В 1796 на том островке посреди сиднейской гавани, где впоследствии так удачно поставили форт, был повешен некий Фрэнсис Морган. Несмотря на звонкую фамилию, преступником он был незадачливым — убил кого—то в Ирландии из—за часов, был пойман с этими часами, угодил на каторгу в Австралию и уже там повторил номер с тем же результатом. Высылать его было совершенно некуда, карта кончилась, дальше уже только пингвины. Пришлось разбираться на месте. Убийство с целью ограбления, выводы ясны, а на островке уже довольно давно виселица простаивает. Поставили ее там, правда, больше в качестве пугала огородного — дословно, поскольку остров использовали именно в качестве огорода, а виселица была призвана объяснить всю опасность попыток этот огород обнести. Но она есть. И висельник есть. Начали совмещать. И, естественно, перед казнью подсудимому предоставляется последнее слово. Выходит Фрэнсис Морган, оглядывается и заявляет, что о таких низменных и неприятных предметах как убийство и его последствия говорить нет смысла, но вот что он хотел бы особо отметить, это что «здесь у вас довольно—таки красивая гавань».
И, надо сказать, он был совершенно прав. Но гости страны еще лет 50 не могли понять, почему восхищение красотами сиднейской гавани заставляет население хмыкать, а вопрос, с какой точки ее лучше обозревать, вызывает неприличный хохот.
Перекресток. Ливень. С двух сторон к пешеходному переходу из дождя выплывают дама в строгом сером деловом костюме и с огромным ярко—желтым зонтиком и паренек в оранжевых шортах и желтой гавайке — с очень корпоративного вида серым зонтом (даже ручка, кажется, деревянная). Сталкиваются. Смотрят друг на друга. Ни говоря ни слова, обмениваются зонтиками и расходятся — уже в полной гармонии с собой и мирозданием.
Будни SBS
Приносят израильский фильм. Говорят — слушай, тут 6–7 субтитров русского, только что обнаружили, нужно срочно. Слышно плохо, русских монтажных листов нет, только английские — но уж сделай как—нибудь. Главное, чтобы сегодня.
Ну ладно. Беру. Слышимость и правда чудовищная. Какие—то третьестепенные персонажи через улицу перекрикиваются. И с жутким акцентом.
Час я со всем этим бьюсь, по английским листам восстанавливаю, сохраняю — и иду в контору, объяснять, что оно сделано, но что за качество я не ручаюсь.
— О, — радостно кричат мне, едва завидев, — не нужно эту программу делать. Мы тут с производителями связались, они сказали, что это и не русский вовсе, а чешский.
— Поздно, — говорю я голосом лорда Байрона посреди Миссолонги. — Переведено.
Из криминальных новостей: «Двое грабителей получили больше чем ожидали, захватив ночной клуб в Сиднее, Австралия, где за дверями в зале проходило собрание 50 заезжих байкеров. Ворвавшись внутрь и угрожая ножами, грабители потребовали всем лечь на пол и достать деньги. Повара и сотрудники ресторана бросились убегать через кухню. Услышав, что их ресторан грабят, байкеры ох@@ели. 50 человек вскочили с мест и ломанулись стадом через двери зала, хватая по пути в руки стулья. Увидев эту толпу, уже о@@ели грабители. Бросив все, они попытались скрыться, один спрыгнул с 3–го этажа. Оба были пойманы приехавшей полицией».[11]
Будни мультикультурализма
Сушечная, она же сушатница. Человек отсчитывает деньги у кассы.
— Вот, ну где же, ну как его, ага, — переходит он на английский, — three fifty.
— Thankyou. — отвечает японка за кассой.
— Аригато. — радостно сообщает клиент.
И получает в ответ не менее радостное слитное
— Tipa niezachto.
Они же
У приятелей приятелей — собака. Всем хорошая собака, овчарка келпи. Одна беда, в старости наладилась она все время с собой разговаривать, как оно, вообще—то, в старости часто бывает. Но поскольку она — собака, то и разговаривает она соответственно. Лает. А поскольку глуховата, то лает громко, чтобы себя хорошо слышать. Хозяева были этим несколько расстроены и обратились к врачу. Врач объяснил им про старость и про слух — а от себя добавил, что есть теперь в Штатах такие ошейники, противолаятельные. Специальные. На вибрацию и звук реагируют. Один вариант слегка собаку током бьет, а второй, более гуманный, цитронеллой собаке в физиономию ее собачью прыскает — а животным это не нравится, ну и отучаются они.
Ток — это чересчур, сказали хозяева, а вот цитронелла — это в самый раз. Заказали в Штатах ошейник. С большими приключениями купили и привезли. Ура.
Собрали. Проверили. Надели. Проверили. Работает. Залаяла — пшикнуло. Залаяла — пшикнуло. Залаяла… залаяла… залаяла… В общем, неизвестно, как оно с американскими собаками, а австралийской овчарке цитронелла страшно понравилась, а келпи, они сообразительные, их по этому критерию отбирают, несообразительная овчарка в Австралии никого не упасет и не построит… в общем, связь между лаем и запахом она установила мгновенно.
В доме воцарился совершенный собачий гвалт. Впрочем, хозяева быстро поняли, что происходит что—то не то — и ошейник сняли. Но собака еще долго на пробу подлаивала погромче — а вдруг запах вернется.