Сумасшедший

Ребята здесь все оригиналы. Мы ведём беседы с Борисом Дмитриевичем, и он так славно рассказывает о своём прошлом, таком насыщенном и разнообразном, что я порой забываю о том, что мы сейчас находимся в месте для ненормальных. Он болтун и рассказывает таким аристократическим слогом, что я понимаю – ему не идёт эта больничная пижама. Ему бы тёмный фрак, сигару, котелок и трость – и всё это на фоне домашней библиотеки, с виднеющимися через стеклянную дверь корешками книг: Спинозы, Канта, Дидро, Шопенгауэра, Гегеля и прочих. Обычно он начинает свой рассказ с фразы типа: «А вот был случай, когда я проходил службу в армии. Нас отправили в Берлин, тогда ещё он разделялся на Западный и Восточный… ». И у меня всегда есть время, чтобы выслушать его. В нём есть особенность: у него возникает какая-то стыдливость, застенчивость, при рассказе об интимных моментах. Причём это не обязательно должно быть что-то действительно стыдливое или пошлое. Это может быть, например, случай, когда он рассказывал о том, что случайно, во время громкого смеха пустил слюну. Как же он себя корил! Борис Дмитриевич видимо настолько обрамлён социальными ограничениями, что принимает их за должное. Это по-настоящему прискорбно. Мне просто его по-человечески жалко.

Ещё здесь есть Николай Геннадиевич – добрый человек. Никогда не интересовался сколько ему лет, внешне он выглядит лет на шестьдесят, по поведению же – лет на шесть. Обычно он долгое время просиживает с книжками на тёплом диване. Успевает осилить две, а то и три книги за один день. Настоящий книжный червь! Ах да, совсем забыл сказать: он не читал книгу, он считал в ней слова. Это не так важно.

Что касается меня – нормальный ли я? Относительно это так, относительно это не так. Здесь все такие как я. В чём различие? Только в понимании и восприятии. Но так всегда и везде. Когда ты едешь в автобусе, то можно ли быть уверенным и сказать, что все психически здоровые? Да, они не кидаются на других людей, не кричат о преследовании их саблезубым драконом, но это не оправдание. Всё относительно и психические болезни тоже. Нельзя забывать, что ненормальность – это отклонение от большинства. И, если бы девяносто девять из ста кричали, что их преследует саблезубый дракон, один, который бы это отрицал, считался бы ненормальным. Ну, это на заметку.

Здесь собрались эти единицы из сотен, тысяч, да что уж тут, десятков тысяч людей. И это уже победа – не быть как все. А по мне, так лучше быть ненормальным, чем нормальным. Нормальный – обычный, а значит мы все – необычные. И значит, мы победили!

2

Персонал психлечебницы, однако, не далеко ушёл от лечащихся. Главная медсестра, по моему мнению, и наблюдению, серьёзно страдает неврастенией или это её особенность темперамента – она является чересчур сангвинической. Человек с такой степенью сангвиничности должен лежать в смирительной рубашке в глухом шкафу, в котором хранят трупы в морге. Она походит на воспитательницу детского сада, всегда с непреодолимой навязчивостью сюсюкающуюся с пациентами. Пару раз я, было, говорил: «эй, да отвянь ты от людей, больная». В ответ обычно получал пилюлю алпразолама и прекрасный, насыщенный радужными цветами сон. Причём, когда она просила санитаров «угомонить меня», делала она это тем же тошнотворно-умилённым тоном. Так вот, я тут подумал, что ей стоило бы начать принимать депрессанты. А существуют ли депрессанты? ведь антидепрессанты же есть.

Вопрос коснулся санитаров. Полуманьяки, полусадисты – им действительно в удовольствие видеть своё господство над другими. Помимо того, что они чувствуют превосходство в положении занимаемой должности, так они ещё и видят вполне отчётливое превосходство над лечащими людьми (как взрослый над ребёнком). Что уж тут говорить о санитарах; если любой человек будет исходить из тех же самых соображений: будет видеть в больных, либо недолюдей, либо (в прямом слове) больных людей, чуть ли не до заразности. Просто все знают ярлык «психически больной» – это объясняет о человеке всё, мнение о нём выстраивается ежесекундно. Не дай бог, попасть за эти бетонные стены, в эти белые палаты любому человеку, даже по несчастной случайности – тогда он на всю жизнь останется в глазах людей умственно больным. Вот до чего человек прекратил критически мыслить; человек привык иметь всегда с собой штамповальную машину и клеймить всех людей по заранее писаным штампам.

3

С пациентами я стараюсь держать хорошие отношения. Хочется говорить с людьми, тем более с такими личностями как здесь, хочется чувствовать себя человеком и показать всем, кто меня здесь запер, огромный средний палец. Мне нравится странность этих людей, это делает их непохожими друг на друга.