит ее в этом мире.

Хоуп, как и она любит ветер и находит в ветре вечную и такую желаемую свободу.

С опаской осматривается выйдя из автомобиля, ведь Клаус Майклсон столько ждал, чтобы вернуться и обнять свою дочь. Жизнь преподаст ему много уроков, а пока Керолайн сжимает его руку, как будто говоря, что она здесь рядом с ним и теперь, когда они вернулись, все будет хорошо и Хоуп простит ее, он восстановит связь с дочерью. А ему хочется кричать, звериный, наполненный болью и отчаянием криком, когда ступив на палубу Клаус видит юную худощавую девушке облаченную в бело-зеленое платье.

Он здесь.

Он вернулся.

— Отец…

Хоуп отпускает канат, больше не улыбается, когда спрыгивает на палубу. Ее отец ушел, чтобы вернуться, а на глазах слезы ведь, она вновь может коснуться его лица. Он вернулся, пусть остальные и не верили в это, а мать говорила Хоуп, что Клаус не вернется, ведь Хейли считала, что ломая и руша Майклсоны уходят, прячутся за свои деньги. Хоуп вспоминает ласковые руки и глаза цвета моря отца.

Вспоминает, как в тайне от матери смотрела семейные фотографий, затирая их до царапин, от своих ногтей и плакала закрываясь в своей комнате, ходила к особняку, к которому впрочем не подпускали люди Джоша.

Ей оставалось только надеяться и ждать.

— Хоуп…

И сердце щемит от осознания того, что-то, не один, не забыт и его дочь любит и помнит его. Он не закрыл свою душу для нее, пусть и причинил боль. Ночами всплывают образы, подсвечивая в памяти ворох волос и улыбку дочери — самую счастливую, лучистую и светлую из всех, что он видел.

Он должен был сделать ее самой счастливой, а сделал несчастной и от этого на глазах слезы. Сделал несчастной, когда отпустил пуку и ушел. Он сделал несчастной даже своего ребенка, свою кровь. Может уже сейчас и поздно что-то менять, но он вернулся, обнимает ее и тогда Хоуп поймет, что он здесь, вернулся к ней, то поймет, что ее отец любит ее.

Клаус Майклсон ушел, чтобы вернуться.

Хоуп Майклсон ждала его возвращения.

========== Глава 59. Финал. Часть II. Добро пожаловать, в вечность. ==========

Пириж. 1929 год.

Керолайн Майклсон- Форбс сейчас ненавидит то, что любила раньше.

" Дорогой дневник, сегодня прошло ровно пять лет с момента моей записи…

Я все еще не знаю, кто мы друг другу.

Сегодня Клаус не писал, ведь почтальон не вручил мне письмо, и мне стало больно. За это время, я привыкла к его письмам, к нашим… Неужели грустные письма все, что нам осталось? Разговоры обо всем, в письмах? Письма… В письмах Клаус заботливо спрашивает, как прошел мой день, и как я себя чувствую и вообще, о том, чем я занималась… А сегодня это рухнуло. Боль, которую я не чувствовала это время, опять вернулась. Боль вернулась и мне даже страшно подумать, что могла пролиться его кровь. Кровь мужчины, которого я люблю и верна столько лет. Привыкла спать на краю холодной постели.

Будто в один миг у меня вырвали сердце. Что со мной происходит? Я люблю его. От одной мысли, что с ним что-то случилось, мое сердце сжимается от боли и мне хочется кричать. Кричать на всю квартиру, на весь Париж.

Если его убили, то мертва и я."

Дописав последнюю строку Керолайн закрывает тетрадь, в кожаном переплете, прячет ее в тумбочку стола и смотрит на книжный шкаф. За эти года она перечитала столько романов, драм, ужасов. Она прочитала некоторые книги по нескольку раз. Читала, несмотря на то, что уже знала сюжет. Читала книги с хорошим и трагичным финалом. Читала и не верила, что у них возможен счастливый финал. Сможет ли она простить его?

Не заплачет.

Не закричит.

Керолайн Майклсон когда-нибудь простит его. Простит за все.

Сегодня она не будет сидеть до полуночи, писать ему письмо, в котором поведает обо всем.

Сегодня она возьмет в руки, какой-нибудь французский роман, свернется клубком читая книгу, будет переживать историю жизнь и любви вымышленных персонажей.

Она засыпала и ей всегда снились его глаза так близко, как она их видела в последний раз. Только его взгляд не был обжигал желанием, и она готова была сгореть без остатка, полностью подчинившись ему. Сон был настолько реален, что она чувствовала его горячее дыхание на лице, запах сводил с ума. Настолько яркий сон был для блондинки чем-то новым: раньше она видела лишь размытые картинки и или просто падала во тьму. Но ведь она спала? Она не могла спутать свой сон с реальностью. Это сон, в котором они идут по полю, солнце ослепляет ее и ей хочется бежать, босыми ногами по траве, сколько хватит сил. Красивый сон со счастливым финалом, ведь Керолайн улыбнулась ему и притянула к себе, впиваясь в его губы со всей страстью, которую испытывала к нему. Это был не нежный поцелуй, скорее грубый, неистовый и неудержимый, в котором она хотела раствориться целиком и полностью, показать ему всю ту страсть, которую могла ему давать вечно. Клаус запустил руку в её волосы.

Это всего лишь сон…

Сон со счастливым завершением, как и книжка о любви.

Керолайн ведь проживала свою жизнь пропуская не только абзацы, но и главы. Пропускала те главы жизни, которых должна была быть счастлива.

Книги о любви тоже лгут и в них мало правды.

Ее сон ведь тоже ложь.

Тело била мелкая дрожь, и она вздрогнула, открыла глаза и поняла, что уснула за столом. Уснула и только сейчас понимает, что в квартире она одна: Ирма ушла с дочерью на прогулку и, видимо, охранники увязалась за ними. Уснула днем, что не свойственно ей. Она не могла спать днем, не свойственно ее организму. Она могла спать днем только если ей было очень плохо, теряла сознание. Видимо ее расстроило, что в этот раз не было письма, разволновалась, вот и упала бездну и тьму.

Упала, что и не помнит, сколько прошло времени. Голова кругом, перед глазами все расплывается, не может стоять на ногах, когда встает на ноги.

Словно Керолай тихо похоронили.

Она ведь лично распоряжалась средствами мужа и порой, милосердная Керолайн ущемляла себя, чтобы накормить людей в это страшное время. Время безработицы, трагедий и великой депрессии. Когда вся Европа погрузилась в депрессию, Керолайн не могла сидеть на кухне, в шикарной квартире расположенной в центре Парижа, пить кофе и кушать свежую выпечку, ягоды, пробовать различные виды сыров или блюда местной кухни. Кусок в горло не лез, когда мимо окон квартиры проходили нищие, грязные, в лохмотьях, мать с плачущем ребенком, которая вот-вот рухнет на асфальт, ведь она готова последнее отдать своему ребенку. Керолайн теряла дар речь, и именно тогда она наплевала на свои страхи и вышла на улицу, чтобы раздавать еду нуждающемся. Несколько раз в неделю каждый бедняк и голодный, где найти эту лучезарную блондинку, солнце во всей этой тьме.

Милосердна.

У нее доброе сердце.

Тогда она недоедала сама, отказывала себе в новых нарядах, даже продала несколько украшений, в тайне от охранников и мужа.

Нечего терять.

Настойчивый звонок в дверь, на которой Керолайн предпочла не реагировать, а просто взяла в руки пыльную книгу с книжной полки и желала отправиться на кухню.

— Проклятье! — позволила себе выругаться направляясь к входной двери, чтобы открыть ее и прекратить этот звук, который так раздражает, давит на слух.

Повернула ключ и оттолкнула дверь. Честно, Форбс даже не желал смотреть на стоявшего на пороге мужчину. Керолайн думала, что вернулась Ирма или охранники, ведь за столько лет их никто не потревожил.

— Керолайн, — услышала она именно его голос, который сейчас был с хрипотцой. Керолайн окончательно проснулась и открыла глаза, выронила книгу, а Клаус стоял и держал в руках рисунок и оружие.

Ее собственный пистолет, как понимает Форбс прочитав гравировку, Майклсон вкладывает в дрожащую руку блондинки. Она некрепко сжала его и с недоумением посмотрела на рисунок Клауса: Эльфиева башня и уличное кофе с плетеной мебелью, зонтиками, Триумфальная арка на площади Шарля де Голля. Там, где спокойно и покой.

В ее глазах он видел свет, который Только под утро Кэролайн решила для себя, что будет выражать к нему такую же холодность и пренебрежительность, как и он к ней, так сказать, обратный эффект вчерашней необдуманной выходке.

— Клаус…

Клаусу на секунду улыбнулся, глядя как неумело она держит оружие. Она была так чиста и наивна, что казалась совсем не разбирается в настоящей жизни. Жизни, которая смешана с грязью.

— Если ты не простишь, меня, то застрелили. Выпусти пулю в лоб, — Клаус рассказывал это так, словно в этом не было ничего особенного. Он чувствовал, как ее тело напряглось под его руками.

Форбс сейчас бы рухнула бы на пол. Ноги совсем не слушались ее, а руки сжимали оружие, которое она так и не решалась поднять.

Она верила Клаусу, любила всю свою жизнь и ждала. Зачем он говорит ей такие страшные слова? Зачем желает, чтобы его белоснежная рубашка окрасилась в красный?

Она ведь готова ждать его всегда.

— Ник, что за ужасные вещи ты говоришь? — она хочет, чтобы он сейчас сказал, что все это было неправдой.

— Теперь, любимая, ты можешь принять свое решение, — начинает тот. — Я знаю о твоей благодетели, проданных украшениях, которые, кстати мне с трудом удалось вернуть. В мире нет добра, Керолайн. Ты заботишься о других, но кто позаботится о тебе? Этот мир ужасен и мерзок. Этот мир не делится: на добро и зло. Когда ты запомнишь это? Когда нужно, то даже я проявляю милосердие. Когда, Керолайн ты поймешь… Если я зло, то убей и меня. Ты станешь богатой вдовой и можешь пустить все деньги на благотворительность? Этот мир жесток и если ты желаешь жить в нет, то должна стать жестокой и сильной, чтобы нести на своих плечах, всю тяжесть мира.

Словно обезумел, схватил за плечи и трясет. Слеза скатывается по нежной кожи щеки. Она больше всего на свете хочется сейчас обнять его, поцеловать или закрыться в своей комнате и рыдать.

— Я не могу, — голос похож на крик.

— Сможешь, любовь моя, если считаешь меня злом, — хватка сильнее, обхватил руками оружие и направляет на свою грудь пистолет, зажатый в ее влажных, от волнения, ладонях. — Нужно лишь нажать на курок… Но твоего бы добра не существовало без зла. Ангел и Дьявол. Свет и Тьма. Они не раздельные, как и мы.

Сейчас он желает встряхнуть ее, поднять над землей, чтобы она опомнилась, а в итоге прижимает ее к книжному шкафу, а Керолайн выпускает из своих рук оружие.

Мир и вправду не делится на добро и зло. Опускает руки на его плечи. Что это означает?

Он словно разъярённый зверь, а она птица в клетке, которую может убить или защитить этот дверь и с каждой пройденной минутой ожидание становилось невыносимей. Что она имела в виду? Им ведь гораздо лучше вместе.

Странная необходимость в прикосновениях всегда сопровождала эти отношения, потому что не было ничего притягательнее и восхитительнее, чем его губы скользящие по коже, оставляющие свой будоражащий, огненный след. След, который разжигал огонь внутри их. Огонь, который с поцелуем он передавал и говорил всему миру, что она всецело принадлежит лишь ему — Никлаусу

Майклсону.

Усмехнувшись, блондинка на миг прервала их поцелуй, поспешно сбрасывая с его плеч пиджак, тянясь к пуговицам рубашки, чтобы избавиться и от нее.

Клаус улыбается в своей привычной манере, лишь уголками губ, и та видит появившиеся ямочки на его щеках. Вжимает её своим телом в длинный стеллаж с книгами, и кажется некоторые экземпляры, которые так ценил Элайджа падают на пол. Скользнул ладонями по её бедрам, задирая ткань платья цвета Он слегка прикусил её нижнюю губу, зубами, сорвав тихий, но крайне чувственный стон, а затем обхватил ладонями её запястья, вынуждая её поднять руки над головой и ухватиться пальцами за книжную полку.

Форбс, тяжело дышала, продолжила наблюдать за его действиями. Видела лишь его привычную порочную ухмылку, с которой он встретил её движения, когда та обвила ногами его талию, и он поддержал ее, ощутила как его ладони медленно скользнули по её рукам, едва касаясь и умело распаляя в теле желание, огнём прошедшее по венам. Проведя мягко ладонями по её рукам, он скользнул ими на бедра, ведь сейчас его главная задача — удержать Керолайн, которая покрывает его лицо поцелуями.

— Клаус, — нетерпеливо выдохнула она, изогнувшись к нему навстречу, желая ощутить жар его тела своей кожей, желая ощутить куда более смелые прикосновения и сейчас ей плевать, что их могут достать.

Все же они одинаковые.

Все же они нужны друг другу и Керолайн доказывает свою значимость в ее жизни приникая к его губам в очередном поцелуе, сразу же углубляя его и вынуждая

Клауса в ответ на это довольно простонать.

Она только его и это не ошибка. Он ведь вернулся, стоял на пороге и теперь она его навсегда.

— Теперь я не потеряю тебя, — обхватив ладонями его лицо, прошептала Форбс.

Каждый участок её тела требовал его прикосновений. Кожа горела от возбуждения, а все мысли только о нем, как будто все выключилось и она желала только его.

Воздуха совсем не осталось в лёгких, когда тот срывал с нее платье, ведь Клаус Майклсон не станет возиться с пуговицами, а Керолайн больше не боится.

Если и гореть в Аду, то только с ним.

Сгорать от его прикосновений и поцелуев, которые сжигали её изнутри.

Если любоваться обнаженным телом закатанным в простыни, то только ее.

Идеальной отточенной фигурой, растрепанными белокурыми локонами.

Керолайн Форбс сгорела вместе с ним.

Сгорела в огне страсти и возродилась Керолайн Майклсон. Возродилась королевой достойной короля.

Если и гореть, то только с ним.

Керолайн проснется вспоминая его ласки, по привычке коснется рукой шеи, когда приподнимется на постели.

— Это ты зря, любовь моя, — послышался голос Майклсона и она заметила мужа стоящим за мольбертом, а из одежды на нем только брюки.

— Клаус! Ты что? Рисуешь меня? А как же приличия, Ирма с дочерью и охрана? Какая же я глупая, — закутывается в простынь, встает с постели.

— К черту приличия и о них я позаботился, — опускает испачканную кисточку в стакан с водой. — Мы возвращаемся домой и теперь все будет, как прежде. Мы вернет то, что потеряли.

— Ты уже закончил? Я могу посмотреть? — пристроилась сзади и поцеловала в щеку, сфокусировала свой взгляд на портрете. — Это превосходно…

— Теперь я знаю, что у тебя хороший сон, — произносит Майклсон оборачиваясь к ней, касается ее губами ее губ.

— Тогда, ты должен знать, что я всегда добиваюсь своей цели и хочу, чтобы ты закончил те рисунки, которые присылал мне с письмами, — улыбается, после того, как прерывает поцелуй. — Я хранила их, как и любовь к тебе в моем сердце.

— Я сделаю это для тебя, Керолайн, — шепчет тот, когда их лбы соприкасаются. — Ты спасаешь меня и заставила взглянуть на мир другими глаза. Ты меняешь меня…

— Нет, нас меняет любовь, — вздыхает та, одной рукой касаясь его лица, а другой придерживая простынь. — Теперь мы будем вместе: » Всегда и на вечно.»

— Тогда, добро пожаловать в вечность, Керолайн Майклсон, — отвечает, не выпускает из своих объятий, а наоборот, притягивает к себе, чтобы коснуться таких желаемых губ возлюбленной.

Чикаго. Квартира Элайджи и Кетрин. Осень. 1934 год.

Вечность.

Кетрин Пирс никогда не задумывалась о вечности.

Для нее этот мир не делмлся на плохое и хорошее. Она ведь не хорошая, скольких она убила и скольких бы убила, если не встреча с Элайджей. Он тоже не был хорошим, ведь готов пойти абсолютно на все ради защиты своей семьи, готов даже пожертвовать своей жизней.

Они не плохие, но и не хорошие.

По утрам они сидели на кухне, а вечерами она засыпала в его объятьях.

Ей было странно, когда Майклсог купил пианино и учил Надю играть на этом музыкальном инструменте. Он ведь вложит в эту малышку все достояние Майклсонов и Кетрин знала это, когда приходила и молча наблюдала за ними. Он смотрел на нее тем взглядом, которым мог смотреть на нее только он. Только этот мужчина смотрел на нее и внутри ее становилось горячо. Она смотрела на него так, как будто Элайджа и вправду что-то значил для нее, смотрела и он знал, что она только его, не ранит.Наверное, для них обоих так было легче — разделять тишину в этой квартире, передавать любовь взглядами. Не нужно было лишних слов, когда взгляд говорил гораздо лучше.

Тишину в этой квартире нарушали только звуки фортепьяно. Надя ладила с Элайджей, который заменил ей отца, заполнил ее пустоту и малышка со временем перестала быть замкнутой и напуганной. Потребовались годы, чтобы та заново начала улыбаться, вновь потянулась к людям и завела себе новых друзей, приняла учителей, который нанил для Элайджа. У их дочери должно быть лучшее воспитание и манеры. Элайджа вложит все в Надю, заполнит пустоту в ее пустоте и она точно знает, что больше не будет слез.

У них впереди вечность, чтобы стать счастливыми.

Они ожидают появления первенца, который станет их утешением, счастьем и в этом ребенке, в чертах лица они будут вместе, даже когда они умрут. Кетрин думала, что у малыша будут ее губы и глаза Элайджи. Майклсон же считал, что их ребенок — отражение истории их любви, всего того, что они пережили. Элайджа помнит, что обещал рассказать их ребенку историю о спасении и любви, семье. Элайджа обязательно расскажет, ведь правду должны знать.

Элайджа поведает правду украшенную вымыслом сказки. Сказки, о любви, которую он рассказывал и Нади.

— Элайджа, — Пирс запнулась, коснулась рукой округлившегося живота.

Женщины, чувствуют абсолютно все гораздо больнее мужчин, принимают все к сердцу, переживают и именно так уничтожают себя и свои нервы. Они чувствуют все: любовь, боль, обман, предательства. Сейчас Кетрин чувствует своего ребенка и поэтому ее лицо озаряет улыбка. Она чувствует, как тот шевклиться.

Чувствует и это главное. Главное, что Элайджа научил ее чувствовать и любить.

Еще он научил ее любить читать и сейчас, пройдя в его кабинет, принеся ему утренний кофе, Пирс поправила шерстяную кофту, которая была наброшена поверх платья и взяв в руки книгу, стала около окна, прекрасно видя, что Элайджа берет в руки одну чашку кофе, а другую подвигает на край стола, надеясь, что она выпьет кофе вместе с ним.

Они устали и поэтому наслаждаются тишиной.

Устали от боли.

Сидя за своим рабочим столом Майклсон не упустил возможности подарить ей утренний поцелуй. Он нашел в ней стабильность, а она невозможное — настоящую любовь.

Стоять. Смотреть в окно и искать взглядам прохожих.

Как будто ураган, буря, смели все прошлые годы.

Они нашли друг друга и теперь им нечего бояться, ведь любовь спасет и защитит их.

— Что случилось, моя Катерина? — после некоторой паузы выдавил из себя Майклсон, ведь он боялся за ее жизнь и жизнь ребенка, больше, чем она, ведь Кетрин была готова умереть ради этого.

Майклон каждый день убеждал себя в том, что не потеряет ее, что все у них еще впереди. Он сделает все, чтобы никто не посмел отнять ее у него. Он не позволит даже смерти отнять ее. Лучше умрет он, чем она.

Без нее его мир не мыслим.

Стереть навсегда, вытащить все то, что внутри.

Элайдже ведь и не нужно знать, что она чувствует внутри.

Не знает, что каждую ночь она просыпается, вздрагивает и еще сильнее прижимается к нему думая только об одном. Ее мучают одни и те же мысли: Сколько ей будет еще сниться ее жертвы? Сколько еще жертв будет впереди ради семьи? Сколько еще прольется крови и когда она будет засыпать спокойно?

Каждую ночь, когда она видит своих жертв. Видит, когда засыпает в постели, в объятьях мужа. Эмоциональна, а Элайджа вздрагивает, переживает, когда та просыпаясь среди ночи в холодном поту и ей кажется, что она падает в пропасть, ее убивают или, что еще хуже Кетрин видит в колыбели мертвого младенца.

Он притягивает ее к себе, не выпускает ее из своих объятий. Рядом с ней он обрел покой, как и она. Он стал слишком зависимым от этой нее и их тени едины.

Она уже несколько лет просыпается в холодном поту.Бессонница, замучили грехи прошлого, а ведь он слышал, от Марселя, что нечто подобное происходит и с Ребеккой.

Тогда-то Элайджа и осознал, что покоя подобные монстры и не заслуживают.

Покой — это неописуемая роскошь для того времени. Времени блеска и крови.

Он не позволить ей увянуть и должен быть рядом с тобой.

Поставил чашку на блюдце, встал, подошел к ней, чтобы обнять, но Кетрин сама бросилась в его объятья.

— Что случилось? — нахмурил брови, смотрит на нее.

Обведя острым ноготком контур тонких губ Элайджи, Кетрин поддалась вперед, запечатлев на них нежный поцелуй. Она уже давно перестала анализировать все происходящее, скрывала эмоции от Майклсона, его поддержка много для нее значила, его любовь и забота.

У них общая история.

История любви.

В его глазах Кетрин видит страх, а она не боится и должна успокоить его. Упокоить его, приложив его теплую руку к животу. Он должен услышать это. Услышать то, что чувствовала она. Он должен был знать, что у них все еще есть будущее.

Будущее и продолжение в их ребенке.

Они любят друг друга.

Они причиняют друг другу боль.

Элайджа боится смерти,

Кетрин не боится смерти, потому что знает, что их продолжение будет жить в их детях.

Она научит Элайджу не бояться смерти, потому что они уже нашли любовь, даже если их поздно спасать, они все равно будут бороться друг за друга, жить врагам назло.

Она убедит Элайджу в том, что в вечности они вновь будут вместе.

Они не потеряют друг друга, его рука будет сжимать ее.

Таков закон жизни.

Одни умирают, а другие занимают их места. Возможно, последующее поколение будут лучше их.

Кетрин верит в это. Верит в то, что их дети будут лучше их. Они должны сделать все для этого.

Они должны оставить своим детям наследие.

Наследие достойной их семьи.

Сейчас для них важно наследие, то, что они оставят своим детям. Наследие состоящие из денег и бриллиантов, крови и врагов, любви и покоя.

Настоящей любви достаточно.

Новый Орлеан. 1934 год.

Будучи Майклсон Хоуп не могла не быть смелой. Ей тринадцать и она столько лет не видела своего отца, что имеет права злиться. Не просто злиться, а бить его в грудь, наградить заслуженной пощечиной.

— Это за меня и маму…

Дочь своего отца.

Хоуп сильная, стойкая и может превзойти своего отца, займет его место, когда его не станет.

Ей больно и злоба вырывается наружу. Сегодня она позволила себя плакать и быть сильнее мужчины. Сильнее своего отца. Холодна, как и ее тетя Ребекка. Настойчива, как и ее мать.

Хоуп точно Майклсон, но она чувстительная, поэтому испугалась, оттолкнула его, когда тот попытался ее обнять. Он ведь желал сказать, что для него важна только та и ему важна его улыбка.

Не отпускает руку дочери, притягивает к себе силой, заставляет посмотреть в глаза, пусть Хоуп сперва и сопротивлялась.

Как он жил без нее?

Как она жила без него?

Больно и одиноко.

Невозможно, чтобы нить, связывающая отца и дочь была оборвана. Она знает, что он не сожалеет, но попросит прощения, у дочери, встав перед ней на колени. Он знает, что та попыталась возненавидеть его, но не смогла сделать этого, потому что все еще любит своего отца. Клаус помнит слова своего брата, перед тем, как тот покинул Чикаго. Майклсон видит напуганную до смерти Керолайн, которая прижимает руку к сердцу. Он ловит на себе недовольный взгляд Маршалл, которая прижимается к мужу, а Джексон старается не отпускать от себя Остина. Кеннер усвоил его уроки, многому научился и теперь он не робеет от взгляда сильнейшего, а готов сражаться, перевернуть мир, опрокинуть мир, но достигнуть желаемого.

Хоуп плачет, а значит, все еще чувствует и любит его, помнит. Помнит отца, то, что нужна ему и он любит ее.

Хоуп не может возненавидеть того, кто дал ей жизнь наравне с матерью. Она любит родителей одинаково.

Любит и поэтому прижимается к отцу, позволяет себе рыдать на его груди.

Хоуп Майклсон сильная, но когда рядом с ней отец, то она может позволить себе плакать, быть слабой. Растаять в объятьях отца, знать, что она не одна. Знать, что отец защитит ее и больше никогда не покинет ее. Клаус словно переживает все страдания своей дочери. Переживает все те кошмары, что мучили ее. Чувствует душой. Чувствует все то, что Хоуп не может сказать глядя в ее глаза.

— Я рядом и теперь не покину тебя, — шепчет на ухо, когда Хоуп опускается на колени и обнимает его в ответ. — Знаю, как я виноват перед тобой.

— Сперва я ненавидела тебя, не желала видеть, потом сердце наполнилось пустотой, но в итоге, мне не хватало отца: сильно плеча, опоры, защиты, — сквозь слезы отвечает Хоуп.

— Когда-нибудь ты простишь меня, но со мной всегда был свет твоего лица, я помнил, как впервые взял тебя на руки, — говорит тот, еще крепче прижимая к себе дочь. — Я чувствую, Хоуп. Я писал тебе письма, что-то рисовал, присылал деньги. Я думал о твоей безопасности, но не забывал ни на секунду. Зачем мне мир без тебя?

— Письма? Я не получала никаких писем и знала все, со слов матери, — приподняла брови, когда взглянула на отца.

— Письма прятала я, потому что была готова послать твою семью к черту, — заявляет Хейли. — Я думала, что так будет лучше.

— Ребенок должен знать отца и мать, — вмешивается Керолайн. — Мы вернулись и это и их земля, их дом, их друзья и враги. Это их жизнь!

— Лучше бы они не возвращались, потому что городу спокойнее и лучше там, где нет Майклсонов, — продолжает Маршалл.

— Лучше, но мы вернулись и будем жить в нашем городе, наши дети будут расти здесь! — рявкнул Майклсон. — Хоуп и моя дочь. Я не позволю тебе отнять ее у меня и сейчас!

— Она наша дочь, — Маршалл пытается вырваться вперед, подойти к Клаусу, но муж преграждает ей путь.

— Я не потерплю ссор! Нет! Хватит рушить эту семью! — кричит Хоуп, не поднимая глаз. — Хватит! Вы все разрушили и сейчас желаете, чтобы и от руин не осталось ничего? Нет! Я не позволю! Я зла на вас, но и люблю вас одинаково! Я не могу разделить свое сердце на две половины! Не могу!

— Ты, любовь моя, дочь Клауса Майклсона, и этого никто не изменит. Я твоя защита и никто не навредит тебе больше, больше на твоим милом личике не будет слез. Я даю тебе слова и произношу перед тобой клятву, данную моей семье: » Всегда и навечно. » Я буду защищать и оберегать тебя » Всегда и навечно. Этот город твой, все преклонятся перед тобой, Хоуп.

Если будем держаться вместе, ничто не навредит нам. Всегда и навечно, отец, — пытается улыбнуться, когда Клаус стирает слезы с ее лица. — Защищать друг друга, заботиться о семье и есть наше: » Всегда и навечно » Семья — это наше » Всегда и навечно. »

— Теперь семья, Хоуп, теперь настало наше » Всегда и навечно», — убеждает, легонько касаясь кожи ее лица.

Госпиталь.

Фрея Касл — Майклсон всегда была смелой. Точнее, так считала ее сестра Ребекка Майклсон, которая не побоялась рискнуть всем, ради своего счастья.

Что можно еще сказать о Фреи, которая обрела счастье рядом с Люсьеном?

Она любима, желаема, три года назад она стала матерью, и девочка появилась на свет крепкой и сильной. Тиана заполнила жизнь Фреи смыслом, пусть и была капризна, словно королевская особа. Но Фрея верила, что не нужно торопить время и ее дочери всего лишь три года.

Люсьен Касл стал достойным протеже Никлауса Майксона, рядом с ним Джош, который так и не решился окончательно разорвать свою связь с Майкслонами. К сожалению, у него не всегда выходило решать все мирно, и ему приходилось проливать кровь, пускать пулю в лоб. Без пролития крови невозможно поддерживать порядок в городе и бизнесе. Все же Клаус не прогадал зная, что ради любви к его сестре Люсьен согласиться на все, согласиться на сделку с Дьяволом. Люсьен и согласился отправиться в то место, в котором из него люди Майклсона сделали идеально убийцу не знающего пощады. Теперь, он, как и Клаус пойдет на все, чтобы защитить его семью.

Хелор, тяжело вздыхает, смотря на то, как фрея натягивает на лицо марлевую маску. Блондинка научилась совмещать работу и семью. Ей не составляло труда оставлять дочь с няней, которая заботилась о малышке, когда Майклсон работала.

Она хирург и люди нуждаются в ее помощи. Фрея не может бросить работу, даже когда находилась на восьмом месяце беременности. Их второй ребенок с Люсьеном скора появиться на свет, а Фрея не пострашилась вернуться в госпиталь, чтобы спасти жизнь другого.

Она выбрала жизнь. Жизнь других.

Она не боится, ведь страшнее то, что человек может себе на придумывать и Фрея была убеждена в этом, в отличии от Хелора, который боялся, вздрагивает пытается ее остановить.

— Я сам могу прооперировать, и вам не стоит туда ходить, Миссис Касл. Прошу, остановитесь, хотя бы ради вашего будущего ребенка.

— Нет, ты не сможешь, Хелор и я нужна тебе. Девочка потеряет ногу, а я не могу допустить, чтобы это произошло. К тому же мой напарник будет рядом.

— Вы, Майклсоны, никогда не останавливаетесь?

— Нет. Идем в операционную.

Никогда не сдаваться и сражаться до конца, видимо, в крови Майклонов.

Люсьен встречает жену стоя на пороге госпиталя, держа на руках белокурую малышку. Его жена всегда возвращается к ним, даже, когда выбирает работу.

Возвращается, чтобы обнять им и быть рядом с теми, кому отдала свое сердце.

Лицо малышки, словно, светится, когда она видит мать, которая целует ее в щеку дочь. Тиана трет глазки, сонная, ведь отец только час назад забрал ее из дома няни.

— Как все пошло? Как твое самочувствие? — спрашивает Люсьен, целуя жену в щеку.

— Все обошлось прекрасно, и я спасла ногу девочке, так что, это того стоило, Люсьен, — улыбается, прижимается к мужу, а тот проводит ладонью по ее животу.

— Мы возвращаемся домой и у меня есть хорошие новости, — начинает тот, интригуя свою жену.

— Новость, — ухмыляется, наклоняет голову.

— Твой брат Клаус сегодня вернулся, вместе с женой, он пожелал, сперва, увидеть дочь, а завтра вы встретитесь, — рассказывает тот, сжимая руку жены. — Семья вновь будет едина, моя милая Фрея и все так, как ты желала. Теперь…

— Мама, а кто такой Клаус? — спрашивает Тиана, хлопая длинными ресничками.

— Твой дядя Клаус и помнишь, что мамочка говорила тебе о семье? Помнишь, что я обещала, что семья вновь будет едина? — ее пальцы скользят по щеке дочери.

— Мы защищает друг друга: » Всегда и навечно», — улыбнулась, малышка закрывая глаза.

— Верно, моя радость, а сейчас засыпай, сегодня я сама уложу тебя спать, — обещает дочери и еще крепче прижимается к мужу, касается губами теплого лба дочери и тихо-тихо шепчет на ухо мужу. — Теперь настала наша вечность.

Сердце затрепетало от слов жены, обнял за талию, пока они направляются в автомобилю. Он не исчезает, а Фрея будет рядом, всегда будет возвращаться к нему, последнее слово остаётся за ней, потому что она должна была сказать о семье и вечности. Так считала Фрея за мгновение до того, как смогла сделать настоящий вдох и по щеке, где еще чувствовалось прикосновение пальцев

Люсьена, покатилась слеза. Она ненавидела плакать, но это было облегчение… Или Люсьен сдержал свое счастье и она плачет от счастья? Слезы радости оказались возможными.

Теперь у них есть все, что нужно.

Миссури.

Можно ли сделать так, чтобы был счастлив и друг и враг?

Ему двадцать три и Дееннис не желает вспоминать, почему их пришлось покинуть Чикаго. Тайра предпочитала молчать, в особенности после рождения сына — Перри.

Он же предпочитал идти вперед, чтобы достигнуть своей заветной целии.

Сперва, Тайра боялась потерять прошлое, но когда она смотрела на солнце, держала на руках своего сына, то понимала, что жизнь продолжается и нужно жить ради ее ребенка. Ее брат, мать, ребенок нуждаются в ней. Мир не такой уж и плохой, и возможно, в этом мирре есть еще человек, который заставит ее поверить в ответную любовь, примет ее и ее мечты сбудутся. Она верит в это, верит в то, что наступит рассвет, и она увидит свет.

Идти вперед до конца, чтобы получить желаемое. Деннис сделает все, чтобы стать доктором, быть полезным для общества, воплотить в жизнь свою давнюю мечту. Он всю свою жизнь считал, что это его предназначение. Он хочет понять, чего в нем такого особенного, если он без особого труда выходит запоминать термины, его руки не дрожали, когда он сжимал скальпель.

Принять свою судьбу.

Его судьба стала исполняться, когда тот, с помощью Тристана Де Мартеля поступает в Сент-Луисский университет.

Видит худшее момент из жизни людей, то как они умирают.

Вмешательства Тристана было необходимо, но без упорства и желания помогать людям у Денниса бы не вышло воплотить в жизнь свою мечту. Триста восхищен ним, когда получает письмо из Миссури. Деннис благодарит его за поддержку и помощь.

Это Тристан Де Мартель запомнит на долго.

Помощь, которую оказал Тистан, бесценна и Деннис до конца своих дней будет благодарен ему.

Деннис верит в то, что не одинок и нужен.

— Ты вновь получил письмо от Тристана Де Мартеля, брат? — морщится Тайра, а тот вздрагивает, сжимает в руках конверт.

— Мы много говорим в последнее время, о Чикаго, и думаю, мы оба не хотим вспоминать. Мы вообще разговариваем редко, сестра, из-за моей занятости, но это правда, что я общаюсь с Тристаном и благодарен ему за финансовую поддержку, он на самом деле, интересный человек и не желает нам зла, — говорит быстро, прячет письмо в свой кожаный портфель.

Деннис действительно верит, что больше не будет слез и у них впереди светлое будущее.

Улыбка Тайры стекленеет, когда младший брат обнимает ее на прощание и покидает дом. Тайра все еще страдает по Немо, да так сильно, что не вылезает из постели первые месяцы, как они переезжают сюда. Но нужно жить ради будущего. Брат утешается ее, видимо терять уже нечего и она явно к такому удару судьбы была не готова.

— Слышишь, сестренка, все будет хорошо. Нужно жить и радоваться. Жить вопреки всему Жить ради семьи и ребенка. Жить. Просто жить.

Деннису не все равно на его сестру и он просто хочет знать, что все у них все будет хорошо.

Просто хочет знать, что тьма и мрак, боль, слезы, кровь остались в Чикаго и впереди у них светлое будущее.

Нью-Йорк. 1934 год.

Выбор.

Когда она впервые встречает Ребекку Майклсон, то замечает лишь стерву, губы которой окрашивала алая помада. Она помнит, как та, грубо схватила за руку и смотрела в ее глаза. Ребекка не постыдилась.

Вероника в ужасе, в ярости. Мало того, что она высказывает все мужу, но Стефан говорит, что у нее стресс из-за беременности, что она полюбит Ребекку, которая пусть и своенравна, но добра и предана.

Не отпускает.

Чувства того, что он все еще ценит Ребекку и никогда не посмотрит на нее так, как смотрит на бывшую жену.

Ребекка стерва, она приходит в их новую квартиру, ведь Жерар приходит и смеется сидя на кухне рядом с Лилит Сальваторе. Даже после всего она смогла расположить к себе Лили и у них много общего. Вероника же не смогла добиться расположения свекрови.

Ее новый дом оказался для нее Адом и спустя год жизни Вероника Сальваторе желает уйти. Уйти, потому что она предана Стефану, любит его, всегда рядом, переживает о его душевном состоянии.

А он предал ее.

Вероника привязана к Стефану, не похожа на Ребекку. А ведь Ребекка любит всё, что Вероника ненавидит. Стефан замечает это.

Сколько разрушено жизней?

Разрушена жизнь Стефана и Вероники.

Ребекка разрушила все.

Вероника собирается уходить еще, не зная, что рушит еще одну жизнь.

— Она не опасна, Ребекка своенравна, но добрая и я не могу запретить матери общаться с ней, мы прожили столько лет вместе и я не могу оборвать эту связь, Вероника, прошу, пойти меня, — проговаривает он.

— Возможно, между нами и все не так плохо, Но я ухожу, прости меня за это, но я уже собрала свои вещи и буду жить у сестры, — выплевывает она закрывая за собой дверь.

Ей кажется, что стерва Ребекка разрушила их жизни и теперь она, Вероника разбита и предана.

Она ушла и хотела бы все так оставить. Хотела, чтобы Стефан простил ее и он забрал с собой и Ребекку, и все размолвки.

Кто такая Ребекка Жерар-Майклсон? Вероники смешно, потому что уже простилась со свой любовью из-за стервы.

Что она наделала?

Вероника улыбается, прикусывая губу, закатывает глаза, словно не здесь, когда понимает, что она на третьем месяце беременности. В последние недели трех месяцев беременности возможны редкие приступы тошноты, которые заканчиваются рвотой. Эмоциональное состояние нестабильное, от слез вы переходит к смеху, любая обида кажется катастрофой, Веронику может раздражать определенный цвет, запах и даже человек, ведь как объяснить то, что она меняет шторы в своей комнате, которые выбирала сама. В три месяца беременности повышается утомляемость, постоянно клонит в сон.

Вероника ушла от Стефана и ей было грустно, а сейчас она вынуждена вернуться к мужу. Вернуться, ведь как она сможет жить в этом мире, с ребенком на руках и без защиты мужа? Она пару раз сжимает кулаки и переводит взгляд с пыльного окна на стены. Нужно вытереть пыль, но не сегодня. Сегодня она возвращается к мужу и рассказывает ему обо всем. Это не случайно и видимо судьба так распорядилась.

Кажется, еще немного и она развалится, упадет на пол, прямо в кабинете Стефана.

Когда она говорит о своей беременности, то у Сальваторе ком застревает в горле, пустота в глазах заполняется. Теперь его жизнь заполнится смыслом.

— У нас будет ребенок! — Стефан тепло улыбается, сжимая руку ее сильнее и слышит, как бьется ее сердце, когда тот целует ее в губы.

И это называется любовью?

Он успокаивает жену, говорит, что никогда не отпустит. Она улыбается, замечая, что он стал более мягок и не защищает Ребекку. Даже просит ее не тревожить их, ведь ему важнее ребенок и прощение жены.

Он, почему-то не считал, что Тина может быть женственной. Но чуть взлохмаченные волосы и оголенные плечи дают Ньюту знать, что перед ним не карьеристка, а обычная девушка, которая не настолько сильно отличается от сестры.

Ее обдает ветром, когда они с мужем прогуливаются по ночному Нью-Йорку, и кажется, новость о ее беременности расположила Лилит к ней.

Теперь она улыбается, а на сердце легко становится. Он заправляет за ухо прядь и смотрит глаза. Любуется ее и возможно в тот самым момент, она поверила в то, что добьется взаимной любви от этому мужчины.

Стерва всегда добивается своей цели, но Вероника не такая. Она видит свет и верит в добро. Ее словно магнитом, притягивается к нему обратно.

А ей, кажется, все еще больно, когда она вспоминает прошлое.

Может им легче не вспоминать прошлое, ведь только так они могут жить дальше.

Но прошлое возвращается даже после рождения сына и смерти Лили Сальваторе.

Прошлое возвращается в лице Ребекки, которая приходит в их дом и даже становится крестной Стюарда.

Прошлое возвращается, но Вероника научилась терпеть. Она стала терпеливее, потому что любит Стефана.

Вот и сейчас прошлое возвращается, когда Ребекка приходит в их дом, вместе с сыном, улыбается, целует Стефана в щеку, оставляя след красной помады.

Ребекка просто выполняет последнюю просьбу Лилит и поэтому не оставляет

Стефана, поддерживает его.

Ребекка всегда возвращается.

Сейчас она вернулась, привезла сладости для сына Стефана и Вероники, подарок для новорожденной. Ребекка искренне улыбается, когда заглядывает в колыбель и наблюдает за спящей малышкой.

— Она просто Ангел, такая сладкая. Как вы решили ее назвать? — спрашивает у вошедшей в комнату Вероники Майклсон.

— Наши дети играют в гостиной, за ними присматривает служанка, а мы пока можем выпить кофе, — предлагает та.

— Не злись на меня, хотя, считают ужасной стервой, и это так, но Вероника, я не желаю зла и всего лишь выполняю последнюю просьбу матери Стефана, — неуверенно начинает Ребекка. — Между нами было много разногласий и ссор, до того момента, когда я бросила все ради Марселя. Я отказалась от всего ради любви.

— Ты бросила все? Отказалась от денег и власти? — женщина даже вздрагивает, слыша слова Ребекки.

— Я отказалась от всего ради любви, и знаю, что ты любишь Стефана, у вас семья, вы столько пережили, и я верю в то, что вы можете быть счастливы, — подходит к ней, заключает ее в свои объятья. — Сейчас я не желаю, что поступила так, ведь невозможно иметь все. Не жалей, что вернулась. я уверенна, что ты сделаешь Стефана счастливым, а он сделает счастливой тебя.

— Мы решили назвать дочь Рейнард, — обнимает ее в ответ, поддалась, и словно только сейчас Ребекка не видит в ее глазах затухающей огонь ненависти.

Сейчас она вспоминает слова Бетты, ее старшей сестры, которая говорила, что счастлива со Стефаном, ее сестра может быть только тогда, когда они уедут в другой город. Но бизнес и могила матери держат ее мужа в самом большом промышленном центре. В конце концов, у человека не может быть все.

Вот и Вероника Сальваторе имеет деньги, влиятельного мужа, но у нет счастья и любви.

1984 год. Чикаго.

Что-то длиться вечность.

Что-то имеет привкус вечность.

Что-то заканчивается.

Человеческая жизнь быстротечна, к сожалению обрывается.

Человеческой жизни всегда приходит конец.

Человеческая жизнь заканчивается. Жизнь может оборваться в любой момент. Некоторые умирают в младенчестве, молодыми и возможно, повезет тем, кто состарится и увидит своих внуков.

В любовь случае жизнь всегда завершается.

В любой человеческой жизни ставится точка и точка эта называется смертью.

Каждый рано или поздно встречается со смертью.

Смерть завершение любой жизнь.

Смерть ставит точку.

Пришло время поставить точку и в этой истории.

Любовь была путем этой истории, и теперь пришло время поставить точку.

Прошло время вечности.

И пожилая, худощавая, русоволосая женщина даже не помнит, как выскочила с машины и побрела в сторону склепа. Склепа с надписью » Майклсоны. Всегда и навечно.» Склеп, который выделяется среди однообразных, серых, надгробных плит.

Зачем она вернулась?

Черное пальто распахнуто настежь, из-под него виднеется простое, трикотажное черное платье, руки облачены в черные кожаные перчатки, теряет ощущение земли, под ногами проходя ряды одинаковых могил.

Пожелтевшая трава под ногами.

Готова провалиться сквозь землю. Набирает в лёгкие воздух, несколькими глотками, наспех, продолжая идти и отталкивая от себя железную дверь ведущую в склеп.

Каменная плита, на которую она несколько минут назад положила живую, алую розу.

Отводит взгляд, смотря на две соседние каменные плиты. Ее излишне бледное лицо никто здесь не увидит. Не увидят, как та подавляется кислородом, будто отравленным.

Рядом с нашей семьей все умирают. Это и есть великое и вечное: » Всегда и навечно», так ведь? Бесполезные кости, что хранятся здесь, — сказала она сама себе.

Зачем она вернулась?

========== Глава 60. Эпилог. Майклсоны. Наследие. ==========

Мне грустно прощаться с полюбившейся мне работой, но на этом точка. ПОМНИ Я ВАС ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ И ЦЕНЮ, ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!!!

Сейчас, жду вашу критику, как никогда прежде!

Всю мою жизнь я иду ко дну,

Всю мою жизнь я искал любовь,

Чтобы любить одну.

Они сказали – нас поздно спасать и поздно лечить.

Плевать, ведь наши дети будут лучше, чем мы.

Лучше, чем мы… Лучше, чем мы…

Когда меня не станет - я буду петь голосами

Моих детей и голосами их детей.

Нас просто меняют местами,

Таков закон сансары, круговорот людей.

Баста - Сансара.

Чикаго. 1984 год.

Зачем она вернулась?

На кладбище холодно и сыро. Ветер растрепал ее волосы.

В семейном склепе три могилы.

Три.

В этом склепе покоится ее семья и надежда.

В этом склепе места хватит на всю их семью.

Она не верила, что положила цветы на плиту , что бросала гость земли, прощалась.

Она помнит гроб и прощание.

Боль от утраты матери заноза в ее сердце, словно ядовитый шип розы, который застрял в ее сердце. Она потеряла свою мать семь лет назад. Эту боль все же унесли года, но эту боль ничто не вырвет из ее груди, ей не станет легче. Боль не утихнет, а будет медленно отравлять ее и ломать. Ломать изнутри.

Все смешалось.

Смешалось с землей и кровью.

На глазах слезы.

Ее отец, Элайджа говорил, что любить Майклсона смертный приговор, но раньше Надя Петрова-Майклсон не предавала значения этим словам отца. За столько лет он стал ее словно родным, смог заполнить пустоту, ни в чем не отказывал и относился, как к родной дочери. Элайджа вложил в Надю все лучшее, и теперь она с достоинством может носить фамилию Майклсон, гордо приподняв подбородок.

Надя с одной стороны является частью этой семьи, а с другой стороны она чужая, но даже после замужества она отказалась менять фамилию, что посчитали за слишком эксцентричную и дерзкую выходку. Надя – Майклсон, а значит, до конца своих дней будет носить эту фамилию и с этим придется смириться ее мужу – Тоби.

Эту фамилию будут носить и ее потомки, ведь так она пожелала.

Смирился, привык, что его жена чтит свою семью и того человека, который вырастил ее, вложил самое лучшее.

Смирился, привык, что его жена была слишком привязана к матери, доверяла все только ей, просила совета и сжимала ее руку до последнего вздоха Кетрин, когда та умирала. Кетрин должна была умирать долгой и мучительной смертью, но она выбрала легкую и быструю и об этом выборе Надя тоже знала.

У матери и дочери не было секретов.

Она была не готова потерять.

Так почему именно сейчас ее приемный отец, Элайджа посмел отойти? Позволил себе уйти из её жизни и оставить ее так неожиданно и быстротечно, что Нади казалось, что все это сон и не было ни похорон, ни прощание, ни гроба, ни новой могилы в семейном склепе.

Светлое будущее, которое так желал ее отец, похоже никогда не наступит.

Никогда.

Он ушел в вечность, а там говорят покой, свет, тепло и там те, кого мы любим и желаем воссоединиться.

Там хорошо.

Но проблема в том, что Надя не верит в покой и на ее глазах слезы. Слезы высыхают, и кажется, что в ней их больше не осталось, все выплакала, еще вчера, сидя у гроба отца. Дождь решил восполнить этот дисбаланс и словно рыдал вместе с ней.

К утру все стихло.

Хоронить, закапывать, могильный камень.

И эта чертова карма хоронить тех, кто дорог.

Пока цветы не завянут.

"У всех должен быть отец, а я и тебя потеряла. Потеряла именно сейчас, " — словно заученная фраза, которую она повторяет опускаясь на колени перед могилами.

Ей кажется, что призрак Элайджи, ее матери и сестры здесь, напоследок касается ее плеча. Сейчас она чувствует его присутствие, которое заставляет вновь дышать.

Боль пронзает все ее тело : все ее внутренности, мускулы, нервы.

Надя знает, что это ладонь младшего брата касается ее спины. Знала, что именно Эдриан бросился за ней вслед, а не ее муж. Знала, потому что слышала стук двери автомобиля и шаги. Ее ведь брат знал, что она послушает него нежели Тоби, потому что это их общая боль. Боль на двоих.

И он не говорит «Я с тобой, сестра», « Мы одна семья и справимся с этим», «Всегда и навечно» Нет, ему не нужно говорить, потому что Надя это и так знает. Женщина на границе жизни и смерти сейчас.

У них никого не осталось.

Он рядом. Хватайся за последнюю нить спасения, больше ведь никто с грани пропасти не вытянет его сестру.

И как оказалось, что быть Майклсон не так уж с сложно. Нужно усвоить всего пару правил : любить до потери пульса, убивай за семью, умей прощаться хоронить, проливать слезы и класть цветы на могильный камень. И последнее ей хуже всего давалось.

Сперва, она потеряла среднюю сестру Мери, которая умерла во время той страшной войны. Мери ведь было всего девять.

Затем умерла мать. Умерла, прожив свою жизнь и это было ее решение умереть. Умереть на своих правах.

Были смерти знакомых, тех, кого Надя знала, уважала и ценила.

Сейчас умер и отец. Последний, кто остался жив из семьи.

Сейчас и он покинул ее.

Зачем она вернулась, шла среди могил, заставляя каблуки в грязь втыкать, втаптываясь вместе с ней, ведь она готова провалиться сквозь землю.

— Я знаю, что ты любила отца, сестра… Всю нашу семью… Я знаю…

Они прошли очень тяжелый путь.

Вместо тысячи "жаль", вместо сожалений и долгих речей.

Главное, что он рядом.

И Надя знает, что должна ответить , а глотка пересохла, сжала в себе слова, когда та встает с коленей, смотрит в глаза брату.

Надя слишком на отца похожа.

Такая же сильная.

— Ты ни черта не знаешь, Эдриан…

Ему казалось, что он знает всю историю семьи, но он не знал правды. Настоящей правды и видел счастья, после окончания войны, видел и тяжелые дни.

Не знает правду.

Они переживали все тяжелые времена, вместе, как семья.

Они всегда придерживались клятвы : «Всегда и навечно» .

Сейчас вечности пришел конец.

Ничто не длиться вечно.

Цветы завянут.

Смотрит в глаза брата, одернула ткань черного платья.

— «Всегда и навечно», ты думаешь, что были счастливы, брат? Нет, ты не знаешь всей правды! Правда в том, что наша сестра не просто умерла от болезни, а ее заразили, чтобы отомстить нашей семье, даже тот доктор Мохаммед не смог спасти ее. Она умерла, и я помню, как было больно нашей матери, как она обезумела, а я плакала вместе с ней, пыталась обнять, я все осознавала. Отец поддерживал ее, но мать с помощью Авроры нашла виновных и отомстила, не просто заставила страдать, а пролила кровь. Эта боль всегда преследовала нашу мать, и даже мщение не принесло ей покой. Она обезумила от горя, когда умела Мери, но отец был рядом, всегда держал ее руку, разделял эту боль и новость о ее беременности, кажется, вернула свет в наш дом. Ты родился и в наш дом вернулся покой. Боль утихла, но навсегда осталась в сердце матери. Помнишь, день, когда умерла наша мать?

— Я помню, как ты рыдала на груди умершей матери, сжимал ее руку, как мы с твоим мужем оттаскивали тебя, как плакал отец и пытался говорить с тобой, но ты рыдала без остановки и говорила, что не так все должно завершиться.

— Мать всегда доверяла мне и ее последнюю тайну я должна была унести с собой в могилу, засыпать землей, но я скажу. Она узнала, что жить ей осталось недолго. Болезнь уничтожала ее и она приняла решение выпить яд, который когда-то для нее приготовила Ребекка. Этот яд всегда был рядом с ней, с того самого дня, когда наша семья могла пасть. Она готова была выпить яд, если бы отец умер в тот день. Как такое можно забыть?

— Наша мать покончила с собой?

— Яд разорвал ее сердце за две минуты. Она выпила его на моих глазах, чтобы отец не видел ее муки. Она сказала : « Лучше, я умру от свой руки, чем Элайджа увидит мои муки. Зачем мне жить, если его нет рядом? Он умрет в покое, думая, что и я обрела покой.» После похорон отец не ел несколько дней, плакал, не хотел жить без нее и сказал : « Одной рукой дающая яд, а другой - избавление от него.» Она сама причинила ему эту боль, чтобы тот не познал еще большей боли и не видел, как она умирает на его руках. Они любили друг друга до конца, а я не верила, что подобная любовь не ложь, вымысел, а реальность. Я помню, как отец смотрел на нашу мать, что-то шептал на ухо и знаешь, они никому не говорили, как называли друг друга.

— Моя Катерина и Милорд, я как-то слышал, а теперь идем, сестра. У нас ведь есть дети, ради которых мы должны жить. Страшно, когда родители хоронят детей, а не наоборот. Время не щадит никого, оно забирает в могилу, тех кто нам дорог. Мы просто не были готовы, сестра, к тому, что отец покинет нас, так скоропостижно. Такой закон жизни и времени.

— А я даже не обратила внимания, когда он рассказывал, что ему снилась мать и сказала, что скоро заберет его к себе и они будут вместе. Возможно, он чувствовал, что умрет?

— В любом случае они обрели покой…

— Знаешь, в отличие от тебя, я не верю, что существует покой, но если это так, то пусть их теперь никто не потревожит. Пусть они уйдут в вечность вместе, обретут покой, и будут живы, пока о них будут помнить, пока цветы не увянут.

Притягивает к себе сестру, крепко обнимает, придерживает за плечи, выводя ее из склепа, закрывает железную решетку. Теперь их никто не потревожит.

Не потревожит их покой, пока они не уйдут, не ступят в вечность, чтобы вновь встретиться с теми, кто им дорого.

Пока еще они не готовы отпустить.

Пока им еще нужно жить и бороться за свою семью.

Пока им еще нужно выполнять данную когда-то клятву : «Всегда и навечно.»

Пока цветы, лежащие уже на могилах, более семи часов слегка подвяли, но еще не увяли.

Пока не увяли цветы, которые Элайджа дарил своей возлюбленной Катерине.

Пока, те цветы еще не увяли.

Те цветы так и не увянут.

Новый Орлеан. Наши дни.

Возможно ли повернуть время вспять?

Плохая девочка – это всегда проблема.

Живи быстро, умри молодой – так ведь говорят о плохих девочках.

Ночь окутала в объятья Новый Орлеан, а молодая, кареглазая девушка танцует, на столике, в объятьях парней, стягивает с одного из них рубашку. Ей плевать на приличия, ведь для такой, как она, не существует никаких запретов и ограничений. Для нее открыты все ночные бары и клубы Нового Орлеана. Она поистине обожала этот город и ночную жизнь.

Деньги, бриллианты, недвижимость, бизнес.

Бледная, худощавая брюнетка, волосы спускаются ниже плеч, короткое платье кричащий макияж, дорогие украшение, точнее : длинные серьги, несколько колец и массивный браслет на правой руке, шею украшает серебреный кулон, с лазуритом, короткое платье украшенное бисером и камнями, туфли на высокой и тонкой шпильке от Louboutin.

Она разочарована в жизни.

Катель Майклсон – прямой потом Катерины Петровой и ее кровная линия продолжалась Надей Петровой . Но, что она унаследовала?

Наркотики, выпивка в барах, танцы до утра в объятьях симпатичных парней. Она думала, что это единственная известная ей жизнь.

Катель Майклсон имеет все, что пожелает, и ее невозможно остепенить. Можно только любоваться.

Катель Майклсон - сучка, с деньгами и властью.

Смелая, решительная, властная.

Разбита и преданна,только никому об этом не нужно знать.

Все, как в тумане.

Плохие девочки сами создают себя.

Создают себя и проблемы.

Сегодня в офисе компании Майклсонов душно и кажется, что невозможно будет вздохнуть.

Элиас Майклсон – кареглазый брюнет, прямой потомок Катерины и Элайджи Майклсонов, облаченный в костюм пошитый специально на заказ стоимостью не менее девяти тысяч долларов, конечно без учета стоимости запонок и часов, на его левой руке, смотрит на телефон, стоявший в кабинете его кузена и по совместительству партнера – Никлауса Майклсона.

Бороться до конца и не отступать.

Элиас Майклсон всегда мечтал, чтобы семья была едина, или хотя бы, чтобы каждый удачно устроил свою судьбу, выбрал истинный путь, но, увы, это лишь оставалось его мечтами. Мечтами далекими от реальности.

Элиас забрасывает нога за ногу, удобно расположился в красном кожаном кресле, с черными деревянными ручками и резной спинкой, которое, скорее похоже на трон. Трон достойный короля.

Сколько попыток он уже предпринял, чтобы объединить семью, усадить всех за одним столом, восстановить связь.

Катель слишком эгоистична, упряма, не управляема, никого не впускает в свой мир, предпочитает вечеринки и всегда побеждает, никогда не сдастся без борьбы.

Один из его кузенов – Никлаус Майклсон, чье имя говорит само за себя, является потомком Никлауса Майклсона и Керолайн Форбс, которая, в тысяча девятьсот тридцать шестом году родила такого долгожданного наследника для Майклсонов, а затем, спустя два года и еще одного прекрасного мальчика.

Кузина Ревекка Жерар- Майклсон – потомок Ребекки Майклсон и Марселя Жерара. Эффектная мулатка, которая по праву может считаться королевой. Королевой, которой не стоило удерживать насильно, ведь тогда она сбежит. Упрямая, своенравна, но добра. Королеве лучше не переходить дорогу. Ее боялись, но уважали, она была готова пойти на все ради того, чтобы встретить того, кого будет любить всю свою жизнь, возможно, она такая же, как и ее предок Ребекка.

Еще есть старший кузен и младшей – Вилдон и Мерт Майклсоны, потомки Финна и Коула Майклсонов. Когда во время войны погиб Финн, то Коулу возложил на себя обязанности главы семьи. Он не покинул Сейдж, которая в один момент стала вдовой, поддерживал племянников. Если бы все было бы просто, то Кол бы покинул Техас вместе с женой и сыном. Но как он мог предать семью? Он остался и выжил в той ужасной войне, как и Марсель, который всему : угрозам и истерикам Ребекки ушел на фронт. Марсель обещал ей вернуться, потому что он всегда возвращается к ней. Он и вернулся к своей жене и единственному сыну. Выплыл из моря тьмы, чтобы вернуться к спасительной лодки, под именем – Ребекка Майклсон.

Вилдон предпочел карьеру финансового консультанта, то Мерт перебрался в Нью-Йорк, где тусовался с Ревеккой, которая, одновременно и приглядывала за ним. Хватает их семье Катель, так что пусть Мерт напивается в баре вместе с ней. Младшие держаться вместе и у них много общего.

Есть еще прекрасная и утонченная Салина Касл-Майклсон, которая при всех обстоятельствах сохранила фамилию, ведь между потомками была особая договорённость, не сменять фамилию и держаться вместе : « Всегда и навсегда. » Есть и ее младший брат Джандо Касл, который предпочел жить в тихом итальянском городке. Там ему было хорошо, да и никто из семье не стал возражать, чтобы юноша устраивал свою личную жизнь и карьеру. Да, к тому же там есть Сальваторе, которые поддержат, если это будет нужно.

Есть еще потомки Хоуп Майклсон – Лео, который являясь пусть и кровным потомком, но имел меньше прав, нежели Никлаус, но, возможно многие и не знают, что дело было в характере Клауса, который не уступит выгоды, не даст никому последней возможности, не знает пощады, одинокий, импульсивный, темный, манипулирующий, мстительный, несгибаемый, раздраженный. Никто не знает, обиды и переживания, которых хранятся в его сердце Лео, он ведь не решал, что родился в этой семьи.

Кровные потомки Хейли и Джексона Кеннеров – Лия – симпатичная девушка унаследовавшая хищную красоту Мисс Маршалл, которой пророчат карьеру терапевта в Чикаго. Рон Кеннер, который предпочел продолжить семейный бизнес восстановил не только лесопилку, но и взяв под свой контроль болотистую местность Нового Орлеана .

Майклсонов невозможно стереть с лица земли.

Эту семью невозможно уничтожить.

Плохая девочка – это всегда проблема.

Катель всегда была одной, большой, чертовой проблемой этой семьи и сейчас, ожидая прихода Никлауса или, когда охранники силой притащат к нему его сестру и не ошибается, когда дверь кабинета открывает один из охранников.

— Мистер Майклсон, - обращается мужчина к своему работодателю.

— Боже, что она еще натворила. Я не могу представить, что будет еще страшнее, - вздыхает Элиас, поправляя галстук. — Моя сестра ведет себя, как шлюха. Хватит ее последнего позора. Напомните мне, сколько людей сейчас читает таблоиды? Шесть миллионов? Семь? Может десять? Сколько людей видели ее « штучки» на обложках журналов, и это не Playboy!

— Но, ее « штучки » стоит увидеть, - тихо произносит охранник, опуская голову.

— Ладно, я этого не слышал, иначе, мне придется принимать меры, и тогда, ты лично расскажешь мне, тепло ли в Аду, в это время, - сдержано произносит Майклсон.

— Сальваторе здесь и машина Норвудов и Де Мертеляй уже на парковке, - говорит мужчина.

— Сальваторе? Они же сказали, что не приедут? – нахмурил брови мужчина, явно удивлен услышанными новостями.

— Они прилетели на частном самолете вместе с Джандо, - продолжает тот.

— Любят Каслы демонстрировать власть и свое богатства, которое получили благодаря нашей семьи, - складывает руки в молитвенном жесте. — А где Ник?

— Никлаус просил передать, что задержится и у него возникло одно неотложное дело, - поясняет тот.

— Мог бы просто сказать, что так называемый король решил пройтись и осмотреть свои владения, привлечь какую-нибудь симпатичную женщину в его постель, все как всегда, - смотрит на охранника, который положительно кивает и видимо, все так и есть.

Дорогие лаковые туфли, зауженные джинсовые черные брюки, легкий джемпер, а на шее серебряный кулон с лицом волка. Трёхдневная щетина, взъерошенные ветром русые волосы.

Идет по французскому кварталу гордо подняв подбородок, цепляя плечом случайный прохожих, ведь ему все можно.

Королю Нового Орлеана позволено все.

Его боялись и ненавидели абсолютно все в этом городе.

Его боялись и именно поэтому Майклсон не боялся ходить по улицам без личной охраны. Все знали : Пойдешь против одного и тебя настигнут все остальные.

Каждый из нас мечтает о чем-то простом. Иметь семью, счастье, здоровых близких и родных. Об этом скорее, мечтала Ревекка или Элиас, которого Клаус считал помешенным на семейных ценностях и костюмах, словно английский аристократ, но сейчас же двадцать первый век. Кто предпочитает в век цифровых технологий костюмы, как повседневную одежду? Вот Клаус и не понимал кузена, хотя тот с радостью преподавал ему уроки и нравоучал. Всегда сражался за семью, решал проблемы бизнеса мирным путем, переговорами, хотя Ник предпочитал войну и насилие – более действенный способ. Все просто, ведь, когда все разъезжались, то Клаус тихо плавится в своем одиночестве, растрачивая деньги, сидел в своем пентхаусе. Убивал людей с целью, а иногда и без цели. Все равно его никто не остановит.

Но он боялся своего собственного счастья - маленькому по меркам вселенной, но не менее значимому, тогда то, для Никлауса и наступит самое страшное. Счастье нужно держать. Цепляться, что есть силы. Воевать за него. Убивать. Убивать монстра внутри себя.

Иногда, Элиас чувствовал вину, что не может заставить Никлауса поверить в любовь. Клаус твердил, что любовь – это величайшая слабость, а его злоба – инстинкт самосгорание. Этого вполне достаточно.

У него есть все то, что не было у других. У него есть все то, о чем мечтают другие с самого рождения, так о чем еще можно мечтать Никлаусу Майклону?

Уверенным шагом идет по улицы думая, в какое кафе зайти, чтобы выпить кофе или что-нибудь покрепче, перед встречей с большей частью его семьи.

Дни или ночи, она уже не различала, недели прошли, месяца, даже не считала, она хотела забыть, она хотела не думать, не помнить, не страдать, после того, как ее мать умерла от рака. Но, пережив величайшую боль, сожгла прощальное письмо матери, Керри Браул поклялась выполнить последнюю просьбу матери и просто жить в мире, где нет ее. Поступила в колледж, вместе со своими подругами. Пусть, как ей хотелось, как казалось, боль чуть притихла на время, но внутри, все ещё не затихает, не гаснет. Подруги ее обнимали, спрашивали о ее состоянии.

Ее лучшие подруги поддерживали ее.

На душе пусто, но нужно жить.

Она существовала уже вне времени, то, чего она хотела, чем была одержима, стало исполняться, она и забыла, и не любила, и даже не думала, но тот крохотный огонёк всё ещё дарил ей тепло, где-то внутри, но он был.

Где-то внутри огонь и то, что она так близко к исполнению своей мечты стать журналисткой. Она получит вакантную должность в одном из журналов, после окончания колледжа.

Она словно хорошенькая кукла барби, естественно с белокурыми локонами и глазами цвета неба.

Ее каблуки стучат по асфальту,одета в легкий цветочный сарафан, джнсовка, из украшений только сережки и браслет подаренный матерью и отцом на ее совершеннолетие. Вздыхает, поправляет фиолетовый, кожаный рюкзак весящий на ее плечах. Подносит телефон к уху.

— Я слышу тебя, Элли, но скажи, почему меня послали писать о магии Вуду в Новом Орлеане, когда Джессика освещает музыкальный конкурс, Грейси берет интервью у известного журналиста, а ты вообще появишься на федеральном канале.

— Судьба… Это же практика и не переживай, потому что мне не переплюнуть Мисс Стэндфордского университета.

— Считай, что утешила меня, подруга…

— Придумала название статьи?

— Вуду у меня в крови. Слишком кроваво, но главное, что звучит. Что думаешь?

— Думаю, что это подходит, Керри.

— Хорошо, я попытаюсь выжать из себя последние соки, чтобы завершить эту статью, и кажется, я нашла приличное кафе, чтобы выпить кофе, а после пройдусь по гадалкам квартала. Пожелай мне удачи, подруга.

— Удачи, Керри и обязательно позвони.

Она думала несколько секунд, желала отключить телефон и положить его в рюкзак.

Все случилось неожиданно, что блондинка и не заметила, как столкнулась с мужчиной, телефон упал из ее рук и разбился об асфальт. Почему пережив столько падений экран ее мобильного треснул именно сейчас? Закатывает глаза заглядывая в глаза незнакомца. Сколько боли было в ее взгляде. Кажется, будто она смирилась с тем, что будет вечно проигрывать в этой жизни. Вечно расплачиваться за найденное счастье. Почему-то именно сейчас ее постигла очередная неудача и, видимо, за счастье платят собой.

— Все хорошо? – послышался голос с хрипцой и он попытался протянуть ей руку, помочь встать.

— Да. - короткое, что мурашки пробежали по коже, когда поняла, кто находится перед ней.

— Офигеть, сам Никлаус Майклсон, - позволяет себе выразиться Керри. — Я думала, что такие важные персоны ходят только с охраной.

— Я особенный, любовь моя, как твое имя?- ухмыляется, поднимая с асфальта мобильный, внимательно всматривается в чехол на котором изображены две колибри.— Эта птица никак не оставит нашу семью. Все связанно с ней. Все вокруг.

— Мое имя Керри. Например? Вас волнуют птицы изображенные на моем чехле, нежели то, что вы разбили мой телефон? - приподняла бровь.

— Она боролась за свою жизнь, ее маленькое сердце так стучит. Так отчаянно. Не это ли делают люди каждый день? – наклоняет голову.

— Люди – да, а такие как вы – нет, - скрещивает руки на груди, когда тот открывает дверь в кафе.

— Я извинюсь, - ухмыляется тот.

— Ты мне омерзителен, - толкает его в грудь проходя в кафе.

— Ну же, узнай меня и уверяю тебя, что я понравлюсь тебе, - продолжает он следуя за ней.

Она бы приходила каждое утро в это кафе, что находилось в самом конце Бурбон-стрит, не пропуская ни одного дня, и выпивала бы ровно одну чашечку кофе : капучино или латте . Официант ставит чашку с блюдцем на стол, чуть задерживая взгляд на ней. Он будто был слепым, не замечая её, как бы она не старалась привлечь к себе его внимание стоя у барной стойке. Но он лишь недовольно приподнимал бровь и вновь повторяет, что мест нет и ей лучше уйти. Она уже и вправду собиралась покидать кафе, как Майклсон схватил его за руку и силой притащил к себе. Ему ничто не помешало остановить ее, а она услышала его голос с британским акцентом завораживал, а приказные нотки в нём пробирали до мурашек всё тело. Он привык приказывать, вот и сейчас она слышала приказной тон, когда он разговаривал по телефону. И кто бы мог подумать, что её ожидания оправдаются, и она все же выпьет кофе в этом кафе . Тогда она словно превратилась в статую и стояла и слушала весь короткий телефонный разговор, показавшийся ей вечностью. Вот так бы стояла и слушала этот голос.

Стояла, пока не появился перепуганный мененджер, лет сорока восьми, сообщает посетителем, что им лучше покинуть заведение. Люди толпятся у входа, мужчины, пропускают вперед женщин, а менеджер подводит Керри к одному из столику, помогает сесть и поставил перед ней кофе. Серьёзно?!

Изначально она подумала, что это сон, но Майклсон садится напротив ее, берет в руки чашку кофе.

— Что происходит?- разводит руками та.

— Смена власти, дорогуша, - ухмыляется Клаус.

— Ты только что купил это кафе?- шепчет она.

— Да, и тебе понравится кофе. Могу посоветовать еще эклеры или булочки с сахарной пудрой, - касается ее руки, пусть та и пытается высвободится из его объятий.

— Капучино,- протянула она.

— Значит, королева чем-то недовольна, - прикусывает губу.

— Ты, обошелся с людьми, как с мусором! - поставила локти на стол, подперев ладонями подбородок.

— Я Никлаус Майклсонон и мне никто не нужен, - хмыкнул тот.

— Тогда, пожалуй и я пойду, - встает, берет в руки рюкзак.

— Я не хотел, поверь, но ты нужна мне, отодвинул от себя кофе, встал перед ней только бы она не ушла. — Бога ради, ты нужна мне.

— Обойдёшься, - коварно улыбнулась.

— Что ты знаешь о гангстере Никлаусе Майклсоне? – говорит тот опуская свои руки на ее талию.

— Я читала в Википедии, что это был наглый и хитроумный гангстер, который сохранил свое богатства во время Великой депрессии, не щадил врагов, чтил семью и очень любил своих детей и жену, он был художником. Судя по вашей фамилии, имени, туфлям и часам, за двадцать восемь тысяч, вы его кровный потомок.

— Википедия лжет, - на лице довольная ухмылка. — Я хочу, чтобы ты рассказала правдивую историю. Мне дали имя в честь его. Ты напишешь правду о каждом из семьи. Ты напишешь о сумасшедших двадцатых. Ты со мной?

Было бы совсем странно, если бы Элиас увидел сестру в другом состоянии, то какая-то теплота внутри наполняла его тело, лишь от его взгляда, что горел надеждой. Надеждой, что Катель может быть спасена.

Но он видит ее в привычном состоянии : с бутылкой алкоголя, спящую на заднем сиденье, ее туфли держит в руках охранник Джейд – молодой, сероглазый, мускулистый русый парень, которого наняли недавно. Он то, и открывает дверцу автомобиля.

— Вот ты и нашлась, сестренка - брюнетка услышала знакомый и родной голос, попыталась покинуть автомобиль, но вместо этого только упала на землю.

— Заткнись… - возражает она, ступает босыми ногами по земле, шатается, — Просто заткнись! У меня голова раскалывается!

— Прости меня, сестренка, но ты заслуживаешь не тишины, — его голос более громкий, давящий на ее слух, что та вздрагивает и морщит носит от неожиданности.

— Уходи, Элиас, - неразборчиво, язык заплетается.

— Не смогу. Судьба дала шанс собрать всю семью и я сделаю все, для того, чтобы воссоединить семью, - громко, продолжая играть на ее нервах. — Ты объяснишь свое недостойное поведение, позже, когда будешь в здравом рассудке.

— Отвали! – попыталась вскрикнуть.

— Я не отступлю! Понимаешь? – кричит, сжимая руки в кулаки.

— Оставь ее или будешь иметь дело со мной, - мулатка встает между ними, обнимает Катель.

— Ревекка, - вздыхает тот. — Прекрасно! Добро пожаловать, в Новый Орлеан.

— Да, наша кузина-шлюха развлекается, от нее так и несет скандальным сексом, стащила несколько бутылок вина из семейного погреба и замок в старом особняке взломан, еще ты стащила украшения из моего личного сейфа, которое сейчас на твоей милой шеи, говорит Клаус подходя ближе. — Как тебя наказать, Катти? Может лишить тебя состояния и запереть в клинику?

— Это украшение принадлежало Кетрин, которая является моим предком! Я знаю, что Элайджа подарил ей камею и это украшение, как символ любви. Это принадлежит мне! – пытается выкрикнуть, ринуться вперед, чтобы быть на одном уровне с кузеном и даже ударить его.

— Я запретил ходить в тот особняк! Мои приказы должны выполняться! – готов сорваться, напасть на брюнетку и пожалуй сдерживает только стоящая Керри, которая так и не решилась подойти ближе.

— Так-так, а вот и барби с портрета, - Керри вздрагивает, когда чьи-то руки касаются ее плеч и выталкивают из тени. — Новая жертва? Ник, вот скажи, зачем тебе новая игрушка. Хотя подожди, старая надрела.

— Портрета? – ужасается та.

— Расслабься дорогуша, просто ты похожа на жену Клауса Керолайн, правда это было больше столетия назад, - ухмыляется Мерт.

— Еще одно слово и я вырву твою селезенку, Мерт, - смотрит на младшего кузена из под лобья.

— Довольно, - вмешивается Элиас. — Достаточно семейных ссор! Когда это прекратиться?

— Никогда. Да-да, ты такой зануда, что с тобой не выпьешь, а вот с Ником мы выпьем сегодня и поселимся, верно? – спрашивает парень.

— Бурбон за мой счет, Мерт, - подмигивает тот. — Касл и Сальваторе идут с нами.

— Все как всегда, включая текилу и танцовщиц, бильярд, - говорит Майклсон. — Этот город мое королевство и вам же нравится семейный герб с буквой « М» - Майклсоны.

— Идемте, нужно решить семейные дела, предлагает Элиас.

— Время семейных проблем и знаменитой клятвы « Всегда и навсегда.», - соглашается Клаус.

— Не обвиняйте вашу сестру, - тихо шепчет охранник Элиасу, который держит в руках туфли марки Louboutin, — Она запуталась и не знает, как выбраться из тьмы, но я верю в то, что она может быть спасена. Вчера я видел, все ее ужасные поступки, танцы, алкоголь, как она накачивалась наркотиками и стояла посреди танц-пола. Стояла среди танцующих, обнимала сама себя и делала все, чтобы не заплакать. Самое страшное быть одиноким в толпе, поверьте мне, Мистер Майклсон. Она одинока и ненавидит это.

— Идем, дорогуша, я переодену тебя и помогу умыться, - Ревекка ее отпускает из своих объятий кузину, проходя мимо мужчин. — Я рядом.

— Иди за ними, Джейд я доверяю тебе, - глядит в глаза, а охранник кивает и спешит уйти за девушками.

— Ты же понимаешь, что я убью тебя, если ты напишешь об этом, - обращается к Керри Майклсон.

— Понимаю, к сожалению, - на выдохе, переступает порог компании.

— Подождешь меня в моем кабине, познакомишься с моими кузинами Ревеккой и Катель, - спрашивает тот. — Поняла?

— Да, - кивает, пока тот нажимает кнопку лифта ведущего в его личный кабинет.

Катель ведь знала, что ее брат любит и заботится о ней, даже когда обвиняет ее, узнает о всех ее ужасных поступках. Он любит ее, даже, когда ненавидит. Он заботится и переживает и именно поэтому она улыбается, бросается к вешалки с ее вещами и стоящей обувью, когда они с Ревеккой проходят в кабинет.

— Черное! Черное! Как же я люблю черное! О, эти батильоны, - хлопает в ладоши, а после нагибается берет в руки пару обуви.

— Твой брат привез сюда твой гардероб, - пытается улыбнуться мулатка. — Он любит тебя.

— Меня невозможно любить, Ревекка, - вздвыхает та.

— Я войду, - после этих слов Джейд полходит в кабинет, ставит на пол туфли.

Он поднимает голову, молчит, смотрит в глаза Катель. Смотрит так,как будто не только не замечает растекшуюся под глазами тушь и подводку, но и не обвиняет ее. Желает быть рядом с ней, оберегать, забрать все ее тревоги. Быть рядом : телом и душой.Воспоминания, словно тысячи осколков собрались воедино. Жить только ради нее, но видимо она не замечала его. Не замечала, что вчера его не должно было быть рядом с ней, с он был. Не замечала того, что видел тот и слышал, тот, когда та была рядом с очередным парнем, который желал заполучить ее, как трофей в свою постель. Она не умела смотреть правде в глаза, а тот видел и не позволял никому потопить ее хуже, чем есть. Не позволял и решал все по своему.

Решал, разбивая нос или просто применяя приемы, которым его обучали. Так он защищал ее и оберегал ее сердце, хотя готов был испепелить свое ради любви к ней. Сотни встреч и проведенных страстных ночей не с ним, но хотя бы тот защищал ее от тех, кто просто желал поиграть с ней, воспользоваться.

Воспоминания мелькали яркими картинками в ее сознании, а так же вчершная вечеринка перед которой она взломала сейф в пентхаусе Клауса, взяла железный ключ, который подвергся коррозии.

Было бы совсем странно, если бы Катель поступила иначе, а Джейду пришлось возиться с замком, когда они приехали к старому особняку. В реальности он бы не пошел на это, но Катель только смеялась и выпивала вино с горлышка бутылки.

— Зачем вам все это?

— Мне плохо, а здесь, среди этой пыли мне хорошо….

— Вы пьяны, Катель…

— Ломай, и меня бросил Пит. Я не желаю думать этом… Это уничтодает меня изнутри и мне нужно отвлечься.

— И поэтому лучше напиться. Вам больно и вы просто женщина. Но наркотики и алкоголь не выход.

— Чувствовать – отстойно…

— Чувствовать и заботиться – это нормально.

Ни один голос, ни один взгляд, ни что, за долгое время не казалось ей столь родным, как этот взгляд. Такой взгляд и Джейд не мог отвести свой тоскующий взгляд от ее губ, такой потерянный, но счастливый.

И так хотелось прижаться к нему, вдохнуть его одеколон, ощутить его тепло, но что-то мешало, заставляло, почему-то сторониться его. Чего она боялась? Она бы бросилась ему на шею, ощутив в своих объятиях, рассказала обо всем, что она чувствует, рассказать причины ее неадекватного поведения, но что-то держало ее, словно приковывало к земле тяжелыми цепями. Боялась открыться и полюбить.

Катель Майклсон трудно кому-либо верить, так как вся ее жизнь на замешана на лжи, предательстве и разбитом сердце. Она не может никому доверять, кроме себя самой, поскольку ее очень много раз обманывали и использовали, отсюда она и осталась одна, не знает куда идти. Отсюда и проблемы с алкоголем и наркотиками, но с появлением Джейда стало спокойнее, ведь он пытался защитить ее, заставить обернуться на сторону любви и видет то, что не видели другие. Он видел ее одиночество и то, как она ненавидит это. Но дорогу можно найти к любому сердцу и он найти дорогу к ее сердцу. На Элиасе лежит огромная ответственность. всеми силами и возможностями должен защищать клан Майклсонов, забыв о сне, отдыхе и собственных потребнойстях. Никлаусу приходится быть жестоким безжалостным, решительным, чтобы его не считали слабым, а их семью уязвимвми.

Ревекка мечтала о чем-то, закончила обучение в Нью-Йорке и у нее был отличный вкус, она помогала Сальваторе с ресторанным бизнесом.

Мерт ценил свободу и музыку, женщин выпивку, вечеринки только благодаря влиянию Ревекки он закончил обучение. Ревекка всегда добивается своей цели, заботится о семье и готова на все, чтобы защитит семью. Боится потерять семью.

Каждый из Майклсонов выбрал свой путь.

Катель не должна питать к кому-либо чувства, привязываться, испытывать желание, любить кого-то, кого-то особенного, только для себя. Не должна позволить, чтобы кто-то разбил ее сердце и ей было больно.

Она одинока, несмотря на то, что окружена кучей родственников. Так же одинока, как и Джейд, который сейчас наблюдает за тем, как она разлеглась на пыльном полу, поставила рядом недопитую бутылку вина.

Ее жизнь катится подоткас.

Он же чувствует насколько ей больно.

В глазах ненависть к взбалмошной и неуправляемой Катель сменилась на понимание. Все потому, что он чувствует родственную душу, внутренняя тоска, безликое одиночество и дикое желание разделить это с кем-нибудь. Катель просто хочется быть любимой, и только Джейд понял это, ведь тоже был одинок.

Одинок. Он стоял и наблюдал за ней, пока та лежала на пыльном полу, пила вино и смотрела в потолок.

Он молчит, а она отмахивается, что охранник решает уйти, побродить по комнатам огромного особняка.

“Не гони меня, Катель. Ты несчастна. Ты совсем одна, как и я. Но, если ты позволишь стать себе счастливой...Позволишь спасти тебя… “

Боязнь быть уязвимой еще больше, сильнее желания открыться.

Катель не шлюха и не холодная пустышка, чтобы насладиться всем этим, а потом прогнать, потому что она больше не позволит так обращаться с собой и вновь разбить свое сердце. Она просто боится любить. Потому что не сможет защитить абсолютно всех, в том числе от себя самой.

Потому отталкивает. Грубо. Холодно. Беспощадно. Гордо вскидывая голову и глотая слезы. Даже после того, как Джейд спас ей жизнь, вовремя увез ее из бара, где завязалась драка и набросил на ее плечи свой пиджак. После того, как ощутила, что она ему небезразлична. После того, как узнала, что тот что-то чувствует, а она отбростла его пиджак, как только машина остановилась около старинного особняка.

Джейд же ходит из комнаты в комнату, задыхплся пылью, готов сжечь свое сердце из-за любви к ней Его чувства сплелись в такой плотный клубок из : злосли, обиды, ненависти, проявление любви. Он прощал ей боль.

Ходил, под его скрипели старые деревянные доски, пытался рассмотреть луну, сквозь грязные окна. Ни черта. Он ничего не видит, кроме полоски света, пыли и старинной фотографии в рамки. Фотографии на которой изображены Элайджа и Кетрин в день свадьбы Фреи и Люсьена. Изображенная пара счастлива и явно не стыдиться того, что они вместе, счастливы, любят друг друга. Они не стыдятся любви. Это же преступление любить кого-то?

Не преступлении чувствовать.

Охранник забирает с собой фото, и когда возвращается в комнату, то застает спящую Катель рядом с разлитой бутылкой красного вина.

Он не оставит ее и не потревожит до наступления рассвета, уснет сидя на полу у двери.

Катель заставляет проснуться настойчивый звук мобильного. Она кашляет, голова кругом, осматривается по сторонам, и недовольная тем, что ее потревожили, но отвечает, что скора приедет. Улыбается, толкая его ногой, что тот вздрагивает, но у него нет времени злиться, ведь ее улыбка заставляет его позабыть обо всем. Он отряхивает пыль и спешит последовать за ней.

Он всегда рядом, только она не замечает.

Воспоминания меркнут и нужно возвращаться в реальность. В реальность, где Джейд раскрывает свой пиджак и достает из потайного кармана фоторамку, которую протягивает ей. Фото, которое рассматривает Катель и Ревекка.

— Я нашел это вчера и подумал, что это принадлежит вам по праву, - говорит и даже пытается улыбнуться.

— Боже, я не видела этой фотографии Элайджи и Кетрин в старых альбомах, - восклицает та.

— И вправду, они здесь такие счастливые, - проводит пальцами по стеклу фоторамке.

— «Красотка» — мой любимый фильм. И если уж проститутка и безжалостный бизнесмен смогли полюбить друг друга. Чем мы хуже? Знаешь, история Кетрин и Элайджа чем-то напоминает мне этот фильм и они так любили друг друга и сражались до конца, – подмигивает Ревекка стоя у двери и спеша закрыть ее, точно зная, что сейчас ее кузина справится и без нее. Просто, Ревекка слишком наблюдательна, чтобы увидеть,то как Джейд смотрит на Катель.

— Я пожалуй пойду, а вам нужно переодеться и я подожду, сколько будет нужно, - отворачивается от нее.

Боязнь быть уязвимой еще больше, сильнее желания впиться поцелуем в его губы.

Но другая сторона ее души понимает, что раньше ей было глубоко наплевать на чувства других людей, и всё в ее жизни до встречи с ним было не настоящим, пустым и малозначимым. У нее проблемы с доверием. Все было пустым, как и то, что веселясь на вечеринках и давая интервью, все видели только это, но Джейд, следовавший за ней по всему свету видел, как после вечеринок она ходила по городу, могла проплакать несколько дней и он желал защитить ее, в основном, от наркодилеров и мужчин в отелях.

Он всегда будет рядом.

Он что-то чувствует к ней, и она видит это в его глазах, вот только предпочла ослепнуть. Ослепнуть и видеть того, что только тот, кому не наплевать на тебя будет колесить за тобой по Европе, станет твоей тенью.

— Джейд! – вымученно срывается с ее уст, после того, как та посмотрела на фотографию которую она сжимает в руках, а тело устремляется к нему, коснулась чуть солоноватые от слез губами его губ, потом еще и еще, ощущая их нежность, тепло когда его руки скользят по ее талии и фотография из ее рук падает на пол, рамка разбивается и остаются только осколки.

Осколки любви.

Катель и Джейд теперь не одиноки, но уязвимы, как никогда прежде. Этим двоим потребуется много сил и терпения, чтобы встать на защиту своих чувств. Он сделает все, чтобы больше слезы не капали с ее глаз, подарит ей то самое заветное счастье и будет глядеть ей в глаза. Глядеть так, как будто она вся его жизнь. Сейчас он держит в своих руках такое желаемое и долгожданное счастье. Счастье, которое он не отпустит.

Ее счастье рядом с ней и это наяву и главное, что они связаны любовью.

Наши дни. Чикаго.

Место, где она всегда была и будет. Месго, где можно найти последнее убежища в городе ветров. Место, в которое не каждый мог войти. Место, где заполняют пустоту, и не только алкоголем, но и хорошей музыкой. Место, в которое всегда будут возвращаться. Таинственное место среди клубов, небоскребов, баров. Место, которое невозможное уничтожить. Место, которое хранит особую энергетику. Место, где ты можешь спрятаться. Место, где ты можешь добиться справедливости.

Место, в которое ты желаешь возвращаться несмотря на то, что есть более современные места.

Этот бар сохранил дух, и это самое главное.

Зеленоглазая, двадцатилетняя девушка танцует, прикалывает, острыми алюминиевыми заклепками, к деревянному стенду черно-белую фотографию, и на стержень заклепки были насаждены женчужены, который сохранились из нити ожерелья принадлежавший Авроре Де Мартель. Девушкас улыбается, сперва подносит к своим губам, а зетем к фотографии. Своеобразный жест памяти.

Облачена в яркий цветной топ и короткую, кожаную юбку-карандаш имурдого цвета, на шеи никаких украшений, ведь девушка предпочла несколько браслетов и аккуратные серьги, босоножки на высоком, но устойчевом каблуке. Встряхивает рыжими волосами, беря с барной стойки бокал с виски. Она могла спокойно выпивать виски или бурбон, не утратить рассудок, сидеть за барной стойкой рассуждать, о жизни, танцевать и совершенно не обращать внимание на сплетни.

Жить только для себя.

Нетти Норвуд- Де Мартель унаследовала редкий зеленый цвет глаз и огненный цвет волос от своих предков.

С самого рождения мы идем навстречу своей судьбе, и когда встречаемся со своей судьбой, в тот час, мы понимаем свое предназначение.

Предназначение Нетти быть в этом месте.

Место, в котором всегда была и будет Аврора Де Мартель. Это место — часть

Авроры, и всех последующих потомком. Место, которое видело слезы и радость.

Место, которое устояло даже во время войны.

Лия смотрела на эту потрясающую девушку, как она умело справлялась с отведенной ей ролью управляющей баром. Лия возвращалась домой, в Новый Орлеан, брала дополнительные выходные, чтобы съездить за город вместе с Роном или терпеть семейные вечеринки Майклсонов, которые устраивал Элиас. Можно закрыть глаза на все, что было, но Лия не могла, да и вечеринки были достойными. Главное, чтобы она была счастлива. А может, Лия Кеннер делала вид? Что ей еще оставалось делать, как отрицать проблемы, которые тяготили ее жизнь, продолжать вести свою размеренную жизнь в Чикаго, работать в клинике спасая людей и под одеждами, прятать родимое пятно, на правом плече, в форме полумесяца, доставшаяся ей по наследству от Хейли Маршалл-Кеннер.

Обманывала саму себя, давая пустые надежды. Постепенно эти надежды таяли, но она познакомилась с Нетти, которая, кажется вовсе не волновалась о проблемах всего того, что окружает ее и Нетти научила ее веселиться и выпускать пар, что та и забыла обо всем и перестала быть такой напряженной.

До чего странная дружба.

— Слушай, как доктор могу сказать, что пить виски с утра не предвещает ничего хорошего, - ухмыляется та, кладя сумку на барную стойку.

— Как владелица бара, могу сказать, что я всегда так поступаю, когда у меня выходной, - она присела рядом по правую руку от нее и ударила ладонью по барной стойке.

— Хорошо-хорошо, у меня тоже выходной, - проговорила та.

— Но ты не пьешь, - прикусывает губу. — Почему не поехала в Новый Орлеан?

— Работа, у меня было ночное дежурства, и я могу выпить апельсиновый фреш, - говорит, пока Нетти щелкает пальцами и олин из официантов спешит выполнить приказ хозяйки бара.

— У меня отвращение к этому городу на генетическом уровне, мой брат Тунор разбирается с этим и Брант Де Мартель , а меня больше волнует один красавчик, что заходит в мой бар каждый вторник и я уже все о нем узнала, - улыбается девушка. — Его имя Идгар и он занимается цветочным бизнесом. Не переживай, подруга и ты обретешь свое счастье и любовь. Я все устрою. Просто доверься мне.

— Это сведет меня с ума, а ты не успокоишься, - вздыхает она беря в руки стакан сока.

— Нет, и у меня есть безумный план, наверное, я такая же безумная, как и Аврора, кстати, я , наконец-то нашла ее фотографию и теперь она вернулась в то место, в которое вложила свое сердце и душу, - довольно ухмыляется, допивая янтарную жидкость, которая обжигает глотку.

— Выпьем за идеально Дьявольский план, - предлагает Лия.

— За нас девочек, которые всегда добиваются своей цели и это место, которое всегда будет служить убежищем для нас всех, - поддерживает та.

На том же самом месте, где все началось.

В месте, где она была и будет всегда.

Людям ведь нужны : счастье и любовь.

Керри отодвинула от себя наполненный наполовину водой стакан воды, который ей любезно предложила секретарша. Кажется, она сошла с ума, когда смотрела в глаза полуобнаженной девушке на портрете, и кажется, это сведет ее с ума. Портрет висящей на стене. Портрет на котором изображена Керолайн : полуобнаженная, сонная, вьющееся белокурые локоны спускаются ниже плеч, ее тело закутано в простыню, которая отлично подчеркивает все достоинства ее фигуры. Лицо освещают лучи солнца, ведь Керолайн – солнце именно тепло и свет всегда излучала блондинка. Именно в добро верила Керолайн Форбс и стала белокурым ангелом.

Он надеялся, что решив вопросы он сможет вернуться к ней. Как будто бы его тянуло к этой женщине. Как будто бы эта женщина всегда ждала его.

Дверь распахнулась и войдя в свой кабинет Майклсон не отрываясь, следил за девушкой, которая смотрела на портрет.

— Не зря я решила остаться, - начинает она. — И я красивее ее, правда? Но это дико повесить этот портрет в личном кабинете. Мы и вправду похожи…

— Дорогуша, просто в моем пентхаусе не хватило места, - ухмыляется он, а на его щеках появились ямочки. — Я покажу тебе остальные картины и город… Если ты пожелаешь.

— Пожелаю, - улыбнулась та.

Как он сразу не почувствовал, что в этой женщине есть что-то особое, притягательное.

Сердце забилось сильнее, чем ещё секунду назад, когда он стоял за дверью и не видел ее улыбку. Его взгляд всё это время скользил ней.

Она смогла сдвинуться с места, выйти из состояния оцепенения и шока, в котором находилась уже минут пять. Кажется она все позабыла под прожигающим взглядом небесно-голубых глаз Клауса. Это же просто невозможно. Невозможно, чтобы история повторилась. История, любви, которая произошла сто лет назад. Похоже,

Керри все-таки самоубийца, если не боится, касается его руки, а на его лице играла самодовольная усмешка. Конечно, Майклсоны всегда добиваются своего.

— Какая угнетающая тишина, дорогуша, - закатил глаза. — Я заказал тебе новый мобильный. Курьер скора доставит его, а пока прогуляемся по городу. Король Нового Орлеана лучший экскурсовод, в отличии, от шарлатанов из французского квартала.

— С меня хватит! - внезапно произнесла блондинка. — Ты не милый, Клаус! Зачем я тебе? Чтобы ты поразвлекался? Чтобы я и вправду написала статью о твой семье и двадцатых?

— Но только не с тобой и черт, я не знаю, что со мной произошло сегодня, но я поверил в судьбу, - провел ладонью по ее лицу.

Есть закон жизнь. Есть закон, что жизнь заканчивается смертью. А любовь? Любовь – это иное, неизведанное. Когда любовь зовет тебя, нужно следовать за ней, хотя путь будет крутым и трудным, в твоих венах будет течь яд, кости будут ломаться от боли. А когда она накроет тебя, то ей нужно уступить и послушать сердца. Когда в твоей жизни любви нет, то нужно верить в неё, иначе голос разума заглушит твои мечты и ты поставишь точку, закроешь свое сердце и тетрадь. Закроешь от любви, не услышишь ее зов.

Точки. Самые тяжелое, что мы делаем в жизни - это ставим точки. И наверно - это и есть показатель нашей смелости, а иногда глупости. Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди, и поэтому вместо запятой мы ставим точки.

Можно сколько угодно сжигать мосты или бежать от себя, от людей и обстоятельств, даже судьбы, но если где-то там свыше тебе предписано что-то, то это уже не изменить простой "точкой". Мы не можем сбежать от любви, потому что законы любви не подчиняются никаким правилам. Любовь не знает точек, потому что любовь нечто вечное, с многоточием...

А в этой истории самое время поставить точку.

И на этом точка.