Слуга наклонился над столом и начал нарезать лебедя, а прислужница стала накладывать на мою тарелку разные блюда. Это была не Райла — я не знала, куда та делась — и она была облачена в ярко красный плащ и такого же цвета вуаль. Меня немного нервировало, что, как и в случае с Райлой, я не могла видеть её лица, но это совсем не испортило мой аппетит.
Еда выглядела превосходно. Конечно, я пока была знакома только с их кофе и медовиком, но я всё ещё не могла предположить, какой будет остальная еда на Сумеречной окраине. Я представляла всё самое худшее, вроде мерзкого сырого мяса или пудинга и икры из крови.
Но ничего подобного здесь не было.
— А это то, чем был нафарширован лебедь: жареные каштаны, розмарин, капуста и копчёные грибы, — сказал Калма, указав на еду на моей тарелке. — А это фирменное блюдо нашего повара: хлеб из горной ржи и березового сока, политый сиропом гортензии из Хийсинского леса. О, а вот это — пюре из скальной репы и оленьего масла со снежными бобами, пассерованными в утином жире и приправленными солью лунного камня и маковыми хлопьями.
— Не волнуйся, мак только придаёт остроту, — заметила Ловия. — У тебя не будет наркотического опьянения.
Я с благодарностью кивнула Ловии и ошеломлённо посмотрела на Калму.
— А вы знаете толк в еде.
— Ты в доме Бога, — сказал он. — Нет никого, кто ел бы лучше богов.
— Или пил, — заговорил Мор, когда к нам подошла прислужница и наполнила мою чашу жидкостью бордового цвета. — Это наше знаменитое вино из сладкого винограда.
Я признательно улыбнулась прислужнице, хотя и не была уверена, что она увидела мою улыбку, а затем поднесла бокал к носу. Напиток пах красным вином, или, может быть, чуть слаще.
Я пригубила вино, и мой рот словно ожил от удовольствия, а вкусовые рецепторы загудели.
— Восхитительно, — воскликнула я, а Мор издал один из своих громогласных смешков.
— Ну, по крайней мере, ты способна оценить хорошие вещи, — сказал Мор. — Мне даже захотелось делать это каждый вечер. У нас остался ещё один лебедь.
— Только в те вечера, когда я здесь, — сказала Ловия. — Не хочу ничего пропустить из-за работы.
— А разве твой брат не разозлится? — спросила я, отрезав кусочек лебедя.
— Отец, разозлится ли Туонен? — спросила его Ловия.
— Он бы оценил еду, но не компанию, — сказал Мор с лёгким разочарованием в голосе.
Похоже, отношения отца с сыном были не такими же крепкими, как у отца с дочерью.
— Он съел бы здесь всё и ушёл, не сказав ни слова, — пошутила Ловия. — Его даже нельзя уговорить остаться на фильм.
— Прости, фильм? — спросила я. — У вас тут есть фильмы?
Ловия кивнула.
— Отец любит фильмы. Но только старые. Это я образно. Ему нравятся фильмы, которые ты бы назвала классикой. Я думаю, это из-за того, что он ненавидит цвет и любит чёрно-белое кино.
— Это из-за того, что современные фильмы не умеют рассказывать реальные истории, — сказал Мор, указав на Ловию вилкой. — Фильмы, которые ты смотришь — ни уму, ни сердцу. Там только насилие и экшн, никакого раскрытия характеров.
Я приподняла брови, удивившись тому, что он сказал.
— И как вы смотрите все эти фильмы? Только не говорите, что вы выдёргиваете умерших актеров из Города смерти.
Он усмехнулся.
— Нет. Но это неплохая идея. Зачем останавливаться на слугах и служанках? Я мог бы создать свою собственную киностудию со всеми этими ушедшими легендами.
— Не подавай ему идей, — зашипела на меня Ловия. — Ты же знаешь, что он воплотит их в жизнь.
— Мор часто привозит вещи из твоего мира, — терпеливо объяснил мне Калма. — Иногда он привозит компьютерные устройства, чтобы мы могли смотреть фильмы. Аккумуляторы здесь долго не работают, но нам хватает такого развлечения на пару ночей.
Неожиданно Сурма издал рычащий звук.
— Не думаю, что вы в курсе, как надо по-настоящему обращаться с пленными, — пожаловался он и щёлкнул зубами. — Пленникам не предоставляют роскошные комнаты и красивые платья и, конечно же, их не поят вином и не кормят обедами. Туони, тебе следует передать Ханну Хейккинен мне.
В помещении повисла тяжёлая тишина, и все посмотрели на Мора в ожидании его ответа. Порыв ветра сотряс высокие тонкие окна, пронёсся вниз по дымоходу над камином и раздул пламя.
— Ханна — моя проблема и только моя, — сказал Мор сурово. — Я обращаюсь с ней так, как считаю должным. Она пленница во всех смыслах этого слова, её удерживают здесь стены и магическая защита замка, и ей не предоставлено ни грамма свободы. Она не может покидать ни это место, ни этот мир, она не может воссоединиться со своей семьей и своей прошлой жизнью. Она в прямом смысле потеряла всё, что приобрела за свои недолгие двадцать четыре года, и она должна подчиняться моим приказам, либо ей придётся испытать на себе прикосновение моей обнажённой руки.
Его череп наклонился вниз, когда он потянулся за своей чашей.